— Ты такая… прямо ух! — Глеб восхищенно осмотрел меня и повернулся к Рите. — Я говорил тебе.

Что он там говорил, я так и не поняла. К нам подошла Катя, фальшиво мне улыбнулась и резко сказала Глебу:

— Можно тебя на минутку?

— Давай позже, — не сводя с меня взгляда, ответил он.

Черт, кажется, я спровоцировала скандал. Странно как-то, ведь меня несколько месяцев не было, и ревновать его абсолютно беспочвенно. Особенно если учесть, что когда-то мы уже пробовали, и все это окончилось дружбой.

Но от Глеба я на всякий случай отступила и мило улыбнулась Кате в ответ.

— Ты навсегда вернулась? — спросила Лара и грациозно подошла к бару. Манерно провела указательным пальцем по крышке графина, делая вид, что задала вполне будничный вопрос. А мне почему-то показалось, что этот вопрос значит для нее намного больше, чем защитница хочет показать.

— Не уверена, что вернулась, — уклончиво ответила я. — Во всяком случае, в этот дом. Влад дома? Мне нужно с ним поговорить.

— Кто бы сомневался! — выдохнула Лара и замолчала.

Количество ревнивых девушек-атли на один квадратный метр явно зашкалило. Я не готова была к эмоциям такого плана, ведь действительно ни на что не претендовала. А та, кто имеет право высказываться подобным образом, осталась в Москве и вообще никогда себе этого не позволяла.

Вот почему мне обязательно по кому-то скучать? Нельзя собрать всех близких людей в одном месте, отгородиться от мира и забить на все?

— Он поехал к очагу, — глухим голосом ответил Глеб. — Он в последнее время туда зачастил.

— Хорошо, — сказала я, ни к кому не обращаясь. — К очагу, так к очагу.

— Тебя подвести? — предложил он.

Я бросила мимолетный взгляд на Катю — та отошла к окну и нахмурилась. К черту! Он мой друг, почему я должна бояться это показать?

— Отвези, — кивнула я и направилась к выходу.

Этот дом слишком сложный для меня, особенно после того, как я научилась смотреть на мир проще. Незачем тут задерживаться.

На улице вернулась уверенность. Казалось, даже земля стала тверже — пол в гостиной атли покачивался, как палуба корабля, попавшего в шторм. Так и норовил подставить подножку и уронить.

Глеб закурил и облокотился о перила крыльца. Протянул мне пачку, но я помотала головой.

— Бросила.

Стала рядом. Глеб напряженно курил и смотрел вдаль.

— Злишься?

— Ты не звонила. Не писала. Даже смс. Я думал, ты там навсегда, со своими сольвейгами. — Глеб воровато оглянулся, видимо, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. — А ты тут. Возвращаешься неожиданно, приходишь к атли… Зачем? Себя помучить?

— У меня было видение.

— Ты могла позвонить.

— Говорить по телефону после того, что произошло? Сделать вид, что все в порядке и что меня ничего не волнует? Я могла не звонить вообще! И не приезжать.

— Не смогла бы, — криво улыбнулся он.

— Пришла пора решать…

— Нет! — оборвал он меня. — Не говори, что вернулась, чтобы отречься. Лучше бы вообще не приезжала.

— Я и не говорю, — ласково сказала я. Погладила его по плечу. — Между нами ничего не изменится, Глеб.

— Уже изменилось.

— Не хочу так думать, — упрямо произнесла я. — Ты дорог мне, как никто.

Он вздохнул и закурил вторую.

— Что ты видела?

— Влада в пыточной Мишеля. И охотника, с которым ты дрался в гостиной. Ну, того, жуткого, помнишь?

— Это Марк, он иногда приезжает с Андреем. Реально фанатик. Если бы не законы, убил бы нас, не раздумывая. Впрочем, это не мешает ему в открытую торговать ясновидцами. Марк — любимчик Мишеля.

— Теперь понимаешь, зачем я приехала?

Он покачал головой.

— Я могу сказать Владу. Зачем себя мучить? Ты же увидишь его и сломаешься.

— Не сломаюсь, — уверила я. — Сольвейга невозможно сломать.

Сверкнув фарами, у ворот затормозило такси. Привет, цивилизация, я скучала!

До очага мы добрались быстро — минут за двадцать. За это время успели обсудить с Глебом последние события у атли: и постоянные терки с Мишелем, и слежку, и отношения с альва. Мирослав всерьез задумывался о том, чтобы вернуться в Тверь, а в Липецк со дня на день должны вернуться скади.

Да уж, перемены значительные. Жаль, что я не могла рассказать Глебу о сольвейгах. Все же он был моим лучшим другом. Хотелось бы верить, что он им и остался.

Машина затормозила у закрытой калитки, и Глеб вручил мне ключ. Свой я оставила на Достоевского. Вот балда, даже не подумала. Впрочем, я-то надеялась найти Влада у атли.

— Справишься или с тобой? — тревожно спросил Глеб.

— Справлюсь. Придержи такси.

Я вышла и тут же утонула сапогами в глубоком, рыхлом снеге. Мороз щипал кожу, злой ветер полыхнул по щекам, растрепал волосы. Машина Влада стояла неподалеку — в нескольких метрах. А чуть поодаль, за забором, в неприметном на первый взгляд, но таком значимом для атли строении горел свет…

Я шагала осторожно, стараясь не поскользнуться и не рухнуть в сугроб. Дышала размеренно и методично. Вдох-выдох, вдох-выдох. Кулаки сжала и сунула руки в карманы. Тщетно — все равно ладони промерзли до костей. Слушала скрип снега под ногами и стук собственного сердца — оно билось, как загнанное животное, громко и глухо.

Мыслей не было. Приготовленной заранее речи — тоже. Эти речи никогда не пригождаются, так толку придумывать слова?

Лампочка у входа угрожающе качнулась, метнув мою тень в сторону. Половица крыльца жалобно скрипнула под ногами, дверь зашуршала и поддалась…

Я была внутри. В средоточии племени атли. Где десятками лет смешивалась кровь и кен хищных. Где проводились ритуалы, посвящались и отрекались, венчались, соединялись и разрывались связи атли. Веками. Место, впитавшее и мой кен тоже. Мою кровь. Мои слезы.

Вокруг горели свечи, превращая комнату в волшебную, таинственную пещеру. Свечи были повсюду — на полу, на высоких подставках и низких, в подсвечниках и просто на полу. У входа распространяла приятный сандаловый запах глиняная аромалампа. Усиливала магию источника силы.

И я поняла, куда именно меня влекло с того самого дня, как уехала. Я и это место — связаны. Равно до тех пор, пока я атли…

Я закрыла дверь и выдохнула. Вздох эхом разнесся по комнате и затаился в углах. Голова закружилась от близости очага, противоречивых воспоминаний и Влада, которого почему-то в комнате не было.

Зато был он. Камень. Неизменный атрибут очага. Завороженная, я шагнула к нему, провела рукой по прохладной, шершавой поверхности.

Сзади громко стукнула дверь, и я обернулась.

— Ты…

Голос хриплый, сдавленный. Пробирает до костей сильнее, чем холод. Мир сдувается медленно, но верно, превращаясь в небольшой шарик. И тут же становится душно.

Я молчала. Не знала, что сказать, да и нужно ли? Я уже и забыла, как все остро рядом с ним. И почему-то подумалось, что это меня и привлекало — острота ощущений. Как мотылька на огонь. Жизнь кажется ярче, насыщенней. И опасней. Яркость и опасность всегда ходят вместе.

— Когда вернулась? — Тот же хриплый голос, только уже не такой растерянный. Влад всегда умел быстро собраться.

— Сегодня.

Он так изменился. И дело даже не во внешности, не в непривычной трехдневной щетине, которая все равно была ему к лицу, не в рассыпавшихся беспорядочно светлых волосах. Было что-то во взгляде — незнакомое, новое. И на плечах — незаметное для других бремя, которое безбожно давит.

Вдруг захотелось потрясти его и крикнуть в лицо: «Зачем, ну зачем ты это сделал?!», но я, конечно же, не стала. Все в прошлом. Мне новой, измененной философией сольвейгов, должно быть все равно.

Влад прислонился спиной к двери. Прожигал взглядом, и мне подумалось: хорошо, что он далеко стоит. Эмоции находили волнами, смешивались в невообразимую кашу — облегчение, злость, обида, радость. Они кружили вокруг меня разъяренным вороньем, так и норовя заклевать насмерть.

Скажи ему. Скажи и уходи, Полина. Это же так просто.

Просто не было. И не будет никогда. Но Барт предупреждал, говорил, я выдержу.