- Ну, зовись тогда, мнэ-э... Выпертотом. Нравится?

- Нравится. Так чего желаешь, друг сердечный?

- Это смотря, что ты можешь.

- Все могу!

Ежели все, то еще ничего, думаю. Что б мне хотелось сейчас эдакого особенного? Чтоб на всю жизнь запомнилось и не стыдно было потом перед собой?

- Ага, - решил я. - Неохота мне на работу идти, слабость какая-то одолевает... Сделай так, чтобы все считали, будто завтра у меня воскресенье.

Друг пожужжал, попыхтел, покрутился на месте и говорит:

- Готово!

- Мнэ-э... Вон ты какой шустрый... Ну, коли так, то сооруди тогда, чтобы я совсем работать перестал, а жалованье ко мне бы шло.

Еще две минуты - и уже готово. Хорошо иметь механического Друга!

- Так, - говорю после некоторого размышления, - это тебе и впрямь раз плюнуть... А сделай мне теперь автомобиль - не век же пешком ходить! И чтоб права, и... Словом, понимаешь.

И автомобиль добыл. Потом квартиру мою до восьми комнат расширил, мебелью в большом количестве модерновой обставил, с хрусталями и бронзой литой, фонтанчик устроил и бассейн для купания. Затем дачу мне отгрохал и участок в лесу отхватил гектаров на пять, с садом, стадом, с речкой, пожарной командой и шоссейной дорогой прямо к даче. Потом аэродром построил и самолет пригнал.

- Ну, что еще? - спросил Выпертот, изрядно потрудившись. - Чего еще ты хочешь?

- Славы хочу. Хочу стать великим писателем, чтоб меня называли новым Львом Толстым.

Стал я писателем. Обо мне в газетах тут же напечатали. Дескать, живет такой-то и творит. Начал я в маститые выбиваться и дачу свою прозвал "Ясный овражек".

Словом, в один день - да что там, меньше, в несколько часов! заполучил я все и зажил припеваючи, как и должен уметь жить простой человек, идущий в ногу со временем.

Уж не помню, сколько минуло с тех пор, как вдруг является ко мне делегация, вся из товарищеских судей, и сообщает, что живу я на нетрудовые доходы, что на деле я дутый хапуга и все, что у меня есть, пора бы и конфисковать.

Естественно, возмущению моему не было предела, я рвал и метал, строчил объяснительные статьи, выступать порывался, но... не помогло.

Забрали у меня все. И дачу, и машину, и самолет, и квартиру, и даже ненаглядного друга моего Выпертота. А я так к нему привык, можно сказать, полюбил... Даже ящик красочный - и тот забрали!

В смятении душевном побежал я в магазин.

На витрине было пусто, и только белел плакат "Наш быт - лицо наших дней" с аршинными огненными буквами.

В магазине - все та же чистота, уют, и вдоль прилавков автоматы сияют, у каждого мастер сидит и починяет.

- Как же так? - вскричал я оскорбленно.

Подошел ко мне продавец с лицом физика-теоретика, который ничего не открыл, но верит, что откроет, и сказал:

- Вышла ошибочка, молодой человек. Та машина, которую мы продали вам, для творчески-порядочных лиц предназначалась. Она уж слишком многомощная.

- Но отчего сказали, будто я на нетрудовые доходы жил?

- Да так оно и есть! Вы жили в ущерб государству. Думаете, машина из воздуха вам все это строила? Нет! Она выкрадывала имущество народное и передавала вам. Так вы и жили.

- Что же делать мне теперь? - спросил я в отчаянии.

- Ничего, - успокоил продавец, - машину мы назад в витрину поместим, пусть постоит пока, где стояла. А вас - туда же!

- То есть как? За что?

- Я ж говорил вам - неувязка вышла, - пояснил охотно продавец. - Вот поглядите.

Шагнул он ко мне, елейно улыбаясь, и вдруг проворною рукою под мою рубашку - шасть! - и вытянул оттуда глянцевый ярлык на пурпурной тесьме.

- Вот, - сказал он, - мы думали, все обойдется, не станем вас расстраивать, да, видно, судьба... Вслух читайте!

- "Хомо вульгарис, экземпляр экспериментальный, гарантия 100 лет", прочитал я, холодея.

- Вы и есть, - заметил продавец. - Мы вас сделали, дали путевку в жизнь, хотели в серию пустить, а вы нам такую свинью подложили... Придется вас в надежные руки отдать. Может, куда и для лабораторных нужд. Уникальный вы все же тип.

Тут я возмутился. Что значит - для нужд лабораторных?! Я не мартышка и не крыса!

- Книгу жалобную! - рявкнул я в сердцах.

- Извольте, - согласился продавец. - Да толку?

Мигом появилась книга - на мелованной бумаге, в супере атласном - и помчалось перо по страницам, выделывая кренделя. Дескать, обманули; дескать, затирают; дескать, страшно мне теперь вообразить, как дальше повернется жизнь. Всю книгу исписал.

- Ну, вы даете, - восхитился продавец. - Ах, лихопись шальная!

Забрал он книгу и спрятал под прилавок, в сундучок. А после сладко потянулся.

- Поймите, - сказал он назидательно, - вы - машина, вы - только копия человека. И не воображайте из себя бог знает что. Ну, не удался эксперимент, ну, что теперь поделаешь? Хотя, возможно, этого и ждали...

- Жалобу прошу рассмотреть, - сказал я зло.

- Рассмотрим. Куда она денется? Но ведь не сразу, сами посудите. А пока... К чему упрямиться? Ступайте на витрину. Надеюсь, кто-нибудь вас купит. Организация или отдельный человек.

- Купит, - чуть не заплакал я. - Друга лишили, а теперь вот - и свободы.

- Эксперимент, - развел руками продавец. - Ступайте, не мешайте мне работать.

- Отпустите!

- Нет! Вам теперь не верят. Где гарантия?

Я подумал и кивнул:

- Нет гарантии. Все верно. В душе-то я человек. И мне не чуждо...

- Вульгарис хомо, - скривился продавец. - Сам знаю. Ну-ка, брысь!

...И встал я под стекло.

Я поворачиваюсь в витрине под перекрестным сиянием ламп и пальцем незаметно выпячиваю на животе ярлык с названием товара и ценой. Пусть видят все, пусть знают...

А мимо по улице люди снуют, и среди них, наверняка, уже запущенные в серию механические друзья - бежит, бежит время... А я спокоен. Потому как верю: вот приглянусь я кому-нибудь и купит меня мой друг механический, чтоб вместе со мною по жизни шагать. И какая разница, кто в конечном счете за кого заплатит. Главное, нам ничто не чуждо... Да, ничто! Как и всем, у кого душа современная...