Из всего услышанного Дэйлмор уяснил для себя, что Хинакага Нто взялся за дело, которое ему было хорошо знакомо. С его знаниями можно было рассчитывать на успех. И это главное.

Обучение сокола началось с того, что Голубая Сова посадил его на длинную палку, привязанную за два конца между шестами в задней части типи. Она постоянно раскачивалась и, чтобы удержаться на ней, соколу приходилось балансировать не хуже канатоходца.

— Зачем это? — спросил Дэйлмор индейца.

— В первый же день поимки, — объяснил тот, — птица должна попасть в малоприятные условия. Чтобы не свалиться с этой палки, ей необходимо удерживать равновесие, забыв обо всем на свете. Соколу будет не до сна, он устанет, ослабеет и подчинится нашей воле. Но его нельзя оставлять без внимания, ибо и самый короткий сон может восстановить силы. Попеременно мы будем дежурить у его насеста днем и ночью. В конце концов он так утомится, что перестанет бояться нас.

Через три дня Дэйлмор убедился в правоте краснокожего. Измученный сокол больше не испытывал страха перед людьми. Когда сильно проголодавшийся хищник «махнул крылом» на свою гордость и принял кусок мяса из рук, Хинакага снял его со страшной палки и посадил на удобный, выгнутый дугой корень.

В благодарность за это пернатый пленник стал вести себя смирно и покладисто.

Потом индеец нарезал крепких кожаных ремней разной длины и привязал их к ногам сокола. Из куска выдубленной бизоньей шкуры он сшил рукавицу и небольшой колпачок.

Надев на правую руку кожаную рукавицу и посадив на нее сокола, Хинакага вышел наружу. Дэйлмор с куском дичи выполз вслед за ним. На очереди было первое серьезное испытание. Нужно было добиться того, чтобы птица возвращалась на руку с различных расстояний.

Для начала индеец выпустил сокола на коротком ремешке в пять футов длиной. Немного потрепыхав крыльями и осознав, что свободой тут и не пахнет, сокол уселся на землю.

Давай сюда мясо! — отрывисто приказал Голубая Сова.

Дэйлмор сунул кусок дичи ему в левую руку. Протягивая мясо в сторону сокола, индеец повторял:

— Пища, пища, пища…

Некоторое время сокол оставался на месте. Однако муки голода, как известно, могут и тигра превратить в милую полосатую кошку. Скакнув вперед разок-другой, пестрый красавец оказался на рукавице.

— Хорошая птичка, — мурлыкал индеец на английском, предлагая соколу свежую дичь.

Изголодавшийся сокол при виде пищи, казалось, забыл обо всем на свете. Зажав предложенное мясо в своих острых когтях, он рвал его с остервенением и жадностью.

— Довольно, довольно, дружок! — воскликнул Голубая Сова, выхватывая мясо из когтей птицы. — Всего понемножку! Чтобы хорошо есть, надо хорошо трудиться.

И снова он выпустил сокола, теперь уже на длинном ремешке. Сокол описал круг и опустился на землю в десяти футах от Хинакаги Нто. На этот раз он даже не пытался сохранять приличие, и, не успел индеец произнести слово «пища», как он взгромоздился на кожаную рукавицу. В награду за это ему дозволено было склевать все мясо до последней крошки.

Первая успешная тренировка сокола привела Дэйлмора в восторг. На его глазах свершилось маленькое чудо, и он радовался от всего сердца:

— Хинакага, как это здорово!.. Сокол начинает подчиняться… Неужели близок тот день, когда он бросится по твоему приказу за добычей?

— Ближе, чем ты думаешь, — заверил индеец, улыбаясь. — Через три, может быть, даже через два солнца мы увидим сокола в деле.

Возвратившись в типи, Хинакага бережно усадил сокола на изогнутый корень и одел ему на голову кожаный колпачок.

— Ему нужно успокоиться, — объяснил индеец, — и колпачок как раз для этого.

Дэйлмор, поглаживая грудку птицы, произнес:

— Слушай, Хинакага, если соколу уготовано служить нам, то ему необходимо иметь имя.

— Ты прав, Тэ-ви-то, и я хочу, чтобы он получил его от тебя, моего бледнолицего друга.

Дэйлмор кивнул и некоторое время внимательно глядел на красивое пестрое оперенье хищной птицы, в то же время осторожно касаясь его пальцами.

— Мне кажется, я нашел подходящее имя, — наконец произнес он. — Назовем его Глешкой, Хинакага?

— Отлично! — согласился индеец. — Пусть отныне он будет Крапчатым.

Наутро сержант проснулся с блаженной улыбкой на губах. Он видел прекрасные цветные сны, в которых главным действующим лицом была Леонора. Он бесконечно признавался ей в любви, а она не только не отвергала ее, но и с каждым признанием запечатлевала на его устах нежный поцелуй. Все увиденное во сне так отчетливо встало перед его глазами, что у Дэйлмора заныло сердце от невыразимой тоски: милые цветные сны мало вязались с той жестокой действительностью, в которой он вынужден находиться по милости Фрейзера…

Несомненно, этот подлец уже рассказал Леоноре историю гибели первого сержанта, думал Дэйлмор. Как она отнесется к его рассказу? Поверит ли? Скорее всего, да. Ведь вероломный южанин не пожалеет «достоверных» красок в описании его гибели, если сам не прочь сблизиться с Леонорой… Дэйлмор заскрипел зубами при мысли о том, что подлец сейчас увивается вокруг девушки.

— Что беспокоит моего друга? — спросил Хинакага Нто. Он сидел у очага, готовя завтрак.

Дэйлмор долго смотрел в дымовое отверстие, заложив руки за голову. Потом сказал с печалью в голосе:

— Ты помнишь светловолосую девушку в салуне Кинли?

— Да, очень красивая белая девушка.

— Я люблю ее.

— Так в чем же дело?.. Ты вернешься в город и сделаешь ее своей скво.

Улыбка Дэйлмора после слов простодушного индейца больше походила на гримасу.

— Как может мертвец завести себе скво, Хинакага?.. Тот белый негодяй, который оставил меня в Черных Холмах, наверное, уже всем раструбил о моей смерти… И ему тоже нравится эта девушка.

— Убей его, Тэ-ви-то! Он должен умереть. А светловолосая, может быть, и поверит ему, но ты вернешься прежде, чем она перестанет печалиться по тебе. — Индеец на мгновение умолк и добавил тихо:

— Если, конечно, она хотела быть твоей скво.

Тяжело вздохнув, Дэйлмор через секунду присел на лежанку со сжатыми кулаками.

— В любом случае он мне заплатит за все! Я жажду встречи с ним никак не меньше, чем с Леонорой. — Сердитое выражение его лица смягчилось, едва он произнес вслух имя любимой девушки. — О, Леонора!.. Кажется, она хотела стать моей скво… Ну, да хватит об этом! — Он энергично взмахнул рукой. — Переживаниями сыт не будешь.

Покончив с завтраком, Дэйлмор самолично ощипал одну из подбитых индейцем куропаток, разрезал ее на части и уложил в кожаный мешочек, кроме одного небольшого кусочка. Этого кусочка должно было хватить для того, чтобы у сокола разыгрался здоровый аппетит. С постоянным чувством голода, говорил индеец, хищник смелее будет возвращаться на руку за очередной подкормкой. Когда сокол расправился с предложенным мясом, Хинакага Нто натянул на правую руку рукавицу, к которой были привязаны ремни, и, усадив его на нее, вышел наружу. Дэйлмор выбрался следом.

Утреннее майское солнце уже жарило так, что им пришлось поменять место тренировки. Благодатную тень они нашли за палаткой на маленькой опушке, окаймленной елями и соснами.

Сначала с соколом занимался индеец. И весьма успешно. Затем, когда в кожаной сумке осталось полтушки, за дело взялся сержант. Сидя на земле с рукавицей на правой руке, он раз за разом отпускал сокола, и тот также признал в нем хозяина, смело возвращаясь на место за подкормкой, пока не склевал ее до последнего кусочка.

— Уоште! — радовался индеец. — Хорошо! Сейчас скормим Глешке последнюю куропатку, и я пойду на охоту. А завтра из крыльев и хвоста куропатки смастерим летающую на ремне приманку. Пора уже Глешке показать, на что он способен в воздухе.

С этими словами индеец отправился в палатку за куропаткой. Дэйлмор остался на опушке, завороженно рассматривая красавца-сокола, тщательно чистившего на рукавице свои когти и клюв. И было на что любоваться! Гордая посадка головы, благородный взгляд красивых темных глаз, загнутый клюв, белоснежная в черных крапинках грудь, изумительный крапчатый рисунок на спине, хвосте и крыльях, резкий изгиб грозных когтей — все это не могло оставить равнодушным разбирающегося в красоте человека.