Эволюционное развитие человека хотя и подчинено определенным законам, но удивительно причудливо и неожиданно. Кажется, природа играет формами, отыскивая то ли самый оптимальный, то ли просто самый изящный вариант. Играет не только формами, но и методами мышления, а следовательно – и векторами развития цивилизации.

Мы привыкли определять уровень развития цивилизации по уровню развития техники, механизмов в тот или иной период времени. Долгое время нам казалось естественным, что хотя, например, Древний Египет или Китай и обладали удивительно целостными духовными системами и эзотерическими знаниями, в своем современном виде эти страны стоят значительно выше того уровня культуры, на котором находились в далеком прошлом. Такой взгляд подтверждает и распространенное мнение об общем восходящем развитии общества и цивилизации. Есть, конечно, отступления, фазы регресса, моменты упадка культуры, но все же общая тенденция – выше и вперед. Если в музее последовательно выставить каменное рубило, примитивный каменный топор, топор с железным рубилом и современную бензопилу, прогресс будет налицо. Если к тому же рядом поместить первые карты звездного неба, примитивные увеличительные стекла Левенгука и современный телескоп, данные от которого могут просчитываться на компьютере, то победа современной цивилизации над собственным прошлым будет очевидна.

Но есть то, что в музее не выставить и что не поддается никакой субъективной оценке, – уровень развития духовной культуры, уровень предрасположенности сознания в той или иной цивилизации к самораскрытию, да и возможность этого самораскрытия. Теоретически можно предположить, что предельный уровень развития сознания, его потенциальная «духовность», возможность черпать знания из самых глубин Вселенной делают ненужными всякие механизмы, ибо многие вещи можно достичь усилием сознания. А это значит, что наряду с развитием по пути технократии может существовать и другой путь. Назовем его «духократичным», хотя это слово и не очень удачно.

Нам трудно поверить в это, так как наше сознание, наши стереотипы мышления допускают лишь ту или иную степень философичности человека в технократическом обществе. Порой трудно бывает осознать жизненную философию лишь одного отшельника, живущего в уединении в горах, не только без современных удобств, но даже не разжигающего огня и согревающего себя своей внутренней энергией. Ну, а целый этнос таких существ? Увы, порог сопротивляемости нашего мышления здесь непреодолим, мы можем предполагать, логически домысливать, но пережить, прочувствовать это почти невозможно.

Кстати, сама возможность такой «духократичной» цивилизации может объяснить и почти полное отсутствие артефактов, каких-либо вещественных доказательств ее наличия в истории. Если она не развивается по пути усложнения механизмов, если она не строит сложнейших жилищ, не расписывает керамику, то она и не оставляет материальных следов. Хотя следы, конечно, есть. Знание, необъяснимая мудрость времен – вот наиболее существенный след такой протоцивилизации. Это единственное, что она может оставить, ибо в этом – суть ее существования, равно как в развитии механизмов, сулящих наибольшие удобства для нас, суть развития нашей цивилизации. Именно приобщение к этим знаниям – артефактам духовности – мы и называем эзотерическими знаниями, хотя они и имеют вполне земной исток. Исток земной, но не человеческий.

Сейчас становится ясен исток легенд о борьбе людей и великанов, считавшихся «нелюдьми». Кстати, долгое время китайская имперская цивилизация вообще относила все «варварские племена» к категории тех, «кто ходит с человечьим лицом, но с душой зверя», а многим «варварам» вообще отказывала в наличии человеческой сущности. Это – по отношению к своему же виду. А если речь действительно идет о представителях другой формы сапиентации? Здесь уже малейшие различия приобретают глобальный характер, и близкие виды входят в экзистенциальный биологический конфликт, где побеждает самый приспособленный в данное время к данным условиям. И вот в результате перед нами – картина перманентной борьбы с «великанами» и постепенное истребление их. Похоже, что люди и гиганты столкнулись между собой, причем инициаторами были люди. На Центральной китайской равнине «безрогие» убивали «рогатых» и, в конце концов, истребили.

В самом начале VI в. при дворе китайской династии Тан, славившейся своим могуществом и богатством, в покоях императора У-ди объявился удивительный странствующий буддийский монах Хуэйшань. Император У-ди, равно как и большинство других правителей танской династии, благоволил к буддизму, при его содействии было отстроено много новых монастырей, переписаны многочисленные сутры, монахам щедро раздавались подаяния. И вот до У-ди дошли слухи, что нищенствующий монах (бхикшу) Хуэйшань удивляет публику рассказами о некой стране, откуда он вернулся несколько лет назад. Хуэйшань был приглашен ко двору еще раз поведать свою забавную историю, которая больше напоминала древние китайские мифы о «землях необычайных», нежели воспоминания путешественника. Один из правителей областей по имени Юй Цзе, который присутствовал при рассказе монаха, подробно записал его изложение под названием «Лян сы гун цзи» («Заметки четырех правителей династии Лян»), которое и дошло до нас.

А рассказ этот оказался поистине удивительным, не случайно большинство слушателей отнеслось к монаху с большим недоверием. Достаточно было вслушаться в некоторые пассажи рассказа монаха, выдержанные в традиционном стиле мифических повествований о далеких землях, где «живут небожители и бессмертные», чтобы понять яркость фантазии Хуэйшаня. В основном его рассказ был посвящен некой таинственной земле Фусан и прилегающим к ней территориям, полным необычных явлений, где, к тому же, живут люди странного вида.

Хуэйшань поведал, что несколько лет назад он отправился в какую-то страну, лежащую за более чем 20 тыс. ли (приблизительно 10 тыс. км) к востоку от Китая, встретил там народ, находящийся на сравнительно высоком уровне цивилизации, хотя этот уровень и был ниже, чем развитие китайской культуры того времени. До нас не дошло упоминаний о том, каким образом Хуэйшань добрался до этой далекой страны и каким образом вернулся обратно, а также сколь долго он отсутствовал. Известна лишь дата его возвращения – 499 г. Посетил Хуэйшань некие территории, которые именовал странными названиями: «страной Фусан», «государством Женщин», «землями Юйцзе».

Много, очень много было необычного в его повествовании. Известный французский китаист де Гинь еще в конце XVIII века обнаружил запись рассказов монаха в древних китайских хрониках и сам в немалой степени поразился этим рассказом:

«В году 499 буддийский монах по имени Хуэйшань приехал в Китай и рассказывал о некой стране, называемой Фусан. Фусан расположена в 20 тыс. ли (т. е. ок. 10 тыс. км) к востоку от страны Великая Хань. Она также расположена на востоке от Срединного царства (т. е. от Китая). В ней растет большое количество деревьев фусан, откуда страна эта и получила свое название. Листья этих деревьев – цвета дуба. На своих ранних этапах эти деревья выглядят подобно росткам бамбука. На них произрастают съедобные грушевидные плоды, красноватые на цвет. Из коры деревьев может изготавливаться материя, из которой местные жители делают одежду. Для постройки своих домов они изготавливают доски... У их городов нет стен. У них есть письменность, и они изготавливают бумагу из коры дерева фусан. Они не ведут войн, а поэтому у них в этой стране нет оружия. В этом государстве есть тюрьмы – одна на юге и одна на севере. За небольшие проступки преступников помещают в южную тюрьму, а за более серьезные – в северную. Если преступник прощен, его переводят в южную тюрьму, но если ему не удалось добиться помилования, он остается в северной тюрьме. Эти люди, что помещены в северную тюрьму, мужчины и женщины, могут жениться друг на друге, а, потеряв сестру, они горюют три дня, не принимая пищу. Здесь же на стены вешают изображения духов, которым совершают поклонение утром и вечером. Люди не носят траурных одежд или других знаков траура.