Преграждая путь гремящим «тиграм»,
Ждут в овраге пятеро солдат;
Разложив гранаты и бутылки,
Зорко за противником следят.
Вот один из гадов стальногрудых,
Остановленный, пройти не смог
И свалился набок у кювета,
К облакам задрав свой черный рог.
Рвутся «тигры», изрыгают пламя,
Все теснее их зловещий круг.
И средь пятерых солдат нашелся
Жалкий трус, он руки поднял вдруг.
Но сосед-боец, приятель прежний,
В спину штык ему тотчас вонзил.
— Смерть прими от земляка, предатель,
Если ты заржавел и прогнил!
Бой закончен. Вражеские танки
Не смогли пробиться под огнем.
Пятеро солдат лежат в овраге,
Успокоившись последним сном.
И четыре алые гвоздики
Славные могилы осенят,
Но репейник вырастет на пятой,
Где схоронен трус, а не солдат.
Вы придите, девушки, к могилам,
Вырвите репей, что вырос там,
И отдайте всю любовь и ласку
Алым, незапятнанным цветам!
В сияющий день на исходе зимы,
Когда оседает подточенный влагой
Рыхлеющий снег, от рассвета до тьмы
На горке Серебряной шумной ватагой
Крестьянские дети играли в снежки.
В тумане алмазной сверкающей пыли
Они кувыркались, ловки и легки,
Потом они снежную деву слепили.
Стемнело. Морозило. В твердой коре
Застыли сугробы, дремотой объяты.
И, девушку бросив одну на горе,
По светлым домам разбежались ребята.
А ночью повеяло с юга теплом.
И ветер, лаская дыханием влажным,
Нашептывал девушке сказку о том,
Как много прекрасного в солнце
отважном:
— Ты солнца не знаешь. Могуч и велик
Наш витязь блистающий, с огненным
телом,
Глаза ослепляет пылающий лик,
И землю он жжет своим пламенем белым!
Но девушка только смеялась: — К чему
Мне солнце твое и весна молодая?
Я ваших страстей никогда не пойму:
Из белого снега, из синего льда я,
И в сердце холодном не сыщешь огня.
Дружу я с морозом и с ветром студеным,
А с солнцем простой разговор у меня:
Захочет — само пусть приходит
с поклоном.
Светало. За лесом горел небосвод.
Могучее солнце взошло на пригорок,
Красавицу снежную манит, зовет,
Дарит ей лучей ослепительный ворох.
И девушка вздрогнула. Ранней зарей
В ней душу весна пробудила впервые…
Любовь задает нам загадки порой,
И жар ее плавит сердца ледяные.
И снежная девушка к речке плывет,
Влюбленная в солнце, совсем как живая,
Туда, где под ветром ломается лед
И льдины грохочут, друг друга сжимая.
И солнце пленилось ее красотой
И, сняв ледяное ее покрывало,
В объятиях сжало рукой золотой
И снежную девушку поцеловало.
Ее опалило волшебным огнем…
Охвачена неодолимым порывом,
И, вся растворяясь в любимом своем,
Она зажурчала ручьем говорливым.
Прозрачные капли блестят на лице —
То слезы любви. Не узнать недотроги.
Где гордая девушка в снежном венце?
Где сердце, что было так чуждо тревоге?
В объятьях любимого тает она,
Течет, и поет, и горит, и сжигает,
Пока не затихла, как моря волна,
Когда она берега вдруг достигает.
Лишь в землю последняя слезка ушла…
Где снежная девушка с песней бежала,
Там выросла роза, как солнце светла,
Как солнце, горячая пламенем алым.
Любовь, так и ты разливайся, горя!..
Мы с милой сольемся, как вешние воды,
Чтоб там, где любил я, где жил я все
годы,
Багряные розы цвели, как заря.
Прожил девяносто лет Фарук.
Утром встал, исполненный кручины, —
О себе задумался он вдруг,
Низко опустив свои седины:
«Пожил я — и хватит! Человек
Должен совесть знать, а мы забыли,
Что пришли на землю не навек.
Надо мне подумать о могиле.
Надо мне оставить в стороне
Горести и радости мирские,
Надо помнить о последнем дне,
Отвергая помыслы другие».
И пошел к гробовщику старик,
С бренной жизнью мысленно прощался.
Но случилось так, что гробовщик
Рядышком с цирюльней помещался.
Только на крыльцо ступил Фарук,
Сотрясаясь всем бессильным телом, —
В красных ичигах, в халате белом
Девушка из двери вышла вдруг.
Есть ли в мире сердце, чтоб осталось
Равнодушным к прелести такой?
Перед ней согнет колени старость,
Смерть отступит перед красотой.
Сердце стариковское бросала
Девушка то в пламя, то в озноб.
Засмеялась и шутя сказала:
— Как дела, мой дед? Вам нужен гроб?
— Что ты, дочка! Смерть — не у порога,
Рано думать о последнем дне.
Бородой оброс я, и немного
Бороду поправить надо мне.