Джефри Триз
Разыскиваются
Глава первая
Побег
Бум! Дзинь! Тиньк-дзиньк!..
Звон бьющегося стекла стих, и в саду наступила мертвая тишина.
- Доигрался!- сказала Энн.
Из-за кустов появился Дик, бледный от испуга. Одна штанина у него раздулась - в ней было спрятано духовое ружье.
- Я чт... что-нибудь кокнул?
- Пустяки! Всего-навсего половину теплицы!
- Черт бы ее побрал!
Энн была расстроена:
- Предстоит очередной скандальчик с дядюшкой Монти!
- Да еще какой! - Дик выпятил живот и заложил руки за спину. - Итак, Ричард[*] , - с напускной важностью загудел он, подражая дядюшке Монти, - к величайшему своему огорчению, я опять вынужден бранить тебя за нанесение преднамеренного ущерба моей, так сказать, собственности. И на сей раз...
- Тише! - прошипела Энн. - Тетка подслушивает! В окне верхнего этажа шевельнулась занавеска -
подозрение подтвердилось. И в тот же момент в стеклянных дверях гостиной появилась дородная фигура дядюшки.
- Ричард!
- Что, дядюшка Монтегю?
Тяжело отдуваясь, дядюшка Монтегю уже шагал по тропинке. Его толстые щеки раскраснелись со сна, а еще больше от злости. Очки были сдвинуты на лоб, а в руках он все еще сжимал номер газеты "Дейли Мейл", которым до этого отгонял мух.
- Мне послышался звон. Ну что разбил ты на этот раз?
- Тут был рыжий кот, дядюшка, только он уже удрал...
- И ничего удивительного... - усмехнулась Энн.
- Кот? Какой кот?
- Тот, который повадился ходить сюда каждый день из Илфракума, а я знаю, вы терпеть не можете кошек - они портят цветы на клумбах, - поэтому...
- Из Илфракума? Чепуха! Разве может кошка бегать каждый день из Илфракума, за сотню с лишним миль? Не выдумывай!
- Да нет, он правду говорит, - вступилась Энн.- Илфракум - это название нового дома у дороги. Оттуда и является рыжий зверюга.
- Это не меняет сути дела. Я не потерплю проявления жестокости к животным в моих, так сказать, владениях. И, если кто-то и попортил мои цветы, я сам сумею взыскать убытки с истинного виновника. А между тем, - дядюшка Монтегю подошел к теплице, разглядывая ее, и язвительно заметил:
- Кажется, в своем рвении защитить цветы ты ухитрился вдребезги разбить целую раму и Бог весть что натворил с помидорами. Не очень-то похвально. Нечего сказать, Ричард, хорошенькое начало каникул! Впрочем, достаточно заглянуть в твой табель, как сразу становится ясно, что ничего другого ожидать не следовало.
- Простите, дядюшка Монтегю. Убытки я возмещу. Боюсь только, что это случится не раньше чем рак свистнет...
Брови у дядюшки Монтегю поползли вверх.
- Еженедельными вложениями, - скороговоркой выпалил Дик. - По три пенса, а три пенса в неделю...
- Как мистер Рядовой Англичанин, о котором столько пишут наши газеты, - вставила Энн.
Дядюшка Монтегю отнюдь не проявил восторга и благодарности, приличествующих мистеру Рядовому Англичанину, услыхавшему о подобных условиях.
- Конечно, из твоих карманных денег будут вычитать, это само собой, - снова загудел он. - Но я уже не в первый раз вынужден выговаривать тебе...- Он произнес свою обычную тираду, которая длилась не менее пяти минут и закончилась словами: - И я вовсе не намерен возвращаться к этому сызнова. Извольте-ка отдать свое ружье.
- Но, дядюшка!..
- Да-да, изволь отдать ружье.
Дик неохотно вытянул из штанины свое оружие, поспешно заправив вылезший вместе с ним угол серой рубашки.
- А вы вернете?
- Разумеется, нет!
Дик шагнул вперед; губы у него были плотно сжаты. Он попытался выхватить у дядюшки ружье, но тот поднял его выше.
- Отдайте! Вы не смеете! Мне подарил его отец! Перед самой смертью.
- Неправда, Ричард. Я отлично помню, как ты сам покупал его в Бристоле.
- Ну и что же, а деньги-то мне прислал отец. Из Мельбурна. Все равно оно мое.
Дядюшка Монтегю повернулся на одних каблуках и величественно зашагал вдоль по тропинке. Дик и Энн поспешили за ним.
- Дядюшка, а дядюшка!
Вы же всегда внушаете нам, что частная собственность священна и что...
Дядюшка Монтегю остановился, обернувшись к ним вполоборота, и воздел к небу толстый указательный палец, сразу став похожим не то на благословляющего епископа, не то на спортивного судью, который дает старт бегунам.
- Никто не имеет права владеть такой частной собственностью, которая является угрозой для сограждан,- звучно провозгласил он. - Общество вынуждено ограждать себя от людей, которые ходят с этими... как их там... духовыми ружьями и тому подобными вещами.- С этими словами он скрылся в дверях дома.
- Аминь! - произнесла Энн и, позабыв о тетушке Миллисент, которая, видимо, все еще подглядывала сквозь тюлевые занавески, прямо грязными руками сделала дядюшке длинный нос.
- Теперь твоя очередь получать нагоняй, - сказал Дик. - За "поведение, недостойное леди".
- Ну и семейка!
- Не знаю, долго ли я смогу выдерживать все это,- мрачно отозвался Дик.
- Ты говоришь совсем как в кино, - поддразнила Энн. Она прижала руку к сердцу и закатила глаза под самые брови, неестественно темные, если принять во внимание, что волосы у нее были совсем светлые, золотистые. "Мой милый, - заворковала она, - я этого не перенесу!"
- Ну, чего смешного? Помолчала бы!
- Ах, да ладно уж...
В доме зазвенел колокольчик. Тетушке Миллисент и в голову бы не пришло просто позвать к чаю - это было в ее глазах недостойно хозяйки приличного дома: "поступок, унизительный для леди". Поэтому в ходу был колокольчик.
Дик и Энн заспешили, потом спохватились, что у них грязные ноги, вернулись обтереть их о половик и побежали в маленькую, облицованную кафелем комнатку под лестницей мыть руки. Дик не забыл даже провести разок расческой по своей косматой шевелюре. После всего этого, поджав губы, они чинно проследовали в гостиную.
Теперь, став постарше, они уже не пили чай, нормально сидя за столом, а должны были слоняться по комнате и есть, держа еду в руках, при этом едва не проливая ее, когда приходилось передавать хлеб с маслом. Дик с хмурым видом уселся на кушетку.
Тетушка Миллисент сидела, словно аршин проглотив: прямая, как жердь, и почти столь же привлекательная. Ее пальцы порхали над чайным подносом, а глаза так и шныряли по комнате, следя, чтобы все было на своем, строго установленном месте, чтобы дядюшкина чашка была наполнена, чтобы платье Энн было одернуто и чтобы Дик не барабанил пятками по ножке стула или дивана.