– Я все вынесу, – прошептала она, – даже расставание на века, если буду знать, что когда-нибудь мы встретимся и будем вместе навсегда.

– Верь в это, как я. А пока мы будем жить в разлуке, исполняй то, что обещала.

– Хорошо. – Она заглянула ему в глаза и улыбнулась сквозь слезы. – Не только потому, что ты об этом просишь, но и потому, что я поняла, как тесно сплетены друг с другом прошлое, настоящее и будущее. И как важно каждое проявление добра.

– И каждое проявление любви, – прошептал он.

– Ты – моя любовь. Так было всегда.

И всегда будет.

– Именно об этом я и говорю.

Они медленно раздели друг друга, забыв о холоде. Кэрол стояла на цыпочках, покачиваясь, обняв его за шею и целуя. Он был дюймов на шесть выше ее, и плечи у него были широкие, мускулистые. Но, несмотря на свою силу, он не казался крупным. Он был крепок, худощав и очень мужествен.

Он обнял ее и проделал несколько танцевальных па, вальсируя по комнате, пока ее ноги не коснулись края кровати. Она усмехнулась, увидев, к какому эротическому эффекту привело это движение, а он поцеловал ее крепким и долгим поцелуем, выпив ее смех и заменив его разгорающимся желанием.

Они опустились на кровать. Грубое оливковое одеяло царапало ей спину, но это не имело значения. Руки Ника касались ее тела, ласкали, мучили, и она поняла, чем именно он занимался весь день и весь вечер. Начиная с восхитительных насмешливых поцелуев в винном погребе, жарких взглядов, которые он ей посылал, и тайных прикосновений за обедом, до заигрывания во время мытья посуды и даже во время внешне спокойного разговора за бренди с Бэсом и Джо, – в течение всех этих часов он всеми возможными на людях способами ухаживал за ней, заставлял ее чувствовать себя уверенно и безопасно, с тем чтобы теперь ее желание сравнялось с его. Каждая клеточка ее тела дрожью отзывалась на его умелые прикосновения, и наконец ей стало казаться, что по жилам у нее течет неразбавленное бренди, которое она пригубила.

Он стонал, опять и опять повторяя ее имя, и вот они уже лежат спокойно, и оба дрожат, и не могут выговорить ни слова. Единственное, что они могли – снова и снова касаться друг друга губами, и так они пили из неистощимого источника любви и страсти и вкушали с поцелуями уверенность в скорой разлуке.

Следующий день – последний из трех дней, отведенных для празднования Зимнего Солнцеворота, – прошел в Марлоу-Хаус спокойно. Те, кто ушел вчера вечером, долго спали. Ник и Кэрол тоже встали поздно, предпочитая провести утро в объятиях друг друга, в своем мире, который они сотворили в этой комнате. Но вскоре после полудня все собрались за главной трапезой дня. У Люка и его друзей все еще были какие-то затуманенные глаза. Пен пожаловалась на несварение желудка. Ник сообщил ей, что это вызвано неумеренным потреблением сладкого. Но когда Пен увидела блюда, завершающие праздник, ей сразу же полегчало.

На первое БЭС подал действительно замечательный суп. Аппетитно пахнущая похлебка была сварена из остатков мяса, которое он умудрился наскрести с куриных костей, и невероятно разнообразных овощей. Кэрол хватило бы одной похлебки, но за ней последовал рисовый плов с пряностями и травами. Его, как и похлебку, ели с хлебом, только что испеченным Джо. Изумляясь, как это БЭС и Джо смогли состряпать еду, используя явно недостаточный запас не очень свежих продуктов, Кэрол обнаружила, что после тарелки похлебки у нее все-таки есть место и для плова.

Поскольку сахарные деревца были съедены накануне, десерт состоял из запеченной смеси яблок и изюма, политых для запаха каплей старого бренди, который Ник оставил на попечение Бэса, и посыпанных крошками вчерашнего хлеба с циннамоном.

– Есть даже сливки – полить сверху, – сказала Джо, ставя на стол кувшинчик. – Разделите поровну, их очень мало.

– Я замечаю, – сказала Кэрол, обращаясь к Бэсу, – что вы не скупитесь на пряности. Что, у Правительства монополия на эту торговлю?

– А у кого же еще? – ответил БЭС с циничным юмором. – Нас всячески поощряют употреблять все пряности, но в особенности циннамон. Правительству это выгодно, хотя должен сказать, что пряности действительно улучшают запах плохой пищи. – Точно так же поступали в средние века – заметила Кэрол.

Но БЭС не слышал ее. Он продолжал сетовать на низкое качество продуктов:

– Осенью мы купили корзину яблок и поставили на хранение в погреб, но они оказались побитыми и гнилыми и уже сейчас годятся только для пудингов или для яблочного соуса. Я помню, что хорошие яблоки лежат всю зиму, если их держать на холоде.

– Конечно, система правительственного распределения продуктов никуда не годится. А апельсины вам когда-нибудь выдают? – Кэрол вспомнила о том, какие горы свежих фруктов и овощей появляются в магазинах по праздничным дням в том мире, где она родилась. И все это изобилие она принимала как должное! Интересно, как прореагировал бы Бэс, если бы она показала ему такие продовольственные магазины. В ответ на ее вопрос об апельсинах он фыркнул с негодованием:

– Если апельсины и есть, то не про нас – Великие Вожди оставляют их для себя. Я как-то ел апельсин, много лет тому назад, еще мальчишкой. Никогда не забуду этот вкус.

– Вот еще одна причина, почему нужно менять Правительство, – сказала Кэрол. Подумать только, какие блюда ты мог бы приготовить, если бы сюда и зимой привозили свежие продукты со всего света. Судя по тому, что я ела в этой кухне, у тебя есть все данные, чтобы стать шеф-поваром мирового класса.

– Все это напоминает мне, – сказал Ник, – что я не собирался устраивать собрания, перед тем как мы уйдем завтра утром, но раз уж мы все здесь, может быть, и стоит еще раз проверить наш план? Убедимся, что после слишком бурного празднования никто не забыл, что ему делать. – И он сурово посмотрел в направлении Люка и его друзей.

– Мы не забыли, – сказал Люк, – и не болтали лишнего прошлой ночью. Наши планы слишком важны, чтобы мы дали себя задержать из-за какой-то оплошности.

– Это облегчает дело. – Ник улыбнулся, Люку. – Повтори, что ты должен делать.

Кэрол слушала, и ее волнение все росло. Леди Августа исчезла вскоре после того, как перенесла ее в это время, но когда Кэрол вмешалась в разговор и напомнила об отсутствии Авги, ни Ник, ни кто-либо другой не подумал, что это как-то странно. Ник заметил, что Авга – ведьма и поэтому вольна приходить и уходить, когда ей вздумается.