Первым делом Кадыров отправился на участок Уста Хазраткула.

У строителей был обеденный перерыв. 'В чашках, стоявших на ковре, разостланном прямо на земле, дымилась жирная шурпа. Вокруг ковра,, в сосредоточенном молчании (так, молча, сосредоточенно, неторопливо, едят только очень усталые. люди) сидели строители. Завидев председателя, Уста Хазраткул поднялся, поздоровался и радушным жестом, протянув к ковру обе руки, пригласил Кадырова пообедать с ними.

У людей, находящихся в отличном настроении, обычно и аппетит отличный. Кадыров отпробовал шурпы, блаженно сощурился:

- Хороша шурпа!..

- А вы покрошите туда лепешку, - посоветовал Уста Хазраткул. - Ничего нет вкуснее шурпы с лепешкой. А в степи, на свежем воздухе такая шурпа - объедение!

- Ты меня не учи! - обидчиво сказал Кадыров. - Я ведь не из городских, знаю толк в шурпе!.. Сколько раз приходилось обедать в поле! Уста Хазраткул улыбнулся:

- То - в поле, а то - в степи! Тут и работаешь всласть, и ешь за двоих! Богатырем себя чувствуешь!..

Строители, не забывая о еде, с любопытством прислушивались к разговору бригадира й председателя. Ощутив на себе их внимательные взгляды, Кадыров в раздражении бросил ложку в чашну с шурпой, встал и, смотря сверху вниз на Уста Хазраткула, тоном приказа отчеканил:

- Довольно вы поели шурпы на целине! Теперь будете кушать плов на старых землях! С сегодняшнего дня половина строителей закрепляется за полеводческими бригадами. Остальным придется поработать в кишлаке, привести в божеский вид дома, поврежденные бурей!

- А как же новый поселок?..

- Это уж не мое дело. Не я это затеял, не мне об этом заботиться. Нам об одном надо думать: нак собрать в этом году обильный урожай хлопка!

Уста Хазраткул, тоже встав, примерз недобрым взглядом к лицу Кадырова:

- Неладное говоришь, раис! Посмотри, сколько мы уже сделали! Буря нам не помешала. В котлованы нанесло песка - мы его оттуда выбросили. Цемент, известь, гвозди - все уберегли от бури! И печь наша стоит, как ни в чем не бывало: на днях начнем обжигать кирпич. Теперь только работать й работать, а ты приказываешь отступать. Не дело это! Мы понимаем: надо бы и в кишлаке дома подлатать. Что ж, мы не отказываемся. Мы и хлопкоробам готовы помочь. Выделим людей! Но свернуть работу на целине - не в твоей власти, раис! - Он обернулся к строителям, которые еще не управились с обедом: - Верно я говорю, дорогие?..

К Уста Хазраткулу подошел один из строителей. Немало, видно, лет прожил он под солнцем: кожа на лице твердая, как хлебная корка, изрезана глубокими морщинами, взгляд жесткий, колючий.

Обращаясь к Кадырову, старик сказал надтреснутым голосом:

- Не много ли берешь на себя, раис?.. Такие дела решаются на общем собрании. Нам собрание доверило почетную работу, и мы не бросим ее. Нет, не бросим, пока народ не скажет свое слово!..

Кадыров сощурил глаза в высокомерной усмешке:

- Вот вы как заговорили… «Мы не отказываемся», «мы выделим», «мы не бросим». А председатель для вас пустое место? Нет, дорогие, пока еще я хозяин в колхозе, а не вы! И я не стану по каждому поводу созывать собрание! Не болтать надо, а работать! А за работу я отвечаю, я, председатель колхоза!.. И я приказываю: собирайте свои пожитки и - в поле, в кишлак! Иначе я с вами поговорю по-другому!.. Мое решение сак… сан-кци-они-ро-вано районным начальством! Я… я не позволю вам подрывать авторитет вышестоящих лиц!..

Кадыров захлебнулся последней фразой, каким-то ошалелым взглядом окинул притихших строителей и, даже не попрощавшись с ними, удалился твердой, тяжелой походкой.

Уста Хазраткул с таким усердием заскреб пятерней затылок, что столкнул свою шляпу, но так и не поднял ее: он увидел Айкиз, скачущую к ним на Байчибаре, и заспешил ей навстречу.

Глава тринадцатая

«С НАРОДОМ ГОРЫ СВОРОТИМ»

К исходу бури волны водохранилища поднялись выше, грознее. Напор воды в канале, от которого, как ветви от дерева, тянулись к полям арыки, усилился. Создалась угроза затопления хлопковых полей. Вода подмывала береговые насыпи, продырявленные сусликами, полевыми мышами, муравьями. Просочись она в каком-нибудь месте - промоина быстро расширится, на поля хлынет бурный поток.

Айкиз, узнав о грозившей полям опасности, помчалась на Байчибаре к Смирнову. Они собрали сведущих, опытных мирабов, прошли с ними вдоль канала, с дотошной внимательностью обследовали каждый участок береговой насыпи, позаботились, чтобы к ненадежным местам были доставлены камни, хворост, свежие ветки. Мирабы принялись укреплять, латать подмытые берега. Когда стемнело, дехкане, хлопотавшие на канале, зажгли фонари, и канал на всем своем протяжении расцвел радужными колеблющимися огоньками.

Так прошли вечер, ночь… А утром, когда буря сложила крылья, когда и опасность нежданного паводка миновала, Айкиз простилась с мирабами и Смирновым. Смирнов уговаривал ее отдохнуть, вздремнуть в конторе, но Айкиз торопилась:

- Нет, Иван Никитич, отсыпаться будем после! Сейчас, верно, ни одному дехканину не до сна!..

- Ну, Кадыров-то, пожалуй, спит сладким сном праведника и видит во сне, как черти поджаривают нас на сковородках.

- У Кадырова сейчас забот больше, чем у других. Ведь болеет же он за свой колхоз! -

Айкиз пристально посмотрела на Смирнова и рассмеялась. - Ой, Иван Никитич! У вас борода отросла! А глаза совсем слипаются!..

Смирнов блаженно, до хруста в костях, потянулся:

- Поспать бы сейчас… А потом побриться… И зажить наконец нормальной, спокойной жизнью!

- Вот и ложитесь спать, Иван Никитич!

Но Смирнов, махнул рукой. Обменявшись с Айкиз крепким, сердечным рукопожатием, он юношески бодрой, какой-то нетерпеливой походкой вернулся к водохранилищу.

Айкиз уехала, в степь. Она побывала у хлопкоробов, на полевом стане Погодина, навестила старого Халим-бобо, зарывавшего в землю похожие на паучков корни поваленных бурей саженцев, и направила Байчибара к участку Уста Хазраткула.

Выслушав сердитые сетования бригадира, Ай- низ усмехнулась.

- Так… История повторяется! Ну что ж, Уста-амаки, как говорят солдаты, оружие - к бою! Поеду поищу председателя.

Кадырова она нашла близ участка Ббкбуты. Председатель колхоза разговаривал с нагрянувшим в Алтынсай Джурабаевым. Рядом, на шоссе, грелся на солнце старенький, запыленный газик секретаря райкома, а вокруг Кадырова и Джурабаева тесным полукольцом стояли колхозники.

Так всегда бывало: явится куда-нибудь Джурабаев, остановит машину, подзовет к себе кого-нибудь из местных командиров, глядишь, а их уже окружил народ, невесть как узнавший о приезде секретаря райкома. И Джурабаев старается всех вовлечь в оживленную беседу, раздувает угольки горячего спора, и сам не отмалчивается, не напускает на себя вид хитрого, всеведущего оракула, который до поры до времени приберегает решающее слово, а тоже спорит, убеждает, подсказывает.

Среди колхозников, обступивших секретаря райкома, Айкиз увидела Алимджана, Умурзак- ата, живого, напористого Бекбуту, быстрого и пылкого, нак огонь, Керима - самого молодого бригадира, вожака колхозных комсомольцев, и даже Гафура, который, видно, рад был случаю хоть ненадолго оторваться от работы.

На Джурабаеве был неизменный темно-синий шерстяной китель, легкие брезентовые сапоги,выбеленные пылью, белая, пожелтелая фуражка. Поздоровавшись с ним, Айкиз с упреком сказала:

- Вы, видно, весь район изъездили, а к нам заглянули к последним…

- А я очень рад, что мне не было надобности к вам спешить, - весело ответил Джурабаев. - Я на вас крепко надеялся и, кажется, не ошибся! Это же замечательно, когда на местах есть люди, на которых ты можешь положиться! И мне легче работать, и толку от работы больше. Можно подольше посидеть в слабых колхозах.

- Так ведь и у нас не все гладко! - хмуро заметил Кадыров.