«С горных высей стремится ручей…»
© Перевод К. Бальмонт
С горных высей стремится ручей;
Ниспадая, о камни он бьется,
И журчит, и ворчит, и смеется,
И звенит под сияньем лучей.
Сочетанию радостных звуков
Лес кругом слабый отзвук дает, —
Так старик еле внятно поет.
Слыша звонкое пение внуков.
Но безмолвствует вечный утес;
Наклонившись громадой угрюмой,
Он охвачен загадочной думой.
Он исполнен неведомых грез…
1890
ПЕРЕД КАРТИНОЙ ХУДОЖНИКА Г. БАШИНДЖАГЯНА[3] «ДЗОРАГЕТ[4] НОЧЬЮ»
© Перевод Э. Александрова
Ущелье это в грозной красоте
Изобразил ты живо на холсте.
Поистине, душою исполин
Ты, охвативший мощь родных вершин.
Задумчиво застывших под луной,
И блеск реки, вскипающей волной.
И звездное сияние небес,
И сонный сумрак, скрывший всё окрест.
Гляжу — немым покоем ночь полна…
В моей душе такая ж тишина.
Но что это? В ущелье, одинок,
В глубокой мгле мерцает огонек, —
Там хижина стоит среди камней.
Ты знаешь ли, кто обитает в ней?
О нет, не знаешь ты! Когда б, на миг
Ты в душу заглянув к нему, постиг,
Какая буря затаилась там, —
Тогда б покоя не дал ты сердцам!
1890
СО ЗВЕЗДАМИ
© Перевод В. Звягинцева
Звезды, звезды! Вы
Очи синевы.
Ярок средь ночей
Светлый смех лучей.
Под улыбкой звезд
Я ребенком рос;
Я скакал, резвясь,
Как и вы, смеясь.
Так же в вышине
Светите вы мне
В час, когда теперь
Плачу от потерь.
Над моей простой
Гробовой плитой
Так же с синевы
Улыбнетесь вы.
1890
«Любуюсь бледных роз игрою…»
© Перевод Р. Ивнев
Любуюсь бледных роз игрою,
Что на щеках твоих зажглась,
И меланхолией покоя
Двух черных и глубоких глаз.
Глубинам сердца лишь известно
О тайне той — любви моей,
И никогда в стихе и песне
Я миру не скажу о ней.
Но и хранить ее не властен,
В себе носить ее нет сил,—
Как не сказать об этом счастье,
Не рассказать, как я любил!
18 марта 1892
НЕ ПРОСИ МЕНЯ
© Перевод Н. Сидоренко
Не проси меня, не воспою
Я печаль безмерную свою, —
Отшатнется прочь твоя душа,
Увидав до дна всю боль мою…
Милый друг, ты не проси меня, —
Не спою тебе про это я!
Раз в горах пропел я те слова —
И завяли розы и трава!
Голая пустыня там легла,
Вздохами иссушена, мертва…
И в горах, где серый пепел лег,
Уж теперь не расцветет цветок!
Ветерки и аромат земли,
Зори золотистые вдали
Мне нужны, — ведь песню для тебя
Я сплету из них, а ты внемли…
Только не поется! В сердце — ночь.
Пламень скорби гонит радость прочь.
1892
«Грусть свою я принес из родимой страны…»
© Перевод Н. Адамян
Грусть свою я принес из родимой страны,
Ею песни мои неизменно полны.
Ею лира моя и сегодня горда,
В ней одной обретаю я крылья всегда.
И никак вам понять и постичь не дано.
Что с любовью ту боль я встречаю давно…
И в часы ваших шумных пиров, за столом
Поднимая заздравную чашу с вином,
Я рыдаю, но слезы не льются из глаз,
Плачет сердце мое незаметно для вас,
Ну, а песня… Не слышите вы, как она
Стонет, скорби полна: «О, родная страна…»
<1893>
У СКЛЕПА Н. БАРАТАШВИЛИ[5]
© Перевод О. Румер
Утешься, Грузия! В заветный этот миг
Что омрачило так твой мужественный лик?
То, что безмолвный прах увидела ты вновь
Певца, снискавшего в душе твоей любовь?
Иль тьма глубокая могилы дорогой
Смутила тяжко дух осиротелый твой?
Да, своего певца вновь похоронишь ты,
Но им зажженные все чувства и мечты
Гореть останутся, — для них кончины нет.
Покуда над землей сияет солнца свет.
И, верь мне, некогда в их пламени сгорит
Всё бремя мук твоих и горестных обид.
Тебе же, родины-страдалицы певец.
Обретший вечную могилу наконец,
За всё, что вынес ты мятежною душой.
Пусть небо ниспошлет заслуженный покой.
1893
ПЕРЕД КАРТИНОЙ АЙВАЗОВСКОГО
(Экспромт)
© Перевод В. Брюсов
Восстав, в океане неистовость вод
Тяжелыми всплесками бьет до высот.
Под яростный рев строит призраки гор,
И буря безбрежный, безгранный простор
Одевает, как в дым,
Дуновеньем своим.
«Ни с места!» — воскликнул — палитра в руках —
Старик чародей, и взмутившийся прах
Покорен, заслышавши гения зов;
И, в бурю, безмолвно громады валов
Вот стоят, как во сне,
На его полотне.
1893