Дальше все было просто. Он прополз вдоль борта до задней надстройки, скользнул в проход, ведущий на нижнюю палубу, и тихо подошел к двери, из-за которой слышались негромкие звуки разговора. Судя по голосам, внутри было не более трех-четырех человек. Всего-то! Справиться с ними не составит особого труда.

Он вытащил из ножен ятаган, взял в левую руку кинжал и затаился у двери, решив немного подождать: отловить противников по одному было бы гораздо проще. Вскоре послышались шаги, и в коридорчик, потягиваясь, вышел невысокий широкоплечий человек. Не заметив затаившегося за дверью варвара, он не спеша поднялся на палубу. Конан прислушался, как удаляются звуки его шагов, и рывком отворил дверь. В каюте находились двое, судя по форменной одежде — офицеры туранского флота. Увидев киммерийца, они оцепенели от неожиданности и потянулись за оружием, но Конан не дал им опомниться.

— Лечь на пол! — гаркнул он. — Иначе посшибаю ваши глупые головы, клянусь Кромом! И не дай вам боги закричать. — Для большей убедительности он ткнул мечом в грудь одного из офицеров.

Мощная мускулатура и кривой клинок в явно умелых руках подсказали морякам, что лучше не искушать судьбу и выполнить приказ киммерийца.

Конан, разорвав на полосы скатерть, лежавшую на столе, связал им руки за спиной и на всякий случай заткнул одному из пленников рот кляпом. Рывком поставив на ноги второго, как ему показалось, старшего, он спросил:

— Еще кто на корабле есть?

Человек отчаянно замотал головой.

— Врешь! Где же команда? Говори!

— На… На берегу, — выдавил из себя моряк.

— Все? А почему нет охраны у трапа?

— Должна быть, — замотал головой офицер. — Он, наверное, болтает с береговой стражей. Его сменщик вышел только что…

— Понятно! — рявкнул варвар, затыкая и ему рот кляпом. — Ну и порядочки у вас! Никакой дисциплины. Куда только смотрит ваш капитан? Клянусь кишками Нергала, у меня он давно бы болтался на рее.

Он проверил, крепко ли связаны пленники, и, выбравшись на палубу, огляделся по сторонам. Голоса стражников на причале звучали еще громче, веселье, судя по всему, било ключом, стало быть, лучшего времени, чтобы отчалить, ждать не приходилось. Однако надо было как-то позвать Даваса. Конан почесал в затылке, пытаясь найти приемлемое решение, и внезапно его осенило.

«Вот тут, пожалуй, пригодятся мои морские волки», — решил он.

Варвар вернулся в каюту и вытащил одного из моряков на палубу.

— Ты знаком с торговцем Давасом? — спросил киммериец, приставив лезвие кофского кинжала к горлу пленника.

Тот в знак согласия усиленно заморгал.

— Сейчас позовешь его сюда, — приказал варвар, — но смотри у меня, чтоб без фокусов! — Он вытащил кляп изо рта моряка: — Зови!

— Господин Давас! — хриплым голосом крикнул пленник. — Зайди к нам, дело есть!

Голоса на причале стихли, потом три фигуры отделились от остальных и направились к шхуне.

— Своих матросов оставь там, — прошипел ему в ухо Конан. — Боги тебя отблагодарят, если ты спасешь им жизнь. Мне тоже ни к чему лишняя кровь.

— А вы оставайтесь! — крикнул офицер матросам. — Но присматривайте за морем!

— Хватит! — Варвар вновь засунул ему кляп в рот. — Молодец! Я тобой доволен.

Давас легко вспрыгнул на палубу, и приблизился к стоявшим в полутьме Конану и плененному моряку.

— Капитан! — шепотом воскликнул он. — А я думал, ты в таверне…

В глазах офицера промелькнул ужас. Конан посмотрел на него, и из его глотки вырвался сдавленный смешок.

— Да я пошутил насчет реи. Не мое дело, как твои матросы несут службу. Клянусь хвостом Нергала, мне просто повезло, что у тебя на корабле такой бардак! Так что не волнуйся слишком. Посиди пока внизу.

Подойдя к борту, киммериец двумя взмахами меча перерубил причальные канаты, в то время как Давас, напрягаясь изо всех сил, крутил рукоятку ворота, поднимающего якорную цепь. Цепь громко лязгала, но стражники и матросы, занятые вином и оживленной беседой, не удостоили, ни малейшим вниманием звуки, раздававшиеся со шхуны.

— Я им принес полбочонка моего лучшего вина, — сбрасывая трап в воду, шепнул туранец.

— Отлично! Пусть лакают, нам меньше хлопот. — Варвар натягивал трос, поднимая косой парус на передней мачте, и посудина медленно разворачивалась под легким ночным ветерком, отходя от причала. — Прикрути фонарь, — шепнул он Давасу. — Яркий свет нам ни к чему. Когда отойдем от берега, надо будет проверить, не забыл ли еще капитан морское дело, — ухмыльнулся киммериец. — Не нам же мозоли натирать, когда на судне есть моряки!

— Эй, Гафур, фонарь погас на шхуне, — заплетающимся языком проговорил стражник. — Капитан надерет тебе задницу за такую службу…

— Он сегодня что-то добрый, — ответил тот, поднимаясь. — Пойду, взгляну на всякий случай.

Легкий туман, наползавший с моря, скрыл фигуру матроса, который нетвердой походкой направлялся к трапу.

— Начальство тоже, небось, занято тем же, что и мы, — ухмыльнулся один из стражников.

— Офицеры тоже люди, — поддержал его второй матрос. — Вино никому еще не вредило…

Вдруг по причалу, спугнув прикорнувших на камнях чаек, пронесся дикий вопль. Птицы снялись с места и, крича, закружились над берегом.

— Шхуна! Нет ее! — Из клочьев тумана показался Гафур с перекошенным от испуга лицом. — Исчезла!

— У тебя видения! — захохотал второй матрос, и все собутыльники залились веселым смехом. — Допился, дурак!

— Сам дурак, ослиное дерьмо! Иди, посмотри! — завопил Гафур.

Когда веселая компания столпилась у причальных столбиков, на которых болтались обрывки перерубленных киммерийцем канатов, хмель мгновенно выветрился из затуманенных выпивкой голов, потому что каждый почувствовал на своей шее холодок лезвия топора: в Туранской Империи подобные промашки карались беспощадно.

После полудня двое гирканцев, сопровождавших варвара, вернулись в лагерь. Они мчались, не жалея скакунов, чтобы быстрее донести плохую весть. Тайрад и Паина, нахмурившись и не произнеся ни слова, выслушали их рассказ о том, что произошло: Конан не вернулся, как было условлено.

— Много там народу? — спросил Тайрад.

— Если судить по тому, что видно издалека, не менее трех-четырех сотен. И два корабля у причала.

— Клянусь Предвечерней, нам их не одолеть! — с отчаянием воскликнул гирканец.

— Твой Конан всегда любил рисковать, — процедила амазонка. — Надо же и голову иметь на плечах! Соваться одному в туранский укрепленный лагерь… Но у вас, мужчин, с мозгами всегда было неважно, — не удержалась она, чтобы по привычке не обругать ненавистный ей сильный пол.

Тайрад, уже привыкший к тяжелому характеру амазонки, ковырял носком сапога землю, размышляя о том, как помочь киммерийцу.

Паина покачала головой и отчеканила:

— Времени у нас больше нет. Выступаем завтра с тем, что имеем.

— Может быть, подождем еще день? — предложил гирканец.

— Чего еще ждать? — пожала плечами амазонка. — Впрочем, ты можешь остаться. Отправляйся к туранцам вызволять друга, если он еще жив, конечно! А у нас, как ты понимаешь, есть дела поважнее. Правительница Акила надеется на нашу помощь.

— Чем, интересно, ты собираешься воевать? — усмехнулся юноша. — Обломками ножей и пращами?

— Не твое дело, — отрезала Паина. — Мы завтра выступаем. Если ты решил остаться, обойдемся без вас. До утра у тебя есть время подумать.

Она круто развернулась и, не оглядываясь, направилась в лагерь амазонок. Гирканец, мрачно сплюнув, пошел к своим.

Шхуна, подгоняемая легким ветерком, весело скользила по ровной глади моря. Конан вытащил на мостик кресло из капитанской каюты и, удобно устроившись на нем, покрикивал на метавшихся по палубе пленных туранских офицеров:

— Косой парус! На задней чуть приспусти! Так, хорошо! Можете немного передохнуть.

Давас, ухмыляясь, стоял за штурвалом. Они шли недалеко от берега. После восхода солнца киммериец не выходил в открытое море и старался вести шхуну под прикрытием бухточек и небольших островков. Кто его знает, вдруг их заметят туранские корабли, которые вот-вот должны были подойти к этим местам?