– Неужели тебе не хотелось бы слетать на Марс? – И Вера Аркадьевна смотрит на Костю так, словно пропуск на Марс у нее в кармане.

Горнист на картине оживает. Его розовое лицо и галстук наливаются светом. Он чуть шевельнул головой. «На Марс! – трубит он. – На Марс!» Костя широко открывает глаза. Снится, что ли? Да нет, просто солнце вышло из-за облака и осветило картину.

– На Марс, Шмель, на Марс, а? – повторяет Вера Аркадьевна.

И тут Костю вдруг осеняет.

– А знаете, Вера Аркадьевна, – говорит он, – мне один раз снилось. Я лечу… и кругом одни звезды! Я даже одеяло сбросил. Честное слово!

И Вера Аркадьевна верит. Она уже сорок лет работает в школе. Тысячи таких, как Костя, прошли через ее руки. Но по-прежнему ей всегда легче поверить хорошему, чем плохому.

– Вот видишь, Костя, – говорит она, – ты ведь все понимаешь. Иди, извинись перед учителем. Иди и обещай, что это – последний раз.

Не столько в словах ее, сколько в голосе – доброта и мудрость старой женщины, которой гораздо приятнее похвалить или простить, чем наказать или выругать.

А Костя, собачий сын Костя Шмель, если не умом, то чутьем понимает это. Он опускает глаза, будто ему и в самом деле стыдно. Он переступает с ноги на ногу и чуть наклоняет голову, будто и вправду чувствует себя неловко.

– Я обещаю, Вера Аркадьевна. – Он степенно идет к двери, оборачивается. – Спасибо, Вера Аркадьевна, – произносит Костя, вроде бы и некстати, а на самом деле так кстати, что Вера Аркадьевна только машет рукой и уже больше ничего не говорит.

Дверь открывается и закрывается. Сине-белая табличка остается за спиной. Звенит звонок.

Костя идет по скрипучему коридору, лихо печатая шаг. На лестнице он ложится животом на перила и мчится вниз, грохоча ботинками по мраморным ступеням.

Он вбегает в буфет, где уже выстроилась ребячья очередь.

– Алё! Вы на Марс? – орет он. – Кто последний – я первый! Вчера занимал! – и с разбегу вклинивается в очередь.

Сегодня после уроков в класс прибежал Владик – наш вожатый из восьмого «Г». Он спортсмен и очень подвижный. Даже когда он стоит, то кажется, что все равно бегает. Вообще-то он – ничего, потому что никому не дает никаких поручений. Заглянет в дверь, спросит:

«Ну, как дела?»

Ему отвечают:

«Так себе».

«Хорошо!»

«Плохо».

А Владик скажет:

«Ну и молодцы. Жми дальше», – и опять убежит.

Но сегодня Владик убежал не сразу. Мы уже расходились, но Владик загородил дверь и сказал, чтобы мы остались.

Я спросил:

– А зачем?

– А затем, что вы не ведете никакой работы и мне из-за вас влетело.

– А зачем вести работу?

– Потому что вы пионеры.

– А зачем мы пионеры?

– Ты что, ненормальный? – сказал Владик.

А я снова сказал:

– Зачем ненормальный?

Я уж знаю: если все время задавать один и тот же вопрос, то можно разозлить любого человека. Вообще-то Владик – ничего, но мне просто интересно, что я могу разозлить кого хочешь.

Владик, конечно, разозлился.

– Тебя, Шмель, – сказал он, – сегодня опять выгнали из класса, можешь и сейчас уходить.

– Могу? – спросил я.

– Можешь!

– А остаться могу?

– Как хочешь.

– А уйти тоже могу? – снова спросил я.

Тут Владик покраснел. Он сжал кулаки. И ребята перестали смеяться. Ну, и я замолчал.

– Так, значит, ребята, – сказал Владик, – нужно чего-нибудь придумать. А то у вас пионерская работа отстает. Я, как вожатый, за вас отвечаю, а у меня и без вас дел хватает. Даже сегодня – соревнование. Давайте думать быстрее.

Ребята помолчали, помолчали, потом Алик Летицкий предложил:

– Давайте бумагу собирать.

– Нет, лучше железо, – сказал Мишка Летицкий.

Алик и Мишка – близнецы. Они просто терпеть не могут, что похожи друг на друга. Им надоело, что их все время путают. Поэтому они всегда спорят и даже в школу ходят по разным улицам.

Владик обрадовался:

– Очень хорошо. Давайте – бумагу. Знаете, сколько из нее тетрадей можно сделать?

– Лучше железо. Бумагу уже собирали, – возразил Мишка.

– Железо тоже хорошо, – согласился Владик. – Стране очень нужно железо. Вот… А у меня сегодня соревнование. Давайте решать быстрее. Все равно собирать чего-нибудь нужно.

– А ты лучше помолчи, – повернулся Мишка к Алику. – Железо тоже собирали.

– Не стоит спорить, ребята, – сказал Владик. Он все время бегал вдоль доски и поглядывал на часы. – Какая разница, чего собирать? Пускай половина собирает бумагу, половина – железо. А потом подведем итоги. Договорились?

Я сидел и думал: ничего мы не договорились. Мне-то все равно: хоть железо, хоть бумагу, хоть Исаакиевский собор. Конечно, потом ребята будут говорить, что я не активный. А учителя говорят, что я даже слишком активный. Тут не разберешь. Если все пойдут – и я пойду. А не пойдут – и я не пойду. Или можно еще так: все пойдут, а я – нет. Или так: все – нет, а я пойду.

В общем, пока я думал, встал Борька Таланов.

– Знаешь, Владик, – сказал Борька, – а может, лучше сделать антенну?

– Какую антенну?

– Такую… Телевизионную, направленную. Чтобы можно было принимать разные города. Москву, например, или Киев…

– И Африку? – спросила Вика Данилова.

– Африку – не знаю. А Лондон или Париж – может быть. Я читал, что даже на обыкновенной принимают. Случайно. Только антенна должна быть специальная… – начал было Борька, но Владик его перебил:

– Вот и хорошо, Боря. Здорово придумал! Насчет Парижа вы тут сами разберетесь. А я побегу. Только вы мне потом пока жите, когда сделаете. Ладно? – И Владик убежал.

Ребята обступили Борьку:

– А как ее сделать?

– А где ее поставить?

Они спрашивали, а Борька рассказывал, что антенна должна быть в несколько рядов, большой высоты, вращающейся. И чтоб моторчиком можно было управлять из комнаты…

Все думают, что мы с Борькой друзья. А я не знаю – друзья или нет. Мы с Борькой никогда не ссоримся надолго. Я не могу долго сердиться, а Борька не любит драться. Я тоже не люблю драться, но зато могу разозлить кого угодно. А Борька не любит злиться. Вот я и не знаю – друзья мы или нет. По крайней мере, целоваться я с ним не буду, хоть он и живет на моей лестнице и все время строит какие-то приемники. Даже наоборот, мне стало обидно, что он раньше ничего не говорил про антенну. Я протиснулся к Борьке и сказал:

– Борька, ты все знаешь, да? И про антенну… И еще, может быть, про Снежного человека… Или про Марс… А когда на балконе ходят, знаешь?

Борька засмеялся.

– Когда ходят, тогда и ходят. Отвяжись, Костя.

– Нет, ты ответь.

– На бал кони никогда не ходят, – сказал Борька и принялся дорисовывать свою антенну.

А Вика Данилова посмотрела на меня, как на чучело, и сказала:

– Старо. Это еще из второго класса. Ты, Шмель, придуман чего-нибудь поумнее.

– Могу и умнее, – ответил я. – Ты дура и староста – вот тебе и поумнее.

– А ты хулиган!

Ребята захохотали. Они уже не глядели на Борькину бумажку, а глядели на меня и ждали, чего я отвечу. Я сказал:

– Африканская принцесса. А Вика мне:

– Шмель несчастный! А я Вике:

– Почему несчастный?

– Потому что клоун.

– А почему клоун?

– Потому что потому.

– А почему потому что потому?

Чем больше я спрашивал, тем громче хохотали ребята и сильнее злилась Вика. И все забыли про Борьку и про его па рижскую антенну. А я все спрашивал. Но когда я снова взглянул на Борькину парту, то его уже не было в классе.

А Вика побежала за ним.