Николай Гуданец

Дорога к дому

Обычно он добирался до дому электричкой, но сегодня поехал на автобусе. Пускай дольше, зато не пришлось брести до вокзала навстречу ветру, перемешанному с колкой снежной крупой. А он изрядно навьючился: подарок жене, подарок дочке, мандарины, колбаса и прочая снедь, под мышкой коробка с электрической елочной гирляндой.

День прошел по обычному предпраздничному распорядку. С утра в лаборатории никто палец о палец не ударил. Слонялись, болтали, курили, изнывали, не зная, куда себя приткнуть. Наконец завлаб посмотрел на часы и сказал "пора". Стали сдвигать столы, сооружать бутерброды, специально сэкономленный спирт развели, бутылку положили остужаться между рамами, для конспирации обернув мятой "вечеркой".

Засиживаться он не стал. После первых тостов, когда все дружно закурили и загалдели, он улизнул и пустился рысцой по магазинам. Запарка с годовым отчетом вышла такая, что насилу успел запастись елкой, а подарки и прочее откладывал со дня на день, вот и дотянул до самого тридцать первого.

Стужа пробирала нешуточно. Он сновал по городу перебежками, от мясного к подарочному, от культтоваров к овощному, всюду - лихая предпраздничная сутолока; уже в сумерках, пронизанных слюдяными стрелами пурги, очутился возле планетария, на конечной автобуса. Никаких сил не осталось топать до вокзала, хотя электричкой почти вдвое быстрее.

Кое в чем на прежней квартире жилось удобнее - центр, все под боком, на работу пешком. Они переехали недавно, осенью; привычка к окраинной жизни давалась с трудом. В основном из-за езды, съедающей уйму времени. Утром собираешься, как в путешествие, - знаешь, что до самого вечера не попадешь домой, не забежишь за зонтиком или перехватить бутерброд. С другой же стороны, район тихий и зеленый. За окнами не трамвай, от зари до зари громыхающий, а лесок. Есть где прогуляться с дочкой, развеяться. С премии надо бы лыжи купить. А то уж обрисовывается животик, в его-то годы. Нет, хорошо, что прежний дом снесли. И главное - теперь без соседей. Не так уж много их было, соседей, и безвредные, не жлобы и не алкаши, но коммуналка есть коммуналка, что там говорить.

Подошло сразу два автобуса, оба маршрута годились. Он влез во второй, точнее, впихнула толпа; повезло, что нашлось свободное место, а то уже ноги не держали. Взгромоздил на колени портфель, авоську, коробку с гирляндой. Окно заросло льдом наглухо. Предыдущий пассажир протер на уровне глаз круглую дырочку, уже подернутую тусклой плесенью инея. Он подышал, потер перчаткой.

Автобус заурчал, зашипел дверной пневматикой, тронулся. Радужными одуванчиками за окнами поплыли фонари.

Хорошо. Хорошо ехать домой, усталым и навьюченным. А дома жена, дочка, елка, и завтра можно отоспаться, благо праздник. Хорошо.

Праздник есть праздник, но самый лучший - Новый год. С Новым годом, с новым счастьем. А зачем оно, новое? Хватит за глаза и того, что есть. Он давно и твердо знал, какое оно, счастье. Это когда на работу идешь с удовольствием, а домой возвращаешься с радостью Чего еще желать человеку.

Даже не глядя в окно, он знал, где едет. Вот парк, музей, остановка. Поворот, еще остановка, напротив театр. Народу набилось битком. Теперь мост через реку, вираж на разводке, еще остановка. Несколько поворотов, и началась прямая четырехрядная магистраль, взбегающая на железнодорожный виадук.

Дальнейший путь автобуса он представлял смутно, никак не мог упомнить. От планетария к его дому пролегало два маршрута. Они разветвлялись за железной дорогой, возле радиозавода, и огибали район новостроек с двух сторон, встречаясь на автобусном кольце. Оба петляли неимоверно, челноком прошивая ряды панельных пятиэтажек. Он даже не пытался сориентироваться в этих зигзагах - ехал, думая о своем.

Вот и виадук. Внизу грохочет электричка, может та самая, которая обычно везет его с работы. Если бы он сидел в ней, через пять минут уже вышел бы на своей станции...

Убаюканный мерным покачиванием, он привалился головой к резиновой окантовке окна и смежил веки.

Его нежила зыбкая грань между явью и сном. Он вдруг вообразил, что выходит из электрички, в руках портфель и авоська, под мышкой коробка, и идет... Куда идет? Странный вопрос. Домой, мимо станционной будки к переезду, потом направо по дороге, обсаженной молодыми липами... Направо?

Ну да, так и есть, вперед и у переезда направо. Значит, он не пересекает путей. С чего их пересекать?

Но ведь автобус миновал виадук и оказался по ту сторону рельсов. Если смотреть по ходу электрички из города, то слева.

Он представил себе конечную точку своего пути. Его дом как раз посредине между автобусным кольцом и станцией. Дом, а кольцо и подавно, находится справа от железной дороги. Сейчас автобус едет слева от путей. И, нигде не пересекая их, приходит на кольцо. Которое, разумеется, справа.

Что-то тут не так.

Минуточку, разберемся. Когда он едет автобусом, на полпути встречается виадук. Внизу - железная дорога. Когда он едет электричкой, на полпути вверху - виадук. Два пути к дому пересекаются, это несомненно.

А дальше?

Электричка мчит прямо, автобус петляет слева от нее. И в конце концов привозит его к дому. Который справа. Вот такая задачка на топологию пространства.

Чушь, бред. Сколько раз уже так ездил, А теперь вот попробовал представить все в целом и запутался. Выходит, его дом - и справа, и слева от железной дороги.

Ну и заскок. Конечно, от усталости. Плюс три стаканчика разведенного спирта.

Что тут долго думать. Надо будет на неделе купить в киоске план города. Новый, на котором обозначен его микрорайон. Тогда виадук, железная дорога и автобусное кольцо встанут на свои места, сложатся, как хитроумная головоломка, в четкую двумерную схему. Что справа - то справа, что слева слева.

Но эта мысль пронеслась в его мозгу мутным облачком и канула бесследно - он заснул, привалившись виском к окну.

Заснул, точно провалился сквозь явь.

N_CMIXX очнулся от пинка.

Надсмотрщик все-таки углядел его.

- Вставай, падаль! Ишь, разоспался!

Заскорузлый от крови плетеный бич обрушился на него, притулившегося в расселине, за известняковой глыбой, похожей на овечий череп. Корчась под ударами, N_CMIXX выкарабкался из своего убежища, подхватил кирку и мешок, что есть духу припустил вниз по склону.

Надсмотрщик попался добрый, даже не посмотрел, какой номер выжжен у него на лбу. А мог ведь сказать жрецу, и тогда N_CMIXX лишился бы вечерней чашки настоя. И хлестал не сплеча, видать, разморила жара. Так, поглаживал.

Он добежал до дна, где в сверкающих соляных разломах копошились такие же, как он, обтянутые исполосованной кожей скелеты. Второй надсмотрщик не стал его бить. Хмурым кивком указал - давай, мол, работай.

Не помня себя от радости N_CMIXX взялся за кирку. Он-таки ухитрился поспать в тени, переждав самое тяжкое время, когда солнце вздымается в зенит и отвесно обрушивает свою пылающую ярость на бритые клейменые головы. Мало того, проделка сошла ему с рук. Мысленно он возблагодарил вездесущего Нгоа.

Соль брызгала из-под кирки. Несколько крошек попало ему на плечи: присолив свежие рубцы. Он зашипел от боли и умерил свое рвение.

Наконец он наколол целую кучу и сгреб ее в мешок. Кряхтя, приладился, рывком взвалил ношу на загорбок. Обсыпанный соляной пудрой, ребристый груз въелся в его незаживающую спину. От боли пошла кругом голова.

Бич свистнул и огненным кольцом обвил его бедро.

- Мало берешь, - прикрикнул надсмотрщик.

N_CMIXX сбросил мешок наземь и снова принялся колоть проклятую соль.

Солнце ползло к краю ущелья. Тень от западного склона почти дотянулась до соляной залежи. Когда он поднимется к повозкам и вернется с опорожненным мешком, наверняка найдется местечко, чтоб поработать в тени. А это не в пример легче.