-Благодарю тебя, Всемогущий! Не отведи милость свою от раба твоего неразумного. Отче наш, вразуми меня грешного, спаси и сохрани, молю Тебя. Во всем полагаюсь на волю и милость Твою. Аминь!

Солнце скрылось. Сразу похолодало. Настала тягостная мучительная ночь. Пронизывающий холод и сырость добирались до самых костей. Что же делать? Где искать спасение? Почему я не внял предостережению свыше и поступил так опрометчиво?

Стремясь поддержать в себе равновесие духа и спокойствие, молодой скитник страстно молился, веря, что Господь не даст погибнуть. Ведь он уже дал надежду - островок.

На следующий день солнце в каменный мешок заглянуло только к полудню. И сразу, будто чья-то теплая, трепетная улыбка оживила съежившегося на островке человека. Уняв дрожь, Корней еще раз с надеждой осмотрел цепким взглядом отвесные стены провала и, убедившись, что самостоятельно отсюда никак не выбраться, сосредоточил свое внимание на поросших травой краях каменного колодца.

Перед его мысленным взором как-то сразу возник скромный букетик, виденный им у креста. Ведь кто-то же положил его! Корней вновь принялся еще истовей просить Бога ниспослать ему помощь ангела или человека, принесшего цветы, но вокруг все было неподвижно и безмолвно. И лишь по небу плыли безучастные редкие облака. Им вслед непрерывно неслась молитва:

Все требовательней давал о себе знать голод. Темноспинные рыбины то и дело подплывали к островку, и Корнею несколько раз удавалось, метко бросив камень, глушить их, но от холода такая еда не спасала.

Прошел еще один день, потом вторая ночь, и третий день, и четвертый. Солнце, ненадолго заглядывая в провал, не успевало как следует отогреть голого пленника, который уже был не в состоянии сделать меткий бросок и добыть рыбу. Сердце из последних сил поддерживало жизнь в скрюченном на камнях теле.

Громадный золотистый беркут, широко распластав крылья, парил в восходящих с прогретых склонов хребта воздушных потоках, наслаждаясь своей способностью подниматься в поднебесье выше гор, не прилагая к тому никаких усилий. Белогрудый обожал эти полеты в последние, теплые дни скоротечного лета.

В зеркале озерца рядом со своим отражением беркут увидел островок, которого прежде не было, и лежащего на камнях голого человека. Острое зрение позволило даже с такой высоты признать в нем своего кормильца и друга Корнея.

Рыжик радостно заклекотал и, круто спикировав, сел рядом. Клювом подергал за волосы. Человек ненадолго приоткрыл глаза, но и это усилие оказалось для него чрезмерным: тяжелые веки тут же сомкнулись. Посидев немного, беркут попробовал еще раз разбудить друга, но в ответ донесся едва слышный стон.

Орел решительно расправил крылья и одним великолепным взмахом поднялся в воздух. До скита он долетел за несколько минут.

Шумно опустившись перед Елисеем, птица ухватила его за штанину и стала тянуть за собой.

-Чего тебе? Проголодался? - Елисей вынес с ледника мяса, но беркут, нетерпеливо щелкая клювом, еще требовательней потянул за штаны. Несколько раз отлетая в сторону и возвращаясь обратно, он как бы звал за собой. Такое необычное упорство насторожило человека.

-Неужто с сыном что стряслось? - подумал он.

Кликнув соседа, они, спешно побросав в котомки еду, связки веревок, сунув за кушаки топоры, побежали вслед за тревожно клекотавшей птицей.

Когда мужики поняли, что беркут летит по направлению к запретному пещерному скиту, несколько оробели, и замедлили шаг. Но птица криками требовала продолжить путь.

С опаской поднявшись на плато правее пещер, они увидели, что беркут сидит у самого подножья вздыбленного хребта на шпиле невесть откуда взявшейся часовни. Ничего не понимающие скитники, не сговариваясь, бухнулись на колени и принялись истово креститься и класть поклоны.

Когда они вновь двинулись было к часовне, Белогрудый слетел с нее и скрылся в траве у подножья хребта.

Мужики переглянулись, но, пересиливая страх и боязливо крестясь, двинулись следом. Через сотню шагов они увидели лежащие на траве вещи Корнея. Елисей ринулся к ним и его взору открылось овальное озеро, посреди которого на камнях лежал сын. Он, казалось, спал, положив ладошки под щеку. Рядом сидел Рыжик.

Елисей немедля достал моток веревки, обвязался ею и, передав второй конец Проклу, спустился к воде. Доплыв до сына, он теперь обвязал этой веревкой его и, поплыл вместе с ним к стене. Стоявший наготове сосед вытянул наверх сначала парнишку, а следом и самого Елисея.

Влив в рот горе-путешественника живительный настой золотого корня, мужики долго растирали окоченевшее тело. Наконец, на лбу Корнея выступила испарина. Он задышал глубже и слегка приоткрыл глаза:

-Слава Богу! Ожил!

-Отец, ты!? Откуда?

- Помолчи, родимый! - произнес Елисей, и, в приливе нежности, крепко прижал к груди пытающегося улыбнуться сына. Скупые слезы покатились по загорелым щекам в густую бороду, - Доброе сердце у тебя, вот и послал Господь за нами твоего спасителя - Рыжика. Кабы не он, не свиделись бы боле на этом свете.

Елисей горячо любил сына, но внешне чувств никогда не проявлял. Но тут прорвало...

Покормив Корнея и беркута, счастливые скитники долго возносили Вседержителю молитвы, не стесняясь изливать переполнявшие их сердца чувства благодарности и признательности.

-Корнюша, а что это за чело* в береговой стене? - вспомнил Елисей когда они уже спускались во Впадину.

-Какое чело? Я не видел.

-И-то правда, его с воды, пожалуй, и не приметишь. Мне показалось, что там даже лестница лежит. А, может, и привиделось: Похоже, озеро-то не простое, - задумчиво обронил отец.

*Чело - отверстие, лаз.