— Тащи свое пойло, — сказал Конан. — Надеюсь, ты нас не отравишь.

Старик достал небольшой сверток. Это был кусочек выделанной овечьей кожи, на которой лучшими чернилами тщательно написано заклинание от злого духа. Бережно развернув клочок, старик положил его на колено и снова стукнул кулаком в стену.

Примчался взъерошенный мальчик и уставился на хозяина большими сонными глазами. Получив новые распоряжения, он принес большую круглую чашу из тонкого белого фарфора. На ней были нарисованы скалы и сосны с причудливо изломанными ветвями, и две человеческих фигуры в странных одеждах с множеством развевающихся лент, бредущие к вершине. Из глиняного кувшина старик осторожно налил воды, так что чаша наполнилась примерно наполовину.

Мальчик пристроился рядом на дырявом ковре, обхватив руками тощие исцарапанные колени. Старик с торжественным видом погрузил амулет в воду и смыл надпись. Вода слегка почернела, стала того же цвета, что и седой обсидиан.

Негромким голосом старик произнес, протягивая чашу Конану:

— Пей до половины. Это поможет, если дух действительно вселился в тебя, и не повредит, если его в тебе нет.

Конан сделал чудовищный глоток и поморщился. Затем передал чашу Алвари. Старик с интересом следил за обоими.

— Странная вы парочка, — заметил он наконец. — А карлик, должно быть, и есть тот ценный пленник, из-за которого так бесятся казаки?

— Я не карлик, — обиделся Алвари. — Я гном. И, наверное, постарше тебя буду, а уж что касается Искусства, то здесь я и тебя за пояс заткну, и кого угодно из людей. Не знаете вы, люди, настоящего Искусства…

— Ну, не горячись, — примирительно произнес старик, забирая у него чашу. Что до Искусства, то здесь ты прав. Я ведь только торговец амулетами. Но в храме Алат есть настоящие маги.

Конан насторожился. Храм, маги — видимо, камень нужно искать именно там. Да и гном что-то говорил о каком-то храме…

— Кто это — Алат?

— Великое воплощение войны, судьбы и смерти, — ответил старик, понизив голос и наклоняясь к Конану, словно собираясь клюнуть его в плечо. — Жрецы Алат раскрашивают свои руки охрой, ибо это кровавое божество. Молиться бесполезно. Слышать-то слышит, но поступает только так, как сочтет нужным.

— Вот это правильно, — сказал варвар. — Что толку скулить и хныкать, надоедая божеству своими мелкими просьбами? Для чего дана человеку сила, если он не умеет ею пользоваться? А коли не умеет, так и жить ему незачем.

— Ты рассуждаешь как дитя, — сказал старик. — В тебе говорит твоя молодость, твое здоровье, твоя горячая кровь…

Конан хотел было обидеться, но не успел. Старик снова заговорил:

— Когда я был таким же мальчиком, как ты, юный герой, в Хорбуле не было Алат. Здесь поклонялись совсем другим богам. А потом откуда-то с Востока явились жрецы и принесли с собой свои святыни. Под водительством Алат наши владыки одержали несколько побед, сейчас уже полузабытых, но тогда блистательных и очень важных. После них вознесся наш Хорбул и были возведены прекрасные стены с синими башнями, которые ты видел сегодня перед закатом… Велика наша богиня…

Конан слушал, покусывая губу.

— Но разве женщина может быть божеством войны? — спросил он наконец.

Старик торжественно покачал головой.

— Женщина — нет, не может. Но Алат — не женщина.

— А кто она?

— Алат — ребенок. Девочка.

Конан проснулся очень рано, в тот волшебный час, когда ночь переходит в утро. Старик, пустивший их на ночлег, беззвучно спал прямо на земляном полу в задней комнате лавки, завернувшись в полосатый сине-белый плащ. Конану было душно. Он осторожно поднялся с облезлых ковров, поискал глазами Алвари. Гном тихонько посапывал возле жестяной печки. Когда киммериец толкнул его в бок, он медленно раскрыл глаза, и они засветились в полумраке, как у кота.

— Что? — придушенным шепотом спросил Алвари.

— Мы уходим.

— Прямо сейчас?

— Дружище, у нас очень мало времени. Весь Хорбул уже знает, что люди Аскольда разыскивают северянина с низкорослым пленником. Если мы хотим добраться до храма Алат и пошарить там, то самое время приступать.

Алвари поморгал, подергал себя за бороду, сел. Широко разевая рот, зевнул.

Оба не поняли, как и когда рядом с ними появился старик. Но он стоял возле них, улыбаясь одними глазами.

— Если вы решили уйти, то почему бы вам не изменить внешность, хотя бы немного? Я могу помочь.

— Больно ты добрый, — с подозрением сказал Конан. — Зачем проснулся? Спал бы себе да спал. Чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя.

— Я сказал тебе уже, что остаток жизни для меня не так уж важен. И если я предлагаю помощь, то делаю это от чистого сердца.

— Но тебе-то что до нас? Зачем ты помогаешь нам?

— Ради денег и из любопытства, — был краткий ответ.

Что-то подсказывало Конану, что старик говорит искренне. Кроме того, у варвара просто не оставалось выбора. Да и времени на препирательства особо не было. Поэтому он просто кивнул.

— Тащи свои тряпки.

Через несколько секунд перед ними уже стоял заспанный мальчик, стариков слуга. Хлопая длинными черными ресницами, он выслушивал наставления, кивая в такт хозяйским словам. Затем принес целый ворох одежды, из-за которой были видны только его босые ноги.

Конан завернулся в белый плащ, что никак не сделало его менее заметным. Он был выше ростом многих местных жителей и гораздо шире их в кости, а такие плечи, как у молодого киммерийца, обращали на себя внимание за несколько кварталов. Гнома удалось обрядить в черные одежды и завязать платком его лицо, оставив только глаза.

— Сойдешь за карлика, — одобрительно сказал Конан.

Зеленые зрачки, сверкавшие в щели черной ткани платка, злобно блеснули. Но Алвари, несмотря на свой склочный нрав, прекрасно понимал, что разгуливать по улицам Хорбула, выставляя напоказ свою огненно-рыжую бороду, было бы равносильно самоубийству. Впрочем, он был уверен, что их и без того нетрудно будет выследить.

— Прощай, отец, — сказал Конан старику. — Дал бы тебе еще денег, но не стану скрывать: осталось мало, а путь впереди нелегкий.

Он растрепал черные лохматые волосы мальчика, подмигнул ему и, пригнувшись, вышел из лавки. Алвари шмыгнул за ним.

Улица была пуста. Над остывшей за ночь пыльной дорогой низко висела звезда. Луна уже скрылась и многие звезды ушли, но эта, казалось, только что появилась, так молодо и ярко она горела.

На противоположной стороне улицы Конан приметил темную тень и насторожился. Кто-то спал, устроившись прямо на земле. Конан тихонько подошел поближе. Он был уверен в том, что ступает совершенно бесшумно, но спящий внезапно пробудился. Из полумрака глянули влажные глаза, блеснули серьги, сделанные в виде дисков. Женщина. Почему она ночует на голой земле? Кто она такая?

Конан незаметно нащупал под одеждой кинжал и присел рядом на корточки. Он слышал, как за его спиной недовольно топчется Алвари. Но незнакомка показалась ему подозрительной женщиной. Женщина вдруг улыбнулась, зазвенела серьгами-дисками и быстро проговорила хрипловатым голосом:

— Взошла Аль-Узза, скоро рассвет, киммериец.

— Проклятье! — Конан схватил ее за плечо и сильно встряхнул. Эти встречи с незнакомыми людьми, которые его знали и которых он видел впервые, начали всерьез выводить его из себя. — Кто послал тебя следить за мной, женщина?

Она засмеялась. Покрывало упало с головы, и Конан выпустил ее плечо.

— Сфандра! Ну и шутки у тебя! Я же мог тебя убить. Говори, зачем ты шла за мной?

— Я вовсе не шла за тобой. Я шла по своим делам и очень удивилась, увидев тебя здесь, в этот час.

На ней была все та же одежда молодого степного воина, только серьги и покрывало были женскими. Видно, она облачилась в них перед тем, как войти в город, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

— Ты знаешь, что люди Аскольда уже здесь и ищут меня?