– Привет! Прежде чем ты что-то произнесешь, заявляю тебе, что не опоздала. Я здесь уже самое малое минут пятнадцать, и отыскать тебя в этой дикой толпе не было никакой возможности.

– Привет! Как тебе здесь нравится?

– Вообще-то, недурно.

– Что ты думаешь об этом парне?

– Я толком ничего и не увидела. Меня больше волновало твое присутствие. Между прочим, костюм пингвина тебе к лицу.

Прекрасного покроя смокинг Питера облегал его широкие плечи. Строгость белой накрахмаленной рубашки и черной бабочки странно сочетались с бесовскими искорками в его синих глазах.

– Могу поспорить с тобой на пять баксов, что костюм от Армани, – продолжала натиск Лили.

– Твоя взяла. Запиши их на мой счет. Послушай, у меня просто в голове не укладывается, как долго я тебя не видел!

Он вглядывался в эти чуть грустные, как у газели, глаза, поглаживал ее волнистые волосы неповторимого оттенка красного дерева, неизменно блестящие. Затем приложил ладонь ко лбу, как бы желая убедиться в том, что у нее нет температуры.

– Ты блистательна! Я страшно рад, что у Лили Крамер есть еще порох в пороховницах. Нет, серьезно, выглядишь ты великолепно. Разве только чуть худовата.

– Если принять во внимание мое отсутствие аппетита, то я даже чуть толстовата. И вообще не теряю надежды услышать от тебя в день своего рождения хоть что-то приятное.

– О'кей. Как насчет отдельного столика у Пепе? Какое-нибудь хорошее шампанское? Суп из омаров? Твоя излюбленная утка с зелеными перечными зернышками?

– Вот это уже разговор. Но я должна предупредить тебя, если утки сегодня вечером не будет, от тебя останутся одни воспоминания.

– Будет, будет! Куда ей деться? – пообещал Питер. – С Пепе я уже обо всем договорился.

– Несмотря ни на что, ты все же – ангел. – Наклонившись к нему, она чмокнула его в щеку – Больше я не могу терпеть. Пошли.

– Минутку. Сначала скажи, как тебе вот эта картина?

Картина представляла собой ярко-розовый эмалевый фон, разделенный пополам двумя темно-красными полосами с зазубренными как у пилы краями. Их красный цвет очень походил на кровь, и у Лили создалось впечатление, что она вот-вот закапает с этих зазубрин. Лили изучала картину в течение полных пяти секунд, а затем решительно тряхнула головой.

– Мне не нравится. Скажу больше – я ее терпеть не могу.

Питер пожал плечами.

– Я этого же мнения. Насколько мне нравится ее хозяйка, настолько я не выношу эту картину.

– Хозяйка? Кто она? – поинтересовалась Лили.

– Лойола Перес. Это та леди, которой принадлежит этот сомнительный шедевр, стоимостью, вероятно, по моим прикидам, около миллиона. Она одолжила его им для выставки. Вчера вечером мы с ней познакомились на одной небольшой пирушке, которая предшествовала большой. Этого Маркоффа они на руках готовы носить.

– И ты тоже не мог остаться в стороне. Никогда бы не подумала, что твои иностранные журналы по искусству когда-нибудь вознесут тебя на такие высоты.

– Как видишь, иногда возносят. – Питер взял ее за руку. – Пойдем. Надо выбираться отсюда. Я проголодался.

Они пробирались через толпу в фойе. Лили пыталась отыскать глазами ту женщину, что вызвала у нее такой сумбур в голове. Безрезультатно. Лили почувствовала странное разочарование. Ей хотелось увидеть ее снова, подтвердить свое необычное первое впечатление и поинтересоваться у Питера, как он воспринял эту даму. Скорее всего, она уже ушла, и это вызвало у Лили чувство необъяснимой грусти. Но когда они стояли у гардероба, она внезапно опять появилась, причем была одна, и, что показалось Лили неслыханным, непостижимым, направилась прямо к ним.

– Питер, – торопливо заговорила Лили, – ты, случайно, не знаешь…

Прежде чем эта ее фраза была договорена до конца, Питер отпустил ее локоть и устремился вперед, протягивая женщине руку для приветствия. Женщина ответила ему тем же, и снова Лили была во власти этой ослепительной улыбки. Она не ошиблась – более красивой женщины ей видеть не приходилось.

Возраст ее угадать было невозможно. Она выглядела вневременной. Полные губы чувственного рта, слегка выдающиеся скулы, классической формы пря мой нос. Форма головы словно вышла из-под пальцев гениального скульптора, которому позировал сам его идеал красоты. Эффект усиливался ее черными волосами, гладко зачесанными назад и собранными в роскошный шиньон сзади за длинной лебединой шеей. Одета она была в строгое темное платье, ее единственным украшением были серьги со сверкаюшими в них настоящими рубинами.

Питер и эта женщина приблизились. Лили слышала, как Питер обратился к ней.

– Я видел вашу картину. Она, несомненно, очень любопытна.

Они подошли к Лили.

– Сеньора Перес, – обратился к незнакомке Питер. – Мне хотелось бы представить вам моего старого друга мисс Лили Крамер. Вероятно, вы могли видеть ее по телевизору, она рассказывает о том, как, что и где следует есть. Лили, – это Лойола Перес.

Тишина. Ни одна из женщин не вымолвила слова. Лили прекрасно понимала, какое было у нее выражение лица, когда она разглядывала незнакомку, но поделать с собой ничего не могла. Эта Лойола Перес совершенно лишила ее способности скрывать свои эмоции. И самое удивительное, казалось, и Лойола была поражена не меньше Лили.

Первой заговорила сеньора Перес.

– Так это Лили Крамер, – негромко повторила она ее имя. – Как интересно… Лили Крамер, – теперь ее улыбка была уже другой: мягкой и какой-то более личной. – Я в восторге от того, что нам удалось встретиться, дорогая. Я действительно видела вас и не раз по телевизору, и мне ваша передача нравится.

– Благодарю вас, – только и смогла пробормотать Лили.

Откуда-то внезапно вывернулся какой-то мужчина, кивнул Лили и Питеру, и прежде чем оба они успели опомниться, утащил за собой Лойолу Перес. Какое-то мгновение оба они продолжали смотреть вслед уходившей миссис Перес.

– Ого-го, – подвела итог виденному Лили.

– Да-да, – согласился Питер. – Именно это я и хотел сказать. Действительно ого-го.

«У Пепе» – так назывался небольшой уютный ресторанчик в Гринвич-Виллидже, открытый Лили в прошлом году и ставший известным благодаря ее телепередаче. Так что в том, что их при входе приветствовал сам хозяин по имени, не было ничего необычного.

– Добро пожаловать, Лили. С днем рождения тебя. Сегодня мы играем для тебя симфонию. Мистер Фоулер и я обо всем позаботились.

Накрыт был тот самый столик, за которым Лили восседала во время своей знаменательной телепередачи. Именно этот прием – посещение подлинных ресторанчиков «Вкусно, и как дома» принесло передаче такой успех. Камера снимала и интерьер, и процесс приготовления блюд, и сервировку. Она добралась даже до кухни: зрители получали представление и о кухонной утвари, и о том, как с ней обращаться. Много внимания уделялось и стилю оформления самых различных кухонь.

Два года назад большинство смотрело на «Вкусно, и как дома» как на проходную программу, обреченную на постепенное умирание, но уж никак на что-то, способное дорасти до уровня национальной передачи, которую бы смотрела вся Америка. Но Лили доказала обратное. Без этой передачи не могли обойтись ни в Пеории, ни в Канзас-Сити. И если у вас не текли слюнки при виде «Далласа» или «Сокола», то почему бы, в конце концов, не поглядеть, как и где в этом ужасном Нью-Йорке можно отлично поесть.

– Перво-наперво, чуть-чуть печенья с кусочком сыра, – объявил Пепе и щелкнул пальцами.

Появились двое официантов. Один открыл бутылку «Дом Периньон», другой поставил на стол тарелку с закусками – витое печенье с кусочками овечьего сыра.

Попробовав вино и печенье, Питер и Лили нашли их восхитительными. После этого их оставили одних.

– С днем рождения, – Питер поднял бокал с шампанским. – Спасибо за то, что ты проводишь его со мной.

– Это тебе спасибо за то, что вспомнил обо мне и предложил провести его вместе.

– Ты говоришь это таким тоном, будто я сделал это из сочувствия.