Автор "Сказания о мести" воздействовал примитивными художественными средствами на примитивное, полупервобытное сознание своих современников, и к мечам киевских дружинников он присоединил идеологическое оружие, заставляя своих слушателей пове-рить в мудрость и непобедимость киевского княжеского дома. Обман, коварство, непревзойденная жестокость главной героини сказания, очевидно, не выходили из рамок морали того времени. Они не осуждаются, а, напротив, прославляются как свойства и преимущества высшего мудрого существа.

В этом отношении "Сказание о мести" является исключительно интересным литературно-политическим произведением, первым целенаправленным (первоначально, вероятно, устным) сказом о силе Киева. Включение сказания в летопись при внуке Ольги Владимире показывает ценность его для официального государственного летописания.

Спустя полтора столетия летописец конца XI века обратился к эпохе княгини Ольги и ее сына Святослава как к некоему политическому идеалу. Он был недоволен современным ему положением (время Всеволода Ярославича), когда княжеские тиуны "грабили и продавали людей". Летописец (киево-печерский игумен?) вспоминает давние героические времена, когда "къня-зи и не събирааху мънога имения, ни творимых вир [ложных штрафов], ни продажь въскладааху на люди, но оже будяше правая вира – и ту възьма, даяше дружине на оружие. А дружина его кормяхуся, воююще иные страны".

Автор в своем предисловии к историческому труду обращается к читателям: "Приклоните ушеса ваша ра-зумьно, како быша древьнии кънязи и мужие их и ка-ко обарааху [обороняли] Русскыя земля и иные страны примаху под ся". Если в военном отношении идеал этого летописца-социолога – князь Святослав, то в отношении внутреннего устройства Руси – очевидно, Ольга, так как сразу же вслед за "Сказанием о мести" в летопись внесены сведения о новшествах, введенных княгиней. Месть местью, а государству нужен был порядок и регламентация повинностей, которая придавала бы законность ежегодным поборам:

"И иде Ольга по Деревьстей земли с сынъм своимь и с дружиною, уставляющи уставы и урокы. И суть становища ея и ловища…" "В лето 6455 (947) иде Ольга Новуго-роду и устави по Мъсте погосты и дани и по Лузе обро-кы и дани. И ловища ея суть по вьсеи земли и знамения и места и погосты. И сани ея стоять в Пльскове и до сего дьне. И по Дънепру перевесища и по Десне. И есть село ея Ольжичи и доселе".

Летопись сохранила нам драгоценнейшие сведения об организации княжеского домениального хозяйства середины X века. Здесь все время подчеркивается владельческий характер установлений Ольги: "ее становища", "ее ловища", "ее знамения", "ее город Вышго-род", "ее село". То, что сообщено в этой летописной статье, совершенно не противоречит тому большому полюдью киевских князей, о котором шла речь выше. То полюдье, по-видимому, шло большим кольцом по Днепру до Смоленска и далее вниз по Десне; о нем здесь нет речи. Днепра и Десны касаются только "перевесища", то есть огромные сети на птиц, связанные с княжеским застольем и, по всей вероятности, географически охватывающие девственный угол между Днепром и Десной, в вершине которого стоял княжеский Вышгород.

В побежденной Древлянской земле установлен порядок, возложена тяжкая дань (две трети на Киев, треть на Вышгород). Определены повинности – "уроки" и "уставы", под которыми следует понимать судебные пошлины и поборы. В интересах безопасности предстоящего взимания дани Ольга устанавливает свои становища, опорные пункты полюдья. Кроме того, определяются границы княжеских охотничьих угодий – "ловищ", за нарушение которых три десятка лет спустя внук Ольги убил варяга Люта Свенельдича. Как видим, здесь уже обозначается тот каркас княжеского домена, который столетием позже оформится на страницах "Русской Правды".

Обширные домениальные владения указаны на севере (за пределами большого полюдья), в Новгородской земле. Здесь Ольга устанавливает дани и оброки на запад (по Луге) и на восток (по Мете) от Новгорода.

На Мете, являвшейся важной торговой магистралью связывающей балтийский бассейн с каспийским, Ильмень и Волхов с Верхней Волгой, Ольга ставит погосты. Мета выделена особо, очевидно, в силу этого своего исключительного положения, но тут же добавлено что погосты ставились по всей (подразумевается Новгородской) земле. Кроме погостов перечислены основные промысловые угодья, дававшие "мед, воск и скору": "знамения" (знаменные борти), "ловища" (охотничьи угодья) и "места", возможно означавшие главные рыболовные места. Для осуществления всех нововведений (или дополнений) Ольги необходимо было произвести размежевание угодий, охрану границ заказников и назначить соответствующую прислугу для их систематического использования.

Самым интересным в перечне мероприятий княгини является упоминание об организации становищ и погостов. Становища указаны в связи с Древлянской землей, где и ранее происходило полюдье. Возможно, что при Игоре киевские дружины пользовались в качестве станов городами и городками местных древлянских князей (вроде Овруча, Малина, Искоростеня) и не строили своих собственных опорных пунктов в Де-ревской земле. Конфликт с местной знатью и "древлянское восстание" потребовали новых отношений. Потребовалось строительство своих становищ для безопасности будущих полюдий. И Ольга их создала.

На севере, за пределами большого полюдья, за землей кривичей, в Новгородской земле, киевская княгиня не только отбирает на себя хозяйственные угодья, но и организует сеть погостов-острогов, придающую устойчивость ее домениальным владениям на севере, в тысяче километров от Киева.

Различие между становищем и погостом было, надо думать, не слишком велико. Становище раз в год принимало самого князя и значительную массу его воинов, слуг, ездовых, гонцов, исчислявшуюся, вероятно, многими сотнями людей и коней. Поскольку полюдье проводилось зимой, то в становище должны были быть теплые помещения и запасы фуража и продовольствия. Фортификация становища могла быть не очень значительной, так как само полюдье представляло собой грозную военную силу. Оборонительные стены нужны были только в том случае, если в становище до какого-то срока хранилась часть собранной дани.

Погост, удаленный от Киева на 1-2 месяца пути, представлял собой микроскопический феодальный организм, внедренный княжеской властью в гущу крестьянских "весей" (сел) и "вервей" (общин). Там должны были быть все те хозяйственные элементы, которые требовались и в становище, но следует учесть, что погост был больше оторван от княжеского центра, больше предоставлен сам себе, чем становища на пути полюдья.

Полюдье устрашало окрестное население; ежегодный наезд всего княжьего двора был гарантией безопасности, чего не было у погоста: подъездные, данники, емцы, вирники, посещавшие погост, тоже были, конечно, вооруженными людьми, но далеко не столь многочисленными, как участники полюдья. В силу этого погост должен был быть некой крепостицей, острожком со своим постоянным гарнизоном.

Люди, жившие в погосте, должны были быть не только слугами, но и воинами. Оторванность их от до-мениальных баз диктовала необходимость заниматься сельским хозяйством, охотиться, ловить рыбу, разводить скот. Что касается скота и коней, то здесь могли и должны были быть княжеские кони для транспортировки дани и скот для прокорма приезжающих данников ("колико черево возметь"). На погосте следует предполагать больше, чем на становище, различных помещений для хранения: дани (воск, мед, "скора" – пушнина), продуктов питания гарнизона и данников (мясо, рыба, зерно и т. п.), фуража (овес, сено).

Весь комплекс погоста нельзя представить себе без тех или иных укреплений. Сама идея организации погоста, внедренного в покоренный князем край, требовала наличия укреплений, "града", "градка малого". Поэтому у нас есть надежда отождествить с погостами некоторые городища IX-XI веков в славянских и соседних землях.