— Твоя мать разрешила тебе надевать ее вещи?

— Ей без разницы.

— Твоя одежда подходит тебе больше, знаешь ли. Она покружилась перед ним, улыбнулась.

— А я думаю, что выгляжу неплохо. Очень даже неплохо. Гораздо лучше, чем прежде.

Он уже собрался одернуть ее, сказать, что негоже тринадцатилетней девушке одеваться, как тридцатилетней женщине, но в последний момент придержал язык. Слишком редко Блейр отпускала себе комплименты. Гораздо чаще сокрушалась насчет жирных волос или лишних двадцати фунтов и обещала сесть на диету после каждой съеденной шоколадной конфеты. С одной стороны, конечно, приятно, что Блейр нахваливала себя (может, она переросла период жалости и недовольства собой), с другой — немного нервировало. «Быстро же они растут», — подумал Дерек и почувствовал, как собственный возраст тяжело наваливается на плечи.

Вновь зазвонил телефон. Блейр как раз доставала мясо из духовки, и у нее ушло несколько секунд, чтобы поставить чугунок на стол. Она метнулась к телефону, но Дерек опередил дочь.

Раделл гневно затараторила в трубку:

— Послушай, маленькая сучка, не бросай трубку, а не то…

— Привет! Тирада прервалась.

— Так ты уже дома, котик. Быстро же ты долетел.

— Я не могу поверить, что ты звонишь мне домой. Я думал, ты понимаешь…

— Да, я все прекрасно понимаю. Мы тут поболтали с твоей дочерью. Она, между прочим, очень умна. Ты уверен, что это твоя дочь? Она сказала мне, что я у тебя далеко не первая. Что ты превратил свою жену в алкоголичку, и вся семья знает, какой ты бабник.

Она визгливо рассмеялась. Как показалось Дереку, к смеху примешивались рыдания. От гнева кровь прилила к голове. Он швырнул трубку на рычаг, быстро наклонился, выдернул штепсель из розетки.

Блейр наблюдала на ним, стоя у двери. В одной руке она держала красную миску с шоколадной глазурью, в другой — деревянную ложку, которой медленно помешивала глазурь. Такую странную, такую холодную улыбку он видел на ее лице впервые. Она вдруг стала незнакомкой. Мона Лиза с ложкой, подумал Дерек, и тут до него дошло, как мало он знает свою дочь и как сильно ее любит.

— Кто это звонил, папа?

Ему удалось выдавить из себя смешок.

— Ты не ошиблась. Зануда. Давай немного отдохнем от этих идиотских звонков. Не будем включать телефон.

— У тебя дрожат руки.

— Наверное, поездка утомила меня больше, чем я думал.

Он подошел к раковине, открыл дверцу шкафчика, шарил в нем, пока не обнаружил одну из бутылок, запрятанных Джесс, пинту «Джонни Уокера», замаскированную пластиковыми бутылями с чистящими средствами.

Взял с полки стакан. Плесканул виски, добавил еще немного. Действительно, руки дрожали так, словно каждый палец подключили к вибратору.

— Папа, тебе нельзя пить.

— Что?

Его взгляд встретился с ледяными глазами Блейр.

— Вуди и я ввели новое правило. В этом доме больше никто не пьет. Я думала, что нашла все бутылки, но, выходит, эту пропустила.

— Дорогая, не забывай, что здесь правила устанавливают не ты и не Вуди. Я чертовски замерз. Мне просто необходимо согреться.

Он поднял стакан.

— Я же сказала, в этом доме больше не пьют! Блейр вскинула руку, схватила стакан, швырнула его в дальнюю стену. Зазвенело разбившееся стекло, темное виски потекло по розочкам обоев.

— Да что на тебя нашло?

— Я же сказала тебе, папа!

— Черт побери, Блейр, я этого не потерплю!

— В этом доме больше не пьют!

Их яростные взгляды встретились. Блейр подняла деревянную ложку, словно собиралась ударить отца. Дерек первым отвел глаза. Тяжело плюхнулся на стул у кухонного стола, начал массировать виски, гудящие от боли. Блейр положила руку ему на шею, он вновь почувствовал не без удовольствия, какая она мягкая и теплая, как приятно от нее пахнет. Духами Джесс. «Эсте Лаудер», теми самыми, запах которых он раньше ненавидел.

— Я сожалею, что мне пришлось так поступить, папа. Но дело в том, что ты плохо себя вел.

Его разобрал смех. Действительно, кто тут родитель? Если учесть, что жена напивается у подруги, а бывшая любовница звонит по телефону. Господи, ну почему ситуация вырвалась из-под контроля?

— Папа, не волнуйся. Все наладится. К его изумлению, она взяла новый стакан, налила виски.

— В порядке исключения, папа. Потому что ты расстроен и потому что позвонила эта безумная женщина. Последний раз.

Виски он выпил одним глотком, почувствовал, как по телу разливается тепло, как уходит напряжение. На улице вновь пошел снег, на карнизах висели сосульки, но в доме царили тепло и запахи готовящегося обеда. К черту Раделл и ее выходки. Конечно, она не может спокойно пережить разрыв. По правде говоря, несмотря на выходку Блейр, дома он чувствовал себя гораздо спокойнее, чем в жадных, загребущих объятиях Раделл.

— Ты выглядишь очень уставшим, папа.

— Долго добирался домой.

— Мы тебя ждали.

Маленькие нежные ручки Блейр с обкусанными ногтями обвили его шею. Он встал, и она прижалась к нему. Пахло от нее корицей, шоколадом, лилиями «Эсте Лаудер», будоражащим сочетанием ароматов. Ее близость кружила голову. Но когда ее бедра начали описывать восьмерки, он отпрыгнул, как от огня. Ее губы приникли к его губам, теплый шоколадный язык нырнул ему в рот. Волна запахов накрыла его с головой, он вдруг осознал, что нижняя половина его тела слыхом не слыхивала о том, что кровосмешение — табу, и реагировала соответственно. Он оттолкнул Блейр и ладонью влепил ей оплеуху, возможно, чуть переусердствовав.

Она отлетела от него, едва не упала, но, взмахнув руками, сохранила равновесие и ответила полным презрения взглядом.

— Блейр. Подожди, я…

— Я тебя ненавижу, — прошептала она и выбежала из кухни. По пути смахнула чугунок со стола, вывалив мясо на пол.

Дерек поспешил за ней, пытаясь возложить вину за похотливость Блейр на Джесс, Раделл, кого угодно, только не на себя. Может, Блейр действительно говорила с Раделл и пришла к выводу, что должна занять место матери, раз Джесс более не вызывает у отца сексуального интереса. Пугающий вариант, но не столь уж страшный в сравнении с тем, что произошло: ведь у него все встало. Если мозг пришел в ужас от телодвижений Блейр, то его «игрунчику» они очень даже понравились.

Поднявшись по лестнице, он остановился, чтобы передохнуть. От жары его прошиб пот. Наверное, термостат поставили на тридцать градусов. Пылинки медленно планировали на пол, повторяя траектории снежинок за окном.

— Блейр? — Дом затих. Обычно гремящая стереосистема Вуди молчала. Не хлопали двери, не текла вода в ванной. Дом словно чего-то ждал, затаив дыхание. Дерек подошел к двери комнаты Блейр, постучал.

— Блейр? Сладенькая, мне очень жаль.

Постучал вновь, подождал несколько секунд, повернул ручку. Дверь открылась.

Она лежала в кровати, накрывшись до подбородка одеялом, выставив одну руку, словно отгоняя его. Маленькую розовую руку с аккуратными, покрытыми темно-красным лаком ногтями… руку Джесс.

По его телу побежали мурашки. Он отбросил одеяло и увидел Джесс. Синие губы, закатившиеся глаза. Джинсы и красный пуловер Блейр. Кто-то проткнул ей мочки, чтобы вставить в них золотые сережки-кольца дочери. По неестественному повороту головы Дерек решил, что его жена повесилась. Должно быть, дети сняли ее и уложили в кровать.

Он коснулся мертвого лица жены, век, щек, подбородка. Ее кожа стала липкой, не желала отпускать подушечки пальцев.

— Не трогай ее! Ты ее разбудишь. Блейр вошла в комнату, не отрывая глаз от идущего за окном снега, не глядя на кровать.

— Я сказала ей, что она может поспать до обеда, а уж потом сделать домашнее задание. Надеюсь, ты поможешь ей с алгеброй.

— Господи Иисусе, что?..

— Мы должны дать ей хорошее воспитание. Правильное воспитание. Родительский труд — далеко не самый легкий.

Слова показались ему до боли знакомыми. Он не раз и не два произносил их в вечерних беседах с Джесс — до того, как их разговоры полностью утратили содержательную составляющую, до того, как они оба нашли утешение соответственно в Раделл и «Джонни Уокере».