Все здоровые женщины (а других в стране не было, потому что рожденных с какими-нибудь изъянами тут же убивали, как и мальчиков) независимо от положения и происхождения должны были выполнить Главную Обязанность. Она состояла в том, что один или два раза в жизни женщина проводила время с мужчиной, чтобы не исчез род отважных воительниц, и не оскудела их земля. Других отношений с самцами, как презрительно именовали мужчин амазонки, у суровых обитательниц Северных Холмов — так они называли эти покрытые густыми лесами горы, рассеченные долинами с множеством озер и полноводных рек, — не было. Мужчина считался грязным, презренным и бесполезным существом, годным лишь для продолжения рода, гладиаторских боев во время праздников да тяжелых работ на строительстве пограничных укреплений и добыче камня, причем правительницы старались, чтобы это происходило как можно дальше от селений амазонок.

Меньше встречаются — меньше соблазнов, так считали женщины из знати и были совершенно правы, потому что многие из них исполняли Главную Обязанность несколько чаще, чем предписывалось обычаями, и бывало, что мужчина, прежде чем попасть в Зал Таинства, где должен был дать начало новой жизни, долгое время проводил в храме у старших служительниц, которые определяли его пригодность к этому чрезвычайно важному делу.

Некоторые проверявшие, случалось, входили во вкус, но обычно тайная служба и знатные амазонки старались не оповещать об этом остальных, если, конечно, не преследовали каких-то других целей. Вот когда сведения о проступках соперницы можно было использовать в продвижении наверх или, что бывало нередко, в борьбе за трон — тогда весь поток обвинений выплескивался в общество, которое обычно горой вставало за сохранение обычаев и традиций.

— Я хочу спросить, — неуверенно начала Ингер. — Мне показалось… Показалось, что быть с мужчиной… — Она замялась, но Гнатена пришла ей на помощь:

— Доставляет удовольствие?

— Да, — смущенно кивнула девушка. — Но почему же тогда воспитательницы нам говорили…

— Ты еще девочка, — погладила ее по плечу Гнатена. — Но я тоже была такой, и когда дважды была в Зале Таинства, ничего, кроме отвращения и боли, не чувствовала.

— Как же ты тогда… — начала Ингер.

Она знала по рассказам подруг, которые, в свою очередь, знали это от других, что ничего хорошего в Зале Таинства для большинства женщин не происходило, хотя появлялись слухи, что некоторым якобы нравилась Главная Обязанность. Девушки до пятнадцатого года воспитывались отдельно и только после Испытания почти сразу же отправлялись в один из храмов для совершения Главной Обязанности, а уже потом вливались в общество.

— Это совсем другое! — мечтательно произнесла Гнатена и некоторое время молчала, видимо вспоминая о Давасе. — Этот человек научил меня испытывать удовольствие, и теперь меня можно назвать отступницей. — Она повлажневшими глазами почему-то с вызовом посмотрела на Ингер.

— Мне кажется, — тихо сказала девушка, — что я немного понимаю тебя.

— Понимаешь? — удивилась Гнатена. — Ну, разве что чуть-чуть… — Она ласково улыбнулась напарнице. — Я уверена, этого нельзя понять до конца, если не ощутишь сама. Я поделюсь с тобой одной тайной… — Она наклонилась к уху Ингер, хотя вокруг не было ни души. — Многие женщины из нашего отряда поступают так же, как и я.

— Да ты что? — чуть не подпрыгнула девушка.

— Тихо! — приложила палец к губам Гнатена. — Сама понимаешь, что за это нам может быть. Когда мы ждали вас, рядом с нами остановился отряд Тайрада, и Паине, — она почти беззвучно рассмеялась, — Паине пришла в голову великолепная мысль, что неплохо бы нашим женщинам научиться стрелять из лука, как гирканцы. С этого все и началось… — Она счастливо улыбнулась. — Я вот что тебе скажу. Все наши воспитательницы и служительницы храмов врут и морочат нам головы. «Это плохо, это скверно!» — скривив губы, передразнила она кого-то. — Конечно, раньше я им верила. А теперь и представить не могу, как жила до сих пор…

— Но ты же была в Зале Таинства?

— Глупышка, — покачала головой Гнатена. — Это совсем другое. Когда меня в первый раз привезли в храм, не в Ульменский, в другой, за Холмами, я думала так же, как и ты, да и все девушки тоже. Мы только что прошли Испытания. Тогда наши женщины взяли в плен нескольких ваниров. Это я теперь понимаю, какими могут быть мужчины, — амазонка усмехнулась, — а тогда мне было просто страшно… Да и противно. Нам ведь все уши прожужжали, что самцы мерзкие, грязные…

— Страшно? — переспросила Ингер.

— Да, — кивнула Гнатена. — Нас сначала осмотрели храмовые служительницы, потом несколько дней мы жили в кельях, нас хорошо, очень вкусно кормили, но все равно было как-то неуютно и тревожно. В день исполнения Обязанности нас привели в Зал. Было нас… — Она задумалась, припоминая. — Трое. Да, трое, — уверенно закончила женщина и взглянула на Ингер, которая во все глаза смотрела на нее. — Ты ведь об этом не знала?

— Нет, — замялась девушка. — Я слышала про Зал, что там происходит, но как это все…

— Так вот, — продолжала Гнатена, — в Зале было несколько каменных постаментов, покрытых шкурами, и вокруг них огороженное перилами возвышение. Там сидели старшие воспитательницы. Нас раздели и приказали лечь на ложе, а потом привязали руки и ноги к кольцам, вделанным в камень.

— Совсем, как меня! — сорвалось с губ Ингер.

— Тебя? Где?

— В подземелье у колдуна. — И девушка рассказала Гнатене все, что приключилось с ней в подземелье.

— Говоришь, он не смог? — переспросила женщина, давясь от смеха.

— Да, — засмеялась в ответ Ингер. — Я плохо помню, но колдун дал ему что-то выпить, и все вот так получилось, а потом старик сказал, что допустил ошибку.

— И что дальше?

— Дальше ничего. Колдун велел своим слугам увести его, а меня отвязали и отправили обратно к остальным девушкам.

— А потом?

— Прошло совсем немного времени, и киммериец — это мы потом узнали, что он из Киммерии, никогда раньше не слышала о такой стране… Он показал нам лестницу. Мы убежали… Вот и все.

— Тебе, считай, повезло, — выслушав девушку, заметила Гнатена. — Со мной было хуже. Они тоже, наверное, дают мужчинам какое-то снадобье, но оно действовало совершенно наоборот. Мне попался здоровенный ванир. Не такой, конечно, как твой Вульф, — засмеялась она, — а настоящий зверь…

— Почему это мой? — смутилась Ингер, но слова женщины неожиданно оказались ей приятны.

— Твой, твой, — махнула рукой Гнатена, — у него чуть глаза из орбит не вылезли, когда он смотрел на тебя. Ну ладно. Слушай дальше. — Она помрачнела. Видимо, эти воспоминания были ей крайне неприятны. — Он набросился на меня, как жеребец. Ты видела, как это происходит у животных?

— Угу, — опустила голову девушка.

— Вот так и со мной. Я даже закричала. Мне казалось, он разорвет мое тело пополам. А эти на возвышении смеялись и подбадривали его и еще двоих криками — одновременно со мной на соседних ложах были привязаны мои подруги.

— А потом?

— Когда этот великан слез с постамента, воспитательница осмотрела меня и сказала, что все хорошо. Затем через день меня еще раз отдали на растерзание этому же ваниру, и на этом все закончилось.

— Все?!

— Да, — ответила Гнатена. — Через месяц, когда стало ясно, что ребенок будет, меня и других, таких же, как я, оставили в храме. Я побыла с моей девочкой полгода, и больше ее никогда не видела. Да уж и не увижу… — грустно вздохнула женщина.

— А вдруг… — попыталась утешить ее Ингер.

— Нет, — покачала головой женщина. — Я и узнать ее не смогу, столько уже лет прошло…

Раздался тихий свист.

— Смена идет. — Гнатена приподнялась с травы и ответила условленным сигналом. — Возвращаемся в лагерь, подружка.

Поспать, как следует, варвару не пришлось. Загремели засовы, и стражница, просунув голову в камеру, коротко бросила:

— Вставай, тебя зовет госпожа.