И ещё:

Это была песня! Это был триумф!! Министр юстиции, министр по военным и морским делам, министр-председатель, Верховный главнокомандующий — и вся эта головокружительная карьера сделана за каких-то полгода! Орёл русской революции парил высоко в небе, совершенно не замечая того, что там, внизу, на бренной земле идут тектонические процессы, которые менее чем через два месяца сметут его, как пылинку, с лица русской истории.

…Несмотря на виртуозные усилия Керенского и деликатность арестных действий Алексеева, коалиция всё равно развалилась. Любившие хлопнуть дверью кадеты не упустили случая сделать это в очередной раз. Пришлось министру-председателю (без правительства) и Верховному главнокомандующему (без армии) снова и снова демонстрировать чудеса политического эквилибра, уговаривая вконец разругавшиеся партии сесть друг с другом в одно правительство, выдвигая новых людей на должности военного и морского министров, формируя ввиду невозможности собрать полный состав Временного правительства ещё более временную Директорию из пяти человек, созывая очередное Демократическое совещание для обсуждения как никогда остроактуальных вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?», состыковывая из «всех ответственных политических сил» постоянно действующий орган законодательных предположений — так называемый Предпарламент, собирая в конце концов с миру по нитке последний состав коалиционного Временного правительства, — но всё это, честно говоря, совсем уже неинтересно.

Антигерои русской революции сходили с политической — и исторической — сцены.

Малый бифуркационный период русской революции длился чуть менее восьми месяцев — с 27 февраля по 25 октября 1917 года. То, что система «Российская империя» сорвалась в революцию именно 27 февраля и именно благодаря действиям фельдфебеля Кирпичникова, — безусловная случайность. Но система к началу 1917 года была очень неустойчива, и та или иная случайность раньше или позже так или иначе столкнула бы её в бифуркацию.

Тогда-то и настало время героев и антигероев. От конкретных действий конкретных людей стало зависеть многое, едва ли не всё.

Высшая точка неустойчивости системы — июльский кризис. Система бурно реагировала на самые малейшие воздействия, и колесо истории в те несколько дней крутил буквально кто угодно — от самочинных депутатов украинской Рады до петроградских журналистов.

Начиная с сентября, сразу после ликвидации корниловского мятежа, система методично и неуклонно схватывалась цепкими лапами большевиков. Свобода манёвра всех остальных деятелей и структур с каждым новым днём всё уменьшалась и уменьшалась.

Взятием Зимнего дворца, арестом обнаруженных там членов Временного правительства и провозглашением Вторым Всероссийским съездом Советов советской власти система была выведена из малого бифуркационного периода, а русская революция в узком смысле этого понятия завершилась.

Приступая к этим заметкам, я полагал, что данная стадия развития системы должна была заканчиваться либо большевистским разгоном Учредительного собрания, либо Брестским миром, но аккуратное и скрупулёзное погружение в тему привело меня к выводу, что серьёзных шансов у противобольшевистских сил в ближайшие после 25 октября недели и даже месяцы не было.

Они появятся позже, когда оформится и начнёт реализовываться добровольческая идея, когда взбунтуется чехословацкий корпус, встанет на дыбы казачество и начнётся полноценная гражданская война, и большой бифуркационный период (он же русская революция в широком смысле этого понятия) будет продолжаться то ли до разгрома Деникина, то ли до разгрома Колчака, то ли до разгрома Врангеля, то ли до разгрома троцкистской оппозиции, сворачивания НЭПа и курса на «сплошную коллективизацию»…

Но это — предмет уже каких-нибудь других заметок. А в этих заметках мне осталось рассказать совсем немногое.

Из шести героев революции четверо покинули историческую арену ещё в самом начале марта, заложив основы того, что в исторической литературе называется февральской системой, и оказавшись в дальнейшем невостребованными. Из шести антигероев двое ушли в политическое небытие в апреле, положив свой огромный общественный вес на алтарь всё того же феврализма, хотя пытались добиться совсем-совсем другого.

Таким образом, нам осталось понаблюдать за тем, как сходят со сцены остальные четверо антигероев, открывая дорогу большевизму, а также за тем, как два последних героя русской революции железной рукой куют советскую власть и диктатуру пролетариата.

Корниловщина и в особенности её ликвидация вскрыли очередной кризис революционной власти. И кризис этот был настолько глубок, что никакая из структур и никто из деятелей, участвовавших во властных конфигурациях доселе, эту зияющую в организме революции рану не мог уже не только вылечить, но даже перебинтовать. А потому четыре антигероя революции, чьё влияние на предыдущие события было чрезвычайно сильным (подчас даже решающим), один за другим сходили со сцены.

Генерал Михаил Васильевич Алексеев побыл в должности начштаба при новом главковерхе совсем-совсем недолго. Благополучно проведя арестные мероприятия в Ставке, он, в очередной раз оказавшись в роли сделавшего своё дело мавра, был без промедления отправлен в отставку — на его место новый главковерх Керенский уже присмотрел лояльного и не претендующего на какие-либо политические функции генерала Н. Н. Духонина.

Алексеев же до поры привычно затихнет, а после большевистского переворота подастся на Дон, где станет одним из центров кристаллизации Добровольческого движения. Бесприютное, потерявшееся, утратившее идейную опору и нравственные ориентиры русское офицерство (см. Приложение 10) потянется на имя генерала Алексеева, как на символ мечты о возрождении прежней России. (Сей трагикомический эффект безусловно заслуживает отдельного пристального рассмотрения, но явно за пределами настоящих заметок.) Алексеев станет идейно-политическим руководителем всех добровольческих сил и пребудет в этом качестве вплоть до самой своей смерти от болезни 29 сентября 1918 года.

Несостоявшийся диктатор генерал Лавр Георгиевич Корнилов спокойно подчинится арестным мероприятиям генерала Алексеева и, несмотря на то, что его фактически никто не охранял, вплоть до большевистского переворота не сделает никаких попыток побега, дожидаясь формального суда и собираясь отстаивать на нём свою невиновность.

После установления советской власти Корнилов покинет Быховское узилище и вместе с группой единомышленников уйдёт на Дон, где возглавит Добровольческую армию — первый вооружённый отпор большевизму — и 13 апреля 1918 года погибнет от пушечного ядра в боях под Екатеринодаром.

Неформальный советский лидер Ираклий Георгиевич Церетели в сентябре в последний раз положит на алтарь соглашательства весь свой авторитет, всю свою харизму, все свои виртуозные способности к демагогическому маневрированию. Почти целый месяц он будет уговаривать созванное для разруливания кризиса власти Демократическое совещание, его президиум, бесчисленные собрания представителей партий и других представленных на совещании организаций проголосовать хоть за какую-нибудь формулу коалиционного правительства. А потом на переговорах в Зимнем дворце привычно сдаст Керенскому и кадетам даже эти престидижитаторские компромиссы.

Всё это, впрочем, как я уже сказал, для хода истории не будет иметь уже ровно никакого значения, и уже в конце сентября, словно поняв это (хотя, по официальной версии, отправившись на лечение), одна из самых ярких личностей в истории русской революции покинет Петроград, уехав в родную Грузию. В начале ноября, уже после большевистского переворота, он, правда, вернётся в столицу, создаст Союз защиты Учредительного собрания, а 5 января успеет даже на заседании Учредительного собрания выступить. Но всё это будет не более чем агония политического полутрупа. После разгона «Учредиловки» Церетели опять уедет в Грузию, станет там в мае 1918-го одним из организаторов Грузинской демократической республики, в январе 1919-го будет одним из руководителей Грузии на Парижской мирной конференции, в июле 1920-го поучаствует в международном конгрессе социалистических партий в Женеве, а после падения в 1921-м меньшевистского правительства в Грузии останется в эмиграции: до 1948 года во Франции, затем переедет в США, где доживёт до старости и скончается 20 мая 1959 года в возрасте 77 лет в Нью-Йорке.