Александр СИЛЕЦКИЙ

ПОПРАВКА НА ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ

"Нет, долго так не протяну, - тоскливо думал Шарапкин, по привычке укладываясь спать. - Совсем зачахну и умру. И поминай, как звали..."

Четвертый месяц его мучила бессонница, и никаких хоть мало-мальских улучшений он не замечал.

Но в этот вечер все случилось по-иному...

Шарапкин лег в постель и принялся уныло глядеть в потолок, уверенный заранее, что пролежит так не один бесконечный час, и тут...

Веки, вдруг отяжелев, сомкнулись, и Шарапкин совершенно незаметно погрузился в благодарный сон.

Часы показывали полночь...

А дальше было вот что.

Никто из жильцов его большого дома, впрочем, этого не помнит, да и немудрено, поскольку происшедшее коснулось одного Шарапкина, точней, имело отношение ко всем, но только он один впоследствии мог рассказать, что же стряслось на самом деле. Он, правда, знай себе помалкивал, но извинить его легко: кому охота делаться посмешищем в глазах других?! А основания на то были...

Короче, в полчетвертого утра - или примерно в это время - счастливый сон Шарапкина был прерван, оттого что вся квартира заходила ходуном.

Брякнули, срываясь, шпингалеты на окне, и рамы растворились, впуская в комнату ночной холодный ветер.

Не на шутку перепуганный, Шарапкин сел в постели. Он хотел позвать на помощь - и не смог.

От окна прямо к нему, разматываясь, будто тугой рулон бумаги, катилась полоса ярко-оранжевого света.

Рядом мирно спала жена, за тонкою стеною, в детской, тихо посапывали двое сыновей...

Никто ничего не видел.

Видел только он - Шарапкин, но его, на горе, словно паралич разбил...

Говорят, впрочем, в эту ночь кругом творились чудеса: у всех картежников горели карты прямо на руках, у тех же, кто поганое замыслил, единовременно случилось лютое брожение в желудках, а все выпивохи, к тому часу захмелевшие, вмиг протрезвели, но - пойди теперь проверь!.. Это все свидетельства, так сказать, косвенного ряда, а прямых-то указаний нет, не слышно, чтобы кто-то самолично видел...

Между тем дорожка света подобралась совсем близко, нащупала край одеяла и вдруг, точно корова языком, слизнула бедною Шарапкина с постели.

И понесла - через всю комнату, к окну...

А затем уж началось и вовсе необыкновенное.

Шарапкин вылетел в окно с седьмого этажа и взмыл над городскими улицами, уносясь все выше, и огоньки внизу неотвратимо удалялись и тускнели, покуда не исчезли совершенно, и тогда Шарапкин обнаружил, что окружен со всех сторон кромешной темнотой, в которой, издали светя, но ничего не освещая, ровно горели миллионы неподвижных звезд.

Их было так много, что у Шарапкина с непривычки закружилась голова.

Он зажмурился и зябко съежился в своей пижаме, как заклятие твердя себе, что это только сон, дурной и, как всегда, нелепый, что сейчас наступит пробуждение и все само собой в момент пройдет...

Сколько это продолжалось, он не представлял. Но когда он, наконец, отважился раскрыть глаза, то обнаружил, что никакой звездной бездны нет и в помине.

Теперь он находился в непонятном помещении, заполненном диковинными аппаратами, лежал на чем-то вроде низенькой кушетки, а прямо перед ним стояли пять субъектов до того пугающего вида, что Шарапкин, не стесняясь, заорал, как будто бы в здоровый зуб ему воткнули бормашину, и инстинктивно попытался сесть, однако, чуть-чуть приподнявшись, тотчас же с размаху ткнулся лбом в какую-то незримую преграду.

Похоже, кушетку накрыли прозрачным колпаком, и, как ни дергался Шарапкин, как ни брыкался, результат оставался прежним - он на что-то постоянно натыкался.

Тогда Шарапкин прекратил борьбу и, мокрый от страха, приготовился к ужасной смерти, подумав про себя: "Пытайте, гады, в убеждениях я - свят, секретов никаких не видам!.."

Впрочем, единственным большим секретом в его жизни была Дуська из их столовой - он за ней слегка приударял без ведома жены, - да только Дуська сейчас как-то отошла на задний план.

Десятым чувством он внезапно уловил: она тут вовсе ни при чем.

Потом и страх прошел - скачком: был и не стало... А ему на смену приплыло спокойствие, вернув способность трезво рассуждать.

Так где же он? И что с ним происходит?

- Человек Земли, - внезапно произнес один из пятерых, - вы кто?

- А вы? - машинально-дерзко ответил Шарапкин, как, бывало, на работе, когда слышал в телефонной трубке вслед за тягостным молчаньем чей-то обалделый голос: "Эт-хто?.."

Но непривычное и странное по сути "человек Земли" его насторожило.

Правда, кто они?

К тому же изъяснялись незнакомцы хоть и на понятном русском языке, да только с раздражающим акцентом. И припомнить, где он слышал эдакий акцент, Шарапкину никак не удавалось. Может, и нигде...

- Спокойно! Отвечайте быстро, без утайки! - приказали незнакомцы.

- Автобиографию? - с готовностью спросил Шарапкин. Это уже было по-людски. Тут он собаку съел. - Написать вам или... как? Только вот, простите, крышечка...

- Лежать! - прикрикнули хозяева. - Ни-ни!.. И говорите ясно, без запинок.

"Может, для какой работы проверяют? - с вялой надеждой подумал Шарапкин. - Большой секретности работа или... чтобы там, за рубежом?.."

И тогда, как на духу, он выложил им все, что помнил о себе.

Цены не набивал, но и хорошее не упустил. Короче, сведения дал - как раз.

- Все верно, - подтвердил один из пятерых. - Не договаривает, но не лжет.

- Н-да? - недоверчиво сказал Шарапкин.

- Поначалу вы вели себя, как надо. Испугались, закричали... Так быть и должно. Пункт девятисотый в тестовой таблице. Но мы это состояние в вас подавили, чтобы не мешало. Вы теперь - покладистый, уравновешенный.

- Сволочи, - на всякий случай тихо, но без злобы произнес Шарапкин.

- Нет. Нам нужен деловой контакт. Сейчас. И после, когда вас доставят на нашу планету...

То, что вдруг случился наяву Контакт, о котором так мечтало человечество, по правде говоря, Шарапкина немного удивило - но и только.

Видит Бог, нисколько не ошеломило, не заставило петь радостные песни...

Мысль об очагах разума, разбросанных в безбрежности Вселенной, его, по существу, никогда особенно не занимала. Случались в жизни вещи поважней...

Величие момента он прошляпил. Может быть, и к счастью для себя...

Вот только эта перспектива - полететь куда-то там, да еще втайне от других...

- Ну, предположим, - вслух начал соображать Шарапкин, - предположим, завезут меня и, значит... Эй, вы не особо!.. Что я - мебель, экспонат?!

- Человек, - сухо ответил кто-то из пятерых.

- Звучит гордо, - на всякий случай покивал Шарапкин. - Но куда мы едем? Что все это значит?

- Ладно, - согласились неизвестные, - пожалуй, лучше сообщить. Иначе возможны отклонения в системе, а это совершенно ни к чему.

И тогда Шарапкину открылась великая тайна.

Получалось вот что.

Вокруг некой звезды (координат ему не дали, а попросить он не догадался) обращалась некая планета, на которой процветала некая цивилизация - до того могучая, что сферу своего влияния распространила далеко вокруг, на много сотен световых кварталов.

Одни миры безропотно склоняли головы, едва завидев эдакую галактическую силу; другие же, наоборот, сопротивлялись, впрочем, без особого успеха - мямляне (их планета называлась "Мямля" - ежели Шарапкин верно понял), как правило, неизменно брали верх.

В конце концов мямлянская разведка донесла: есть где-то на окраине Галактики Земля - по всем параметрам планета хоть куда!

Заселена? Неважно!

Главное - верный ключик подобрать.

Вот с этой-то секретной целью и отправился к Земле мямлянский стратегический корабль, чтоб прихватить на борт типичного представителя рода человеческого и доставить в метрополию, где уж означенного представителя толково изучили б вдоль и поперек.