Он улыбнулся, и эта улыбка могла вызвать трепет и любви, и ужаса. Улыбка рассказывала обо всех его порочных мыслях, о том, что двое могли бы делать в темной комнате, наполненной запахом дорогих духов и разгоряченных тел – теми ароматами, которые источают простыни. Его улыбка не вгоняла меня в краску, пока мы не начали заниматься любовью. Иногда ему достаточно было улыбнуться, чтобы жар пробегал по моей коже, словно мне было вновь тринадцать, а он – моя первая любовь. Он думал, что это очаровательно. А меня это смущало.

– Сукин ты сын, – ласково сказала я.

Улыбка стала еще шире.

– Наш сон прервали, ma petite

– Так и знала, что ты не случайно в моем сне, – сказала я. Получилось неприязненно, и я порадовалась. Потому что легкий аромат его одеколона овевал мое лицо, словно знойный летний ветер. Экзотический, с еле заметным намеком на запах цветов и специй. Иногда я почти ненавидела стирать свои простыни из-за страха, что пропадет этот неповторимый аромат.

– Я просил надевать мой подарок, чтобы ты мне снилась. Ты знала, что так и будет. И ты скажешь неправду, если начнешь спорить. Можно, я войду?

Его так часто приглашали в этот дома, что он мог переступить мой порог без дополнительных приглашений, но для него это была игра. Как формальное подтверждение того, что каждый раз, когда он переступает порог, я хочу его. Это и раздражало, и доставляло мне удовольствие, как многое в Жан-Клоде.

– Ты тоже можешь войти.

Он вошел, за ним я. Я заметила, что его черные сапоги были зашнурованы сзади от пят до самого верха. Джинсы сидели так гладко, что можно было не гадать относительно одежды под ними.

Не оборачиваясь, он сказал:

– Не ворчи, ma petite. Ты вполне способна преградить мне путь в свои сны, – он повернулся, и глаза его были наполнены темным светом, – ты приглашала меня более радушно, чем только с распахнутыми объятьями.

Я покраснела уже во второй раз за последние пять минут.

– Ричард в тюрьме, в Теннеси, – сказала я.

– Я знаю, – ответил он.

– Знаешь? – спросила я, – как это?

– Их Мастер города позвонил мне. Он был очень напуган, что я могу подумать, будто это его рук дело. Его способ разрушить наш триумвират.

– Если бы он хотел уничтожить нас, это было бы обвинение в убийстве, а не попытка изнасилования, – сказала я.

– Точно, – сказал Жан-Клод и рассмеялся. Его смех скользнул по обнаженной коже, как мой личный ласковый ветерок, – кто бы ни обвинил нашего Ричарда, он его близко не знал. Я бы скорее поверил в то, что Ричард убийца, чем насильник.

Это были почти мои слова. Почему-то мне стало жутковато.

– Ты поедешь в Теннеси?

– Мастер, Колин, запретил мне появляться на своей земле. Так что это было бы явным проявлением агрессии, если не объявлением войны.

– Почему ему не все равно? – спросила я.

– Он боится моей силы, ma petite. Точнее – нашей силы, вот почему он сделал персоной нон грата на своей территории и тебя тоже.

Я уставилась на Жан-Клода.

– Надеюсь, ты шутишь. Он запретил нам обоим помочь Ричарду?

Он кивнул.

– И после этого, он ждет, что мы поверим, будто он ни при чем? – спросила я.

– Я верю ему, ma petite.

– Ты можешь сказать, что он не врал, всего лишь услышав его по телефону? – спросила я.

– Некоторые вампиры в ранге мастера могут солгать другому мастеру, но я не думаю, что у Колина достаточно для этого силы. Правда, это не то, почему я верю ему.

– Тогда почему?

– Последний раз, когда мы с тобой появились на территории другого вампира, мы обошлись с ней круто.

– Она пыталась нас убить, – сказала я.

– Формально, – сказал он, – она освободила всех ради тебя. Тебя же она хотела сделать вампиром.

– А я говорю, она пыталась меня убить.

Он улыбнулся:

– О, ma petite, ты сама меня убиваешь.

-Бред! Не может этот Колин действительно думать, что мы оставим Ричарда гнить в тюрьме.

– Он может отказать нам в безопасном проезде, – сказал Жан-Клод.

– Из-за того, что мы уже убили одного мастера на его территории? – спросила я.

– Ему не нужны основания для отказа, ma petite. Он может просто отказать.

– Как вы, вампиры, хоть о чем-нибудь договариваетесь?

– Не спеша, – ответил Жан-Клод, – и помни, ma petite, у нас есть время, чтобы быть терпеливыми.

– Ну, а у меня времени нет, и у Ричарда тоже.

– У вас могла бы быть вечность, если бы вы оба приняли четвертую метку, – сказал он, совершенно спокойно, нейтрально.

Я покачала головой.

– Мы с Ричардом ценим то немногое, что в нас осталось от людей. Да и в задницу твою вечность, четвертая метка не сделает нас бессмертными. Она будет просто означать, что мы проживем столько же, сколько ты. Тебя труднее убить, чем нас, но не настолько труднее.

Он сел на диван, подогнув под себя ноги. Положение было не самым удобным, учитывая, сколько на нем было кожи. Возможно, сапоги были мягче, чем они казались. Нда.

Он положил локти на спинку дивана, прогнувшись в спине, от чего его грудь проступила четче. Простая красная ткань полностью обтянула его и не оставила места для воображения. Соски проступили через тонкую материю, и его крестообразный ожог казался кровавым.

Он подался вперед, опершись руками на диван, как русалка на камне. Я подумала, что он вот-вот начнет дразнить меня или прошепчет что-нибудь сексуальное. Вместо этого, он сказал:

– Я решил сказать тебе о заключении Ричарда лично, – он пристально разглядывал мое лицо, – я подумал, что это может тебя расстроить.

– Конечно, это меня расстраивает. И этот твой Колин, вампир, или кто он там, просто не в своем уме, если думает, что сможет помешать нам помочь Ричарду.

Жан-Клод улыбнулся:

– Ашер ведет переговоры даже в этот самый момент, чтобы тебе разрешили появиться на территории Колина.

Ашер был его вторым «я», если можно так сказать, вампиром-заместителем. Я нахмурилась:

– Почему мне, а не тебе?

– Потому что у тебя гораздо лучше получается иметь дело с полицией, чем у меня.

Он вынул одну длинную, обтянутую черной кожей ногу из-под себя, и встал с дивана одним скользящим движением. Это было похоже на танцевальное па. Насколько мне было известно, Жан-Клод никогда не выступал в «Запретном плоде», стрип-клубе для вампиров, который ему принадлежал, но у него бы получилось. Он двигался с плавной грацией, которая делала любое его движение чувственным и смутно непристойным. И вы всегда чувствовали себя с ним, как будто знали о его порочных мыслях, которые не принято высказывать вслух в больших компаниях.

– Почему ты просто не позвонил, чтобы сказать мне все это? – спросила я.

Я знала ответ, или, по крайней мере, часть ответа. Судя по всему, он был так же без ума от моего тела, как я – от его. Хороший секс занимает обе стороны. Соблазнитель может стать соблазняемым его же жертвой.

Он скользнул ко мне.

– Я решил, что это новости, которые лучше доставить лично.

Он остановился передо мной, так близко, что свободный край моей сорочки слегка коснулся его бедер. Он лишь чуть пошевелился, и атлас сорочки нежно заскользил по моим обнаженным ногам. Большинству людей понадобилось бы использовать для этого руки. Но у Жан-Клода, конечно, было четыре сотни лет, чтобы отточить свою технику. А практика – путь к совершенству.

– Почему лично? – спросила я, слегка с придыханием.

Его губы тронула улыбка.

– Ты знаешь, почему, – сказал он.

– Хочу, чтобы ты это сказал.

Его прекрасное лицо приобрело чистое, внимательное выражение, и только из глаз рвалась сдерживаемая сила, подобно негаснущему огню.

– Я просто не мог отпустить тебя, не коснувшись еще раз. Мне захотелось станцевать с тобой наш грешный танец перед тем, как ты уедешь.

Я рассмеялась, но напряженно, почти нервно. У меня вдруг пересохло во рту. И с трудом получалось не смотреть на его грудь. «Грешный танец» – это его любимое определение секса. Мне безумно хотелось коснуться его, но я не была уверена, когда мы сможем остановиться. Ричард был в беде. Однажды, я уже предала его ради Жан-Клода, но больше я не намерена была это делать.