Надя подумала, что Саша очень волнуется, и решила нарушить правила - теперь уж все равно. Поднявшись на второй этаж, она зашла за стеклянную перегородку и приблизилась к Александру. В этот момент в зал вбежал посыльный, в руке его было письмо Капабланки, адресованное Алехину.

«Я сдаю партию и желаю вам счастья в звании чемпиона мира. Мои поздравления вашей супруге».

У сломленного Капабланки не хватило мужества на традиционное «ура».

В ту же секунду Алехин потерялся в толпе людей, спешивших поздравить его с победой. Надя долго не могла добраться до Саши - он исчез в неистовом вихре восторга. Его обнимали, целовали, хлопали по плечам. Все, кто только мог, прибежали снизу - теперь уже правила не действовали. Десятки фотографов осаждали Алехина, чтобы разослать во все концы мира портрет нового шахматного короля. Репортеры спешили взять у него интервью, операторы снимали бурную шахматную коронацию.

Только через полчаса Алехин с женой могли спуститься вниз. У самой двери Надя вдруг заметила, что у Саши расшнуровались ботинки. «Господи, ничего нельзя доверить, - подумала Надя. - Один раз сам покупал шнурки и то взял раза в два длиннее». Она хотела сказать об этом Александру, но он уже открывал наружную дверь.

В ту же секунду десятки людей бросились к Алехину с возгласами восторга и оттеснили его от Нади. Вдруг она увидела, что Саша начал подыматься над головами толпы и в следующий миг взлетел на воздух. Шумная, бурлящая толпа восхищенно приветствовала нового чемпиона мира. За пятнадцать тысяч километров от родной России на другом конце земли аргентинцы славили русский шахматный гений.

Толпа с каждой минутой увеличивалась и медленно плыла по широким улицам аргентинской столицы.

Сквозь слезы радости, застилавшие глаза, Надя видела нелепую, согнутую пополам фигуру Александра. Каждый раз, когда он взлетал вверх, его русые волосы поднимались над головой, как у клоуна в цирке: при этом развязавшиеся черные шнурки забавно вскидывались вверх, словно маленькие юркие змейки.

- Саша, шнурки, Саша! - крикнула Надя, но ее слова потонули в многоголосом крике ликования.

Надя устала перелистывать бесконечные страницы газет. Господи, каких только чудес на свете не бывает. Ревнивый муж бросил любовника в машину для выделки колбасного фарша, в Италии похоронили женщину, уснувшую в летаргическом сие. Когда разрыли могилу, рядом с ней лежал грудной ребенок, родившийся в гробу. Чудеса! А может быть, репортеры просто придумывают?

В другом журнале ее внимание привлекла серия цветных фотографий: «Нью-Йорк встречает Линдберга. Отважный летчик первым в истории перелетел океан». Тысячи восторженных людей, знамена, цветы. Сотни фотографов, кинорепортеров, объятия президента. «Как-то нас встретят? - подумала Надя. - Саша, конечно, не Линдберг, но все же чемпион мира; много ли во Франции чемпионов мира?»

Она уронила журнал на колени и стала смотреть в окно. Поезд быстро мчался к Парижу, оставались последние километры. В квадратном проеме окна, как на киноэкране, возникали и тотчас исчезали пейзажи зимней Франции. Занесенные снегом поля сменялись миниатюрными домиками деревень, чтобы в свою очередь уступить место густому частоколу деревьев. Белые стволы берез сливались с искрящимся снегом, пушистые ветви елей свисали до земли, отягощенные огромными снежными хлопьями. После жаркой Южной Америки переход к зимней Европе отразился на здоровье Алехина: он немного простудился, и Надя боялась, как бы вновь не возобновилось воспаление надкостницы.

Вспомнились ей праздничные дни последних двух месяцев. Сколько радости принесли они, как приятно было видеть веселого, торжествующего Сашу. Шахматный король! Наконец-то! Вспомнилась ей поездка из Буэнос-Айреса в Чили, куда они прибыли после недолгого отдыха в покоренной аргентинской столице. Гостеприимные чилийские шахматисты радушно встретили нового чемпиона мира. Они показали почетным гостям уютную столицу Сант-Яго, красивейший курорт Вальпарайзо и многие другие живописные места на побережье Тихого океана.

«Бедный Саша, устал, - подумала Надя. - Болезнь, матч, само торжество победы, длинные путешествия. Приятные переживания, но утомительные. Он обязательно должен теперь отдохнуть, никаких турниров, никаких шахмат! Только отдых. Но разве его заставишь! Опять анализирует», - с досадой повела Надя плечами, посмотрев в сторону мужа. Алехин сидел боком на диване, поджав под себя одну ногу, и ничего не замечал, уткнувшись в карманные шахматы. Время от времени он передвигал пальцами правой руки какую-либо фигурку на новое место, но сводя при этом глаз со складной кожаной доски, зажатой в левой руке.

- Опять шахматы, Саша! - прервала молчание Надя. - Не надоело?

- Надоело?! - подняв голову, удивленно посмотрел в лицо жены Алехин.

- Отдохни немного, скоро Париж.

- Как я плохо играл тридцать вторую партию, - покачал головой Алехин.

- Но ведь ты выиграл ее.

- Да, но с каким трудом. А мог легко добиться победы.

- Посмотри, как встречали Лиидберга, - протянула Надя журнал мужу. - Тысячи людей, оркестры.

- Еще бы! Впервые через океан. Герой, - сказал Алехин, не отрывая взгляда от шахмат.

- А как тебя встретят в Париже?

- Я же океан не перелетал. - Алехин поднял взор на жену. - Я его только переплывал дважды, и притом дьявольски долго.

В дверях на секунду появился проводник.

- Париж, - объявил он протяжно, и это заставило Алехина положить наконец шахматы в карман.

Поезд уже сбавлял ход и вскоре ворвался в предместья столицы. Показались завешанные товарами витрины магазинов, замелькали рекламы на заборах и крышах домов. По мокрому асфальту мостовых мчались полированные лимузины и огромные многоместные автобусы; иногда из-за крыш домов появлялась на миг верхушка Эйфелевой башни. А вот и перрон вокзала: сотни встречающих машут шляпами, платками, букетами цветов; слышатся крики радости людей, наконец-то увидевших друг друга после разлуки.

- Сколько народа тебя встречает! - воскликнула Надя, выглянув в окно. Она поправила Алехину галстук, отряхнула рукой полы его пальто. Потом взглянула в зеркало на себя, с третьей попытки удачно надела шляпу и несколько раз примерила, как лучше завязать вокруг шеи желтый шерстяной шарф.

Когда они выходили из вагона, Алехин через голову жены увидел в толпе Шамшина, Мюффанга, Бернштейна и низкорослого репортера «Возрождения» Заливного. Рядом фотографы, оператор с огромной кинокамерой, много незнакомых Алехину людей с цветами. «Что ж, встреча как встреча, - мелькнула мысль у Алехина. - Конечно, не как Линдберга, но все же. А почему не пришел Волянский? - Но тут же вспомнил: - Видимо, все-таки уехал в Нью-Йорк».

Алехин посмотрел вдоль огромного перрона. Отыскивая нужный вагон, от окна к окну бегали возбужденные женщины, готовые броситься в объятия прибывших из деловой поездки мужей; молодые французы осторожно лавировали в толпе, уберегая букеты цветов, приготовленные для любимых подруг; отцы с поцелуями снимали с подножек радостно кричавших детей. Всюду царили неподдельный восторг и возбужденные встречи: объятия, крики, поцелуи.

Едва Алехин и Надя сошли со ступенек, друзья вручили им по большому букету цветов, Шамшин, Мюффапг и Берпштейн заключили чемпиона в объятия, поцеловали руку супруге. Но больше никто из стоявших у вагона людей не поздравлял Алехина, не тянулся к нему. Чем-то встревоженные и возбужденные, люди медленно двигались куда-то в сторону, их взгляды были устремлены вдаль, мимо Алехина. «Что происходит? Куда они идут? - недоумевал Алехин. - Они же пришли меня встречать».