Юноша, поступивший на работу в отель, может избрать несколько вариантов, как вести себя в дальнейшем. Если он не в силах противостоять окружающим соблазнам — женщинам, выпивке и возможности красть все, что плохо лежит, то его чаше всего с треском выгоняют. Но если он в состоянии вести себя подобающим образом (а точнее, умеет прятать концы в воду), то, как правило, без особых хлопот может: 1. Подняться по служебной лестнице и занять на самом верху прочное положение. 2. Ничего не добиться и остаться простым служащим. 3. Используя контакты и связи отеля, заполучить хорошую работу вне его.

Как ни странно, но это сразу бросается в глаза — очень многие юноши избирают для себя то, что отмечено цифрой "2".

Служащий отеля всегда остается «парнем», независимо от возраста, выросшего брюшка и больных ног. Остается им и в шестьдесят пять, как был в четырнадцать, когда впервые стал коридорным, лакеем или «старшим, куда пошлют». Не меняется с течением времени и его заработок: на закате лет он получает не больше, чем в самом начале. Правда, к этому делу можно подойти с другого конца — не меньше, чем когда был молодым. Знаете ли, поменять приятную, полную щедрых чаевых должность на менее доходную работу, пусть и предоставляющую в дальнейшем возможность для роста, — это не та вещь, на которую решится всякий юноша.

И все же некоторые выбирают для себя дело, на котором можно вырасти. Они не мыслят себя в будущем «дедами», одетыми в ливрею и отвешивающими поклоны в благодарность за чаевые, не хотят вечно быть на подхвате у тех, кто за известную мзду волен распоряжаться ими как ему заблагорассудится. Во всяком случае, многие из тех, с кем Митч начинал работать в отеле коридорным, все же смогли выбиться в люди и теперь занимали высокие, почетные должности.

В свое время в силу какого-то предвиденья и просто из-за чувства симпатии Митч помогал им завоевать свое место под солнцем. Поэтому ныне, за редкими исключениями, они тоже были готовы ему помочь, отчасти из благодарности, но главным образом из чисто практических соображений — Митч всегда был при деньгах, а кто знает, когда может понадобиться заем? К тому же с его покладистостью иметь с ним дело было одно удовольствие. Кроме того, для тех, кто так или иначе связан с отелями и кормится за счет постояльцев, характерно презрение ко всем, кого они обирают. И всякий любитель азартных игр, играющий профессионально и зарабатывающий себе этим на жизнь, рассматривается ими как законная добыча.

Митч рывком распахнул дверь. На пороге стоял пухлый, розовощекий мужчина в тщательно отутюженных брюках и визитке. Ухмыляясь чуть ли не до ушей, он протянул к нему руки:

— Митч! Никак это ты, очаровательный мошенник?! Я только что обнаружил, что ты к нам нагрянул.

Митч с притворным отчаянием простонал:

— Тарк! Да храни нас Господь, это Тарк! — Он втащил толстяка в апартаменты и оповестил Рыжую: — Все пропало, радость моя, здесь сам Таркелсон!

Таркелсон восторженно рассмеялся, когда на оклик Митча чуть ли не бегом ворвалась Рыжая. Она с энтузиазмом заключила толстяка в объятия, запечатлела поцелуй на его лбу и получила ответный в щеку. Затем повернулась к Митчу:

— Есть ли какой-нибудь способ ускользнуть от этого типа?

— Это тот самый вопрос, который у всех на устах, — ответил он.

— Ну, тогда пусть хоть ведет себя прилично, — с напускной строгостью объявила Рыжая, — а не то мы все-таки на тридцатом этаже.

Митч усадил гостя на стул, ножки которого тут же промяли ковер до пола, и поинтересовался, какой пост занимает Таркелсон в этом отеле — моет тарелки или чистит туалеты? Толстяк, хохотнув, сообщил, что претендовал на обе эти должности, но его сочли не заслуживающим столь высокой чести и заставили довольствоваться скромной ролью управляющего. На самом деле, тут же добавил он, слегка помрачнев, работенка эта оказалась не столь уж приятной — это лишь со стороны она выглядит синекурой. Практически всем заправляет концессия — едой, напитками, прачечной, прислугой, газетным киоском и кухней, ему же достались чисто административные функции.

— Впрочем, грех жаловаться, дела у меня идут неплохо. — Лицо Таркелсона вновь посветлело. — Но и вы, ребята, как я вижу, преуспеваете. Когда можешь позволить себе отвалить сорок пять сотен в месяц за номер...

Тут Рыжая испустила вопль и чуть было не хлопнулась в обморок. Митч в отчаянии воззрился на гостя.

— О Боже, Митч! — Таркелсон хлопнул себя ладонью по лбу. — Мне следовало бы догадаться, что ты скрыл от нее такую безделицу.

— И почему только меня угораздило жить с тобой в одной стране?

— Вот я и пришел, чтобы выяснить это среди прочих вещей.

Я имею в виду, внести ясность, есть ли от меня хоть какой-нибудь прок? Рыжая, ты будешь женщиной моей мечты, если сделаешь одолжение и передашь мне телефон...

Она выполнила его просьбу. Мгновенно их глазам предстал совсем другой человек — властный, без тени юмора. В его голосе звучали металлические нотки, когда он разговаривал с портье:

— Надеюсь, Дэвис, есть вещи, которые вы все-таки знаете? Или, по крайней мере, должны знать. При всех прочих равных условиях стоимость проживания в номере зависит еще и от нашего желания иметь постоянных посетителей. Как вам известно, мы хотим, чтобы люди к нам возвращались. Или у вас на сей счет иное мнение? Ну, тогда ладно! Хорошо! Но в дальнейшем консультируйтесь со мной! Ох да, и назначьте плату, хм, в тридцать семь сотен, ну, и еще, скажем, пятьдесят долларов.

Таркелсон положил трубку и лучезарно им улыбнулся. Митч притянул Рыжую к себе на колени и слегка шлепнул, как бы подавая сигнал. Та не замедлила заявить:

— Это прекрасный человек, Митч. Может, нам следует сделать ему небольшой подарок?

— Но у него и так всего навалом, — возразил Митч, — перхоть, окорока, бюст как у женщины...

— Ну давай посмотрим, — перебила его Рыжая, пока толстяк с жалким видом пытался рассмеяться. — Почему бы не дать ему ведро сэндвичей с маслом? Он явно умирает от истощения.

— Для такой утробы ведра хватит лишь на один зубок. Как насчет того, чтобы дать ему на лапу?

— Тогда или прямо сейчас, или никогда, — заявила Рыжая. — В конце концов, он ведь крупная шишка... в обхвате.

— Мы дадим ему всего лишь один шанс, — провозгласил Митч. — Тарк, ты должен истратить те пять сотен скидки, что сделал мне за номер, себе на бутерброды и непременно с маслом.

Таркелсон сначала наотрез отказался принять пять сотен — ведь друзья есть друзья.

Затем отказался принять так много — все-таки друзья есть друзья.

Наконец, согласился взять деньги — и только из-за того, что друзья остаются друзьями, а значит, должны помогать друг другу. И раз уж они помогают ему, то он тоже должен им помочь.

— Кое-что намечается в Зирсдейлском загородном клубе. Могу достать тебе гостевой билет.

— А сможешь включить меня в игру?

— То есть в число избранных? Даже Иисуса Христа и то не смог бы.

Рыжая и Митч в унисон простонали. Потом наперебой стали упрашивать Таркелсона. Тот похохатывал, отшучивался и багровел от восторга. Он, видите ли, страшно смущен тем, что взял такие деньги, хотя видит Бог, как они сейчас ему кстати, так что придется им удружить, чтобы не так уж мучиться угрызениями совести.

— Каков характер, а? — Митч ткнул в него пальцем. — Он и впрямь добудет нам пригласительный билет аж в загородный клуб!

— Вот что значит влияние, — поддакнула Рыжая. — Держу пари, он может даже добиться того, чтобы наши имена занесли в телефонный справочник.

— Он весь — одно сплошное сердце, — продолжил Митч. — Огромное, как... кухонный котел.

Смеясь, менеджер поднял руки вверх:

— Ладно, смейтесь! Но так и быть, попробую кое-что сделать. Уинфилд Лорд-младший заказал у нас номер на следующую неделю, и я знаю, как вас свести. Могу при разговоре с ним сообщить, что ты игрок, тогда он сам постучит к тебе в дверь.