— Вот они! — выкрикнул кто-то на стене.

Наступила тишина — все затаив дыхание ждали, что прокричит головной всадник. Уже был слышен нарастающий стук копыт. И тут раздался крик торжествующий крик юноши, ведущего скачку:

— Акамантида!

Толпа зашумела — одни досадовали, другие радовались, а следующий всадник филы Акамантиды выехал вперед, готовясь принять факел. Остальные юноши застыли, полные нетерпения и беспокойства. Мучительно было ждать, какое название будет выкрикнуто вторым, и гнать от себя опасение, что шум толпы заглушит голос товарища.

Вот и первый всадник; летящая галопом лошадь кажется черной тенью, но голова и плечи юноши озарены золотым светом факела, который он держит в высоко поднятой левой руке. Последнюю сотню шагов ему пришлось скакать под самой городской стеной, где зрители отчаянно вопили и размахивали руками. На время даже самые почтенные мужи забыли о необходимости соблюдать достоинство.

— Сюда! — закричал его товарищ. — Акамантида тут!

Когда факел переходил из одной руки в другую, его пляшущее пламя на мгновение озарило толпу у ворот. Красные отблески легли на шелковистую шерсть холеных коней, на вскинутые руки, вырвались из тьмы сверкающие волнением глаза и разинутые рты, издававшие ликующие вопли.

И в этот миг Алексид успел разглядеть незнакомца, стоявшего рядом с Гиппием. У него было необычное, легко запоминающееся лицо с крючковатым носом. Даже борода не могла скрыть властный, тяжелый подбородок, высокие скулы…

Незнакомец быстро наклонил голову, и тень от широких полей пастушеской шляпы скрыла его лицо, но озаривший все это факел уже плясал, удалясь по Фалерской дороге. Вздрогнув, Алексид опомнился; к нему неслись следующие двое всадников, и он в смятении сообразил, что один из них выкрикивает название его филы. Он толкнул Звезду коленями и выдвинулся вперед:

— Леонтида тут!

Однако ближайший всадник, на два корпуса опередивший своего соперника, был из филы Пандиониды. Он вылетел из мрака на гнедом жеребце, четко передал факел и, резко повернув, осадил коня. К этому времени Алексид уже схватил свой факел, и Звезда помчалась вперед по дороге. Сзади замирал шум толпы.

Не так-то просто лететь в темноте отчаянным галопом, сжимая в вытянутой руку брызжущий смолой факел, когда вместо седла под тобой — кусок попоны, а на лошади — никакой сбруи, кроме уздечки. Правда, факел его соперника, скачущего впереди на серой кобыле, освещает все выбоины и ямы под ногами Звезды. Но что толку? Надо обогнать соперника, иначе Лукиан ему никогда не простит.

— Вперед, Звезда, вперед! — шепотом подбадривал он свою лошадь.

Подчиняясь прикосновению его колен, она ускорила бег. Серебристый хвост струился уже прямо перед ним. Он взял левее и стал понемногу обходить серую кобылу. Вот уже лошади идут голова в голову. Факелы рассыпают искры, и из-под копыт вместе с градом мелких камешков тоже летят искры. Вдруг убегающие назад черные стволы высоких тополей словно покачнулись — поворот, возникающие из тьмы и вновь пропадающие лица, крики, обрывающиеся на полуслове…

— Пандионида!

— Леонтида!

Внезапно Алексид понял, что его соперник тоже кричит, отвечая толпе. Впереди чернеет людская стена — да ведь это же подстава! Он еле-еле успел выкрикнуть название своей филы, Звезда сделала отчаянный рывок и опередила серую кобылу. Только тут Алексид заметил, что они почти нагнали первого всадника — тот только еще передавал факел в тридцати шагах от него.

— Леонтида тут! — Лукиан чуть не визжал от нетерпения.

Алексид поравнялся с ним, почти на два корпуса опередив соперника, но передал факел так неловко, что это небольшое преимущество было потеряно. Когда Лукиан поскакал, он уже отставал от Пандиониды на корпус.

— Не повезло! — сказал Леонт, хватая Звезду за уздечку и помогая сыну остановить лошадь.

— Это я виноват! — воскликнул Алексид. — А мы еще столько упражнялись! Но я до того волновался…

Из темноты вышел раб. Алексид узнал в нем фессалийского конюха из усадьбы дяди Лукиана. Он спрыгнул со Звезды, ласково похлопал ее по холке и предал уздечку рабу. Он решил поскорее отыскать Лукиана и извиниться за то, что так неудачно передал ему факел. Как только десятый всадник проскакал мимо, Алексид зашагал вслед на ним по темной дороге. Вскоре он услышал крики — зрители сообщали друг другу результаты состязаний. Пандионида достигла святилища первой, а Леонтида — почти вслед за ней. В темноте навстречу Алексиду шли зрители, возвращавшиеся в город. Он услышал знакомые голоса и спросил, где Лукиан. Кто-то смущенно ответил:

— Кажется, он пошел другой дорогой.

— Ах, вот как! Спасибо, — ответил Алексид.

Он продолжал брести к Фалеру. Теперь это уже не имело смысла, но ему не хотелось возвращаться вместе с товарищами. Нет, лучше идти одному в теплом бархатном мраке и слушать, как по обеим сторонам дороги весело трещат кузнечики. «Впрочем, мне-то сейчас не до веселья», — подумал он тоскливо.

Алексид решил, что сразу же, с утра, повидает Лукиана и извинится за свою неуклюжесть. Жаль, конечно, что его друг принимает подобные мелочи близко к сердцу, но, с другой стороны, именно такие люди побеждают на войне и совершают иные славные деяния. Он подождал на улице, пока тот не вышел из дому, направляясь на занятия. Лукиан учился математике (никто не понимал зачем) у старого ученого, недавно приехавшего в Афины из Малой Азии.

— Послушай, — с запинкой начал Алексид, — мне очень жаль, что вчера так получилось.

— Пустяки, — холодно ответил Лукиан.

— Я разволновался и…

— Забудь об этом. Перед такими состязаниями нужно много упражняться.

Если в будущем году фила опять выставит меня, я буду упражняться куда больше. Мой отец правильно говорит: «Если уж берешься за дело, так делай его хорошо».

— Да, конечно.

Алексид хотел помириться с другом и потому не произнес язвительных слов, которые уже вертелись у него на языке: раз отец Лукиана так любит пословицы, почему же он забывает излюбленную афинскую поговорку «Во всем нужна мера»?

— Я хочу сказать вот что, — продолжал Лукиан. — Каждый имеет право выбирать, что ему нравится. Либо человек относится к состязаниям серьезно, либо нет. А тот, кто предпочитает бегать за девчонками…

— Если ты это обо мне, то…

— В отличие от тебя, я не воображаю себя умником, но все-таки я не совсем дурак.

— Уверяю тебя…

— Лучше не стоит. Можешь не рассказывать мне о своих делах, я этого теперь и не могу, ни лгать мне тоже незачем. Видишь ли, они меня просто не интересуют.

И Лукиан ушел, торопясь скорее погрузиться в дебри математики, а Алексид остался стоять на углу, багровый от злости.

Если с человеком обходятся несправедливо, он начинает искать сочувствия. Много лет они с Лукианом всегда были готовы поддержать друг друга в трудную минуту. Когда с одним из них случалась неприятность, то оба ворчали где-нибудь в углу: «Это нечестно… Просто подлость! Он к тебе придирается…». Сколько у них было таких разговоров! И теперь Алексид растерялся, не зная, кому излить свою обиду.

Вдруг его осенило: Коринна… С ней как будто можно разговаривать, и она умеет слушать. А кроме того, он поквитается с Лукианом. Раз он вбил себе в голову, что Алексид с ней видится, пусть так и будет.

Конечно, надо бы пойти к Милону и выслушать очередную порцию наставлений о ораторском искусстве… Алексид сердито фыркнул. Если уж он не сумел доказать своему лучшему другу, что говорит правду, то разве сумеет он когда-нибудь найти слова, которые убедили бы Народное собрание или присяжных? Другие ученики иногда пропускают занятия. Сегодня он последует их примеру.

Однако теперь, когда оставалось только найти Корину, им овладела робость. Он несколько раз прошел мимо знакомой харчевни, надеясь, что Коринна увидит его из окна. Харчевня, выкрашенная розовой и голубой краской, казалась чистенькой и нарядной. Алексид вспомнил разговоры о там, что в харчевнях всегда полно клопов, и теперь усомнился в этом. Он отправился к общественному источнику и долго слонялся около него, надеясь, что Коринна придет за водой. Но в конце концов он не выдержал шуточек и хихиканья женщин и девушек, которые наполняли кувшины под струей, вырывающейся из львиной пасти. Когда его в третий раз спросили, кого он тут поджидает, он решил, что лучше будет, если он соберется с духом и прямо спросит Коринну в харчевне.