— Да, — сказал я мягко. — Конечно. Вы правы.

Мак кивнул.

— Так справедливо.

— Довольно грубо, — заметил я. — Существуют границы того, что можно делать с такими людьми, сэр. Если нам попадается упрямец, дело может закончиться скандалом.

Мак заметил сурово:

— Если дело потребует щепетильности, вы можете позвать на помощь. У меня всегда наготове есть люди для проведения допросов.

— Оставь своих людей в покое, — заявил я. — Мой желудок крепок, как дай бог каждому. Только, мне кажется, мы должны быть более проницательны в этом деле.

— Проницательность уже испытывалась, — сказал Мак. — Много умных людей работало над этим вопросом, только вот результатов никаких. Вот потому-то и обратились к нам. Запомни, проницательность в нашем деле ни к чему, Эрик. Есть и другие вещи.

— Да, сэр, — согласился я, затем нахмурился. — Вы кажется сказали, что эти люди прикрытия, только недавно замечены.

— Да, в Пенсаколе.

— Я вижу, — медленно произнес я. — Тогда это местное проявление не первое и не единственное...

— Как бы то ни было, — сказал Мак. — Этот пункт был отобран нами, как подходящее место для контратаки. Как ты думаешь, отдал бы я тебе приказ, если бы только одна маленькая группа ученых находилось в опасности?

— Так значит, тогда это огромное дело? В национальном масштабе? Старина Тоссин держит всех под прицелом не только своего мушкета, но и шомпола тоже?

— Громадной важности, — согласился Мак. — Подтверждение получено от Стратегической Базы Воздушных Сил, что расположена к северу от... черт, не могу запомнить названия. С базы сообщили, персонал под слежением вражескими агентами и только их работа удержала их от преследования самолетов.

— Вы полагаете, — сказал я, — что начал звонить колокол?

— Да. Я с сожалением должен заметить, что этот рапорт не был воспринят серьезно другими правительственными департаментами. Все это воспринимается несерьезно теми, кто не слышал о деятельности Тоссина в Будапеште и что у этих людей с Военно-Воздушной базы одержимы манией преследования.

— Паранойя здесь уместное слово, сэр, — сказал я.

— Спасибо, Эрик. Паранойя. Постепенно стало ясно, что признав одержимость паранойей за командованием Стратегической авиацией, несомненно надо признать, что нечто неприятное планируется в очень широком масштабе. Одна ячейка была вскрыта в Вашингтоне Дистрикт, Колумбия. Можете представить, какой фурор это вызало там, где полнейшая безопасность. Затем сам Тоссин был замечен в стране и кто-то вспомнил Будапешт и все рассыпалось в прах. Ячейки теперь известны или предполагается их наличие даже в Сан-Диего, Калифорния и в некотором малоизвестном правительству активности в штате Мен. Нам неизвестно сколько их всего. Мы не знаем, кому предназначено умереть, а кому нет. Это создает некоторую панику, среди некоторых важных лиц, кто отважно соглашается с возможностью иметь миллионы убитых в ядерном конфликте.

Я сказал:

— Я знаю. Это немного отличается, когда человек с пистолетом или ножом охотится за вами.

— И в результате, — Мак продолжал, — некоторыми лицами Эмиль Тоссин больше уже не рассматривается, как невысокого роста светловолосый еврей-интеллектуал, он рассматривается, как сам дьявол. Наша работа обезвредить его. Нам неизвестны детали его операции. Мы не знаем, его деятельность независима или последует совпадающая акция из-за океана, чтобы восторжествовать над той неразберихой, которую он надеется создать. Мы не знаем, — сказал Мак, — и поскольку вы участвуете в этом деле, нам нечего опасаться. Информация — это дело других агентов. Единственная информация, которая должна вас волновать: где Эмиль Тоссин?

— Да, сэр.

— Вы отыщите его, — сказал Мак, — используя все необходимые средства. Когда найдете, вы его убьете. Есть вопросы?

— Нет, сэр, — сказал я, — Я полагаю, что вы высказались предельно ясно.

Коктейль-бар в "Монтклие Хотел" представлял собой круглый бар, имеющий неясное сходство с цирковой каруселью украшенный балдахином. По этой причине, я полагаю он был известен, как "Карнаваль Рум". Когда я вошел, все сидения балдахином были заняты. Это заставило меня, к счастью, выбрать место в стороне от остальной массы посетителей, что казалось естественным, в противном случае, кто-нибудь бы стал удивляться, почему одинокий мужчина удалился в темный угол добровольно, вместо того, что бы сидеть в баре. Кто-то должно быть и удивился позже в силу последовавших событий, если парень не ожидает подруги в одиночестве.

Бармен победил мое сердце, снабжая меня Мартини с оливками вместо того, чтобы продать мне луковую шелуху, сморщенные лимоны и прочею чепуху. Т.к. дверь и все входящие, предположительно, не имели интереса для меня, я сконцентрировал свое внимание на посетителях, окружавших бар. Со всей очевидностью я пришел к заключению, что довольно соблазнительная телка сидела на маленьком стульчике. Экспонат женского рода в алом сатиновом платье, молодой и непринужденный был очень интригующ со спины, ибо остальное не представлялось взору.

Я взял стакан, чтобы отметить мое возвращение ко гражданской жизни. Уход с корабля совершился на старом пропеллерном, тренировочном самолете, который лязгал, как бак с болтами через иллюминатор, которого длиной в триста ярдов взлетная палуба авианосца выглядела очень короткой. Катапульты не предназначались для пропеллерных самолетов. Полагалось, что они способны производить взлеты самостоятельно, но был один момент или два, когда взлетая с палубы видишь только океан перед собой, я сомневался, не совершен ли кем-нибудь здесь просчет.

Брейсуейт взлетел великолепно и высадил нас на военном аэродроме далеко от побережья. Там я обнаружил интересный и умеренно откровенную легкость заставить моего офицера выглядеть хорошим, если бы кто-то потрудился проследить за мной до самого того момента. Затем мы сели в автомобиль, который доставил нас в Песаколу, где я опять надел брюки и спортивную курточку, оставив мое военное обмундирование в пустой комнате вместе с моей лейтенантской униформой. Мы на всей скорости вернулись назад вдоль побережья в автомобиле Хели принадлежащем Брейсуейту и вернулись в Новый Орлеан немного вскоре после сумерек.

Все это было так сложно организовано в стиле старого ОСС и аналогичным с ним организациях. Если за этим больше не последовало ничего, я подумал это заставило некоторых ответственных лиц почувствовать что они соприкоснулись со значительным делом имеющим чуть ли не международный масштаб. Может быть в этом было что то серьезное. Я вышел из автомобиля за несколько домов до гостиницы.

— Вам прямо, сер, — сказал Брейсуейт. Гостиница будет слева. Ошибиться невозможно.

— Надеюсь сказал я.

— Мне не позволяется задавать вопросов, я знаю, — сказал он. Но... А! К черту! Удачи, сер.

Он протянул мне руку. Это было первое проявление гуманности, которое прорвалось сквозь его надрессированность в Морской Академии.

Я пожал ему руку и посмотрел на него. Спортивный автомобиль, в котором он сидел, приходился не выше колена. Я сказал:

— Если вы заинтересованы в этом деле, это можно устроить на постоянной основе. Я передам вам слово, как оно было передано мне. Лично я бы на вашем месте, остался бы в Морском Флоте. Но я должен вам сказать, что есть некто, кому нравится, как вы справляетесь со своим делом.

— Спасибо, сэр.

Было трудно определить в потемках, но я подумал и представил, как его детское лицо вспыхнуло на секунду от удовольствия.

— Что касается предложения...

— Отбросьте ребячество, все это дело воображения и быстрого вождения, — сказал я. И не тратьте свой ответ на меня. Учреждение контрразведки... И я назвал ему телефонный номер в Вашингтоне и махнул на прощание рукой. Счастливого приземления, как мы неприкаянные говорим.

Вспоминая все это сейчас, я ощущаю себя стариком и циником. Чтобы поднять настроение, я посмотрел на маленькую биксу в алом, но она ушла дальше, ориентируясь по окружности бара. Моей первой мыслью было, что девчонка пересела за другой стол. Затем я понял, что это огромное, круглое, хитроумное изобретение, занимающее весь центр комнаты, вращалось как волчек, только гораздо медленнее.