От жары и острого запаха багульника у Лёни и Алика разболелись головы, и они дружно уверяли Валерку, что завтра обязательно снова придут сюда, а сейчас лучше посидеть где-нибудь у воды, отдохнуть в тенёчке перед обратной дорогой.

Гуз нехотя согласился, и спустя минут десять все трое стояли на высоком восточном берегу, с любопытством и затаённым страхом заглядывая в чёрную бездну. Раздеться бы теперь да бултыхнуться в воду, но… Чёрное озеро! Никто ещё не отваживался здесь искупаться!

Друзья присели над обрывом, в тени развесистой ели. Долго молчали, думая каждый о своём.

— Ой! — вдруг испуганно вскрикнул Валерка и схватил Алика за плечо.

— Что? Что такое? — в один голос спросили Алик и Лёнька.

— В-вон… вон он, горбун! — прошептал Гуз, отшатываясь и прижимаясь к друзьям. Его трясло как в лихорадке.

— Какой горбун? Где? — недоумевал Лёня.

— В… в воде. В воду смотрите… Вон, на камне сидит… У того берега…

Алик и Лёня глянули в ту сторону, куда показывал Валерка, и окаменели: глубоко под водой, как бы на самом дне озера, на камне, в самом деле сидел горбун. Он был без рубахи. Косматая чёрная голова его свисала на грудь, отвратительный горб колебался и вздрагивал.

Горбун, должно быть, дремал. Но вот он встрепенулся, резко поднял голову, повёл вокруг страшными глазами и… тотчас исчез, даже не потревожив воды.

Скованные ужасом, все трое какую-то минуту сидели неподвижно, боясь не то что шевельнуться, а даже дохнуть. Потом, словно подхваченные вихрем, сорвались с места и бросились вниз, в лещинник. Они бежали, не разбирая дороги, сквозь кусты ежевики, в кровь обдирая ноги и руки. И только очутившись на широкой поляне, поросшей редкими берёзками, остановились все разом. За поляной поблёскивала на солнце Тихая Лань.

Ребята ещё раз огляделись, посмотрели друг на Дружку и… как по команде опустили глаза. На каком-то кусте Валерка оставил почти полрукава рубахи, Лёня был без корзины, Алик — в одном сандалии.

Первым заговорил Гуз. Он запахнул на груди рубаху, с брезгливостью поморщился:

— Какой он страшный! Б-р-р!.. Горб, как студень дрожит, и волосы шевелятся…

Лёня окинул взглядом кусты, за которыми осталось Чёрное озеро, нервно передёрнул плечами и, заикаясь, проговорил:

— Н-неужели это б-был он?

— А то кто же! Он! Кому ещё там быть!

Алик молчал. Он присел на пень и со страдальческим видом принялся рассматривать свою босую ногу. Жаль было сандалия. Только позавчера дед принёс из сельмага. Жёлтые, с блестящими пряжками и такие лёгенькие! Не слыхать на ноге… Алик вздохнул. И чего было бежать! Горбун… Откуда он мог взяться, тот горбун? Просто, видно, лежит в воде коряга. Вода поколыхивается слегка, вот кажется, что он шевелится…

— А видали, какая у него голова? — вспоминал Валерка. — Во-о! И волосы во все стороны…

— А нос! Ты заметил, какой у него нос? Вот такой! — Лёня приставил к лицу кулак. — Сперва тонкий, а на конце — как картошка.

— Никакого горбуна там не было! — сказал наконец Алик. — Сами мы всё выдумали. Просто показалось.

— Всем троим? — удивился Лёня.

— И десятерым может померещиться. У страха глаза велики, — проворчал Алик и снова посмотрел на свою босую ногу.

— А вот и неправда! — горячо возразил Гуз. — Помнишь, как он глянул на нас?

Алик долго молчал, потом улыбнулся и предложил:

— Хотите, я сейчас вернусь на озеро?

— Что ты! — испугался Лёня.

— А вот и слабо! — выкрикнул Валерка. В нём вдруг проснулось утреннее настроение.

— Слабо?

— Слабо! Сто раз слабо!

— Эх ты! На, держи!

Алик отдал Валерке свою корзинку с ягодами, которых осталось меньше половины, повернулся и исчез в кустах. Валерка и Лёня остолбенели.

— Да… что ж ты молчишь?! — наконец спохватился Лёня. — Зови его! Верни!

— А-а-лик!!! — не своим голосом завопил Валерка. — Верни-и-ись!

— И-и-сь! — откликнулась пуща, и всё вокруг замерло, будто онемело. Даже осина, возле которой стояли Валерка и Лёня, перестала дрожать, насторожилась, словно и она ожидала чего-то недоброго…

Лёня и Валерка не на шутку растерялись. Сколько они ни звали, Алик не откликался.

— А может, он пошутил и спрятался где-нибудь здесь? — высказал догадку Лёня. — Давай поищем.

Облазив все ближние кусты, ребята ни с чем вернулись на поляну. Тогда Валерка взобрался на самую верхушку росшего неподалёку дуба. Но дуб был не так высок, чтобы с него можно было увидеть Чёрное озеро, его крутые берега. Раздосадованный и злой на самого себя, Валерка слез с дуба и сел на трухлявый пень. Лёня, прикусив нижнюю губу, устроился рядом, на траве.

Пролетел самолёт. Лёгкая тень его скользнула наискось поляны и исчезла. Вновь стало тихо и тоскливо.

Заставила ребят очнуться песня. Она взлетела неожиданно громко где-то совсем рядом. Оба вскочили на ноги, оглянулись. По реке плыла красивая голубая лодка. В лодке сидел мужчина в синей вылинявшей майке и помятой серой шляпе. Он лениво взмахивал вёслами и во всю силу своих, должно быть, богатырских лёгких тянул:

Лёня и Валерка стояли и не знали, что им делать. Лодка плыла в их сторону. Может, спрятаться?

Но человек в лодке уже заметил их. Он оборвал песню, выпрямился во весь рост и спросил:

— Эй, хлопцы! Вы из какой деревни?

— Из Заречья, — поспешил ответить Валерка.

— А старого Войтёнка здесь не видели?

— Нет, не видели.

— Вот старая перечница! — пробормотал человек. — Условились тут встретиться, а он не пришёл…

Мужчина налёг на вёсла, и спустя минуту лодка мягко ткнулась носом в песчаный берег.

— Грибы собирали или ягоды? — легко выскакивая на песок, поинтересовался незнакомый.

— И грибы и ягоды.

— Замечательно! Вот вы меня и угостите ягодами. Идёт?

Валерка подставил свою корзинку, а сам отодвинулся в тень берёзы. Человек снял шляпу, запустил в корзинку руку и спросил:

— Рукав коза сжевала?

— Да нет, — смутился Валерка. — Это я сам, за сук зацепился…

— Значит, быть бане дома. Вечером приду с лёгким паром поздравить, — серьёзно пообещал мужчина и набил рот ягодами.

Валерка с интересом смотрел на него. Он узнал мужчину. Это был Николай Николаевич Казанович, двоюродный дядя их одноклассницы Вали Казанович. Валя рассказывала, что он работает в Академии наук, печатает в журналах очерки и рассказы о родной природе.

Среди Валеркиных знакомых никогда не было ни учёных, ни писателей, и ему казалось необычным и приятным, что такой известный человек сидит рядом с ним на поляне и ест ягоды из его корзинки.

— Смотри-ка! И ей, мерзавке, ягод захотелось! — вдруг воскликнул Николай Николаевич и ловко взмахнул над корзинкой рукой.

— Бросайте, это же оса! — вскочил Лёня. От осы или шмеля он готов был бежать на край света.

— Оса? А вот мы посмотрим, какая это оса.

Николай Николаевич разжал кулак. На ладони неподвижно лежало похожее на осу насекомое.

— Ужалила? — сочувственно спросил Валерка.

— Оса, да и пчела, и шмель никогда не ужалят, если их быстро зажать в кулаке. Тычутся там, как слепые. А у этой козявки и вовсе жалить нечем. — Николай Николаевич пригладил рукой чёрные, едва тронутые сединой волосы и с наслаждением растянулся на траве.

— Нет, а в самом деле, почему она не укусила вас? — не мог успокоиться Лёня. — Меня однажды так ужалила!..

— Хотите, расскажу вам сказку про эту букашку? — предложил Николай Николаевич. — Поучительная сказка. Только слушайте внимательно… — Он закурил и негромко начал: — Не за горами, не за морями, на берегу реки Тихоструйной, стоял Зелёный бор. Жили в том бору и зайцы, и белки, и лисы, и барсуки. Даже рогатые лоси водились. Но больше всего было трудолюбивых пташек. Нравилось им там. А чтобы какой-нибудь недруг не пробрался в их зелёные владения, поставили птицы Дрозда Дроздовича за порядком следить.