— Еще раз хочу вас поблагодарить за то, что согласились встретиться для беседы, доктор Нгабе, — журналист в последний раз пролистал свои заметки и, наконец, посмотрел на собеседницу.

— Я и сама рада, что вы связались со мной, — голос у женщины оказался глубокий, тон спокойный, она доброжелательно смотрела на журналиста и, казалось, совсем не волновалась перед интервью. Ее тёмная кожа резко контрастировала с кипенно-белым халатом, короткие волосы, сплошь состоящие из мелких завитков, были почти седые, хотя доктору Нгабе едва минуло сорок лет.

— У вас красивый кабинет.

— Спасибо, — она немного удивлённо огляделась по сторонам. — Я не часто тут бываю, почти всё время провожу с пациентами.

Журналист достал диктофон, щёлкнул кнопкой:

— Начнём? Доктор Нгабе, скажите, что послужило для вас толчком к профессии врача?

— Вы же знаете, как в Танзании обстоят дела с медициной?

— Да, я знаю, но, насколько мне известно, вы до десяти лет не умели ни читать, ни писать. Мне интересно, как, простите, такого ребёнка могла заинтересовать медицина.

— Ну, вообще-то, медицина заинтересовала меня несколько позже, но я поняла, что вы имеете в виду, — взгляд женщины немного потускнел, а в чёрных глазах появилась печаль. — Если хотите, я расскажу о своём детстве.

— Конечно! Я вас внимательно слушаю.

— Я родилась в маленькой деревеньке, расположенной на берегу озера Ньяса. Деревня была маленькой и довольно бедной, мы выживали за счёт рыбной ловли и немногочисленных туристов, покупающих то, что производилось местными жителями: горшки, деревянные статуэтки, резную кокосовую скорлупу. Наша семья состояла из моих родителей, меня и бабушки. До пяти лет я думала, что жизнь прекрасна, да, мы были бедны, но такова была наша жизнь, другой я не знала. А потом родилась моя сестра Абени, и я узнала, что такое страх.

Доктор Нгабе откинулась на спинку кресла, ее взгляд затуманился. Она больше не смотрела на журналиста, полностью погрузившись в воспоминания.

Моя мама родила меня, когда была совсем молодой, беременность прошла очень тяжело, и последующие пять лет детей у них с отцом не было. Потом мама снова забеременела, ей постоянно было плохо, но она смогла выносить ребёнка. Роды принимала бабушка Эбел. Мама была очень слаба, она не выжила, зато на свет появилась девочка, которую нарекли Абени. Я почти не помню то время, но хорошо запомнила тот миг, когда впервые увидела сестру. У неё была красная кожа, а волосы походили на белые пушистые облака. Она была совсем другая, не такая, как мы. Абени родилась альбиносом.

Едва увидев это чудо, я была покорена, и не понимала, почему бабушка Эбел каждый день плачет. Я очень скучала по матери, но всё моё время занимала сестрёнка, прекрасней которой не было никого на свете. С каждым днём её кожа становилась всё светлее, пока не стала бледно-розовой, практически белой. Тогда-то бабушка мне всё и рассказала.

У нас в Танзании существует древнее и очень дикое поверье, что альбиносы, точнее части их тела, органы, кожа и волосы приносят удачу и здоровье. Всё это пошло от шаманов и колдунов, которые и по сей день занимаются своим нечеловеческим промыслом. Люди верят, а те, у кого есть деньги, готовы отдать целое состояние за кость, глаз или язык альбиноса. А если есть спрос, будет и предложение. Альбиносов убивают, расчленяют и распродают частями. Не имеет значения, мужчина это, женщина, или ребёнок. Охотники могут ворваться в дом, схватить человека на улице, и все ради денег, ведь продав органы несчастного альбиноса можно довольно сносно прожить пару лет.

Бабушка Эбел велела мне во все глаза следить за сестрой, никогда не оставлять её одну, никуда не отпускать, но после её рассказа я и сама бы этого не сделала. С того дня во мне поселился страх за Абени. Я не понимала, как вообще может прийти в голову мысль причинить вред такой красавице.

Через год отец ушел от нас, как сказала бабушка — искать лучшей жизни. Мы остались одни, бабушка занималась резьбой по кокосовой скорлупе, а мне пришлось ходить на берег Ньясы ловить рыбу. Абени оставалась с бабушкой, но я не могла перестать думать и беспокоится о ней, и едва наловив рыбы, сломя голову мчалась домой, больше всего боясь, что сестры там не окажется.

Абени росла, а вместе с ней росли и ее проблемы со здоровьем. Она очень плохо видела, ее кожа моментально обгорала на солнце, отчего она почти не выходила из дома. С одной стороны меня печалила участь сестры, но с другой — я была уверена, что дома с ней не случится ничего плохого, ведь в деревне к ней относились с недоверием. Считается, что альбинос своим присутствием в деревне приносит несчастья. Меня всегда поражало это несоответствие — целый, живой человек — это к беде, а вот его органы — к удаче. К счастью, бабушку Эбел в деревне уважали, а после рождения Абени ничего катастрофичного не происходило, и люди постепенно привыкли к девочке-альбиносу изредка выбегающей из дома навстречу сестре.

Несмотря на тишину, я никогда не забывала рассказ бабушки о незавидной участи «прозрачных людей» и очень боялась, когда в деревне появлялись чужаки.

Потом к нам начали приезжать сотрудники из Красного креста, они все были такие же светлые, как Абени, но не альбиносы, просто другие, а еще очень весёлые и добрые. Они давали нам крем от загара, мазь для кожи, капли для глаз, и даже подарили Абени тёмные очки. Это немного облегчало жизнь сестры, но она по-прежнему почти не выходила на улицу, хотя я знала, что ей очень хотелось. Она постоянно смотрела на играющих на дороге детей, иногда просила меня взять её с собой на рыбалку. Мне было жаль сестру, но я ничего не могла поделать, иногда, по ночам, когда я не могла уснуть, я слышала, как бабушка Эбел плачет, да и сама частенько засыпала в слезах.

Когда мне было уже десять лет, а Абени пять, случилось чудесное событие — одним солнечным утром на пороге нашего дома появился отец. Моему счастью не было предела, я так долго его не видела и ужасно соскучилась. Он прошёл в дом и увидел Абени. Она его не помнила, и, зная, что чужаков надо опасаться, очень испугалась, расплакалась и убежала в заднюю комнату. Я расстроилась, но отцу, кажется, было всё равно, он смотрел на дочь как-то… отчуждённо и немного брезгливо.

Несмотря на мою радость, бабушка Эбел приняла отца очень холодно, она не простила ему его ухода. Я помню, как они сидели напротив друг друга и молчали. Отец нервничал, то и дело оглядывался по сторонам, а бабушка просто смотрела на него. Я крутилась поблизости, мне так хотелось внимания, но на меня никто не смотрел. Тогда я ушла к Абени, а когда вернулась обратно, отца уже не было.

Весь оставшийся день я спрашивала бабушку, вернётся ли он, а она лишь хмурилась и не отвечала. А вечером велела нам с сестрой лечь в задней комнате, поближе к двери.

Ночью я долго не могла заснуть, а когда наконец задремала, услышала странный шум. Звук был знакомый, но спросонья никак не получалось сообразить, откуда. Когда же я поняла, что это звук мотора, то меня буквально подбросило в воздух. Машина! Она остановилась перед нашим домом.

Я замерла посреди комнатки, не зная, что делать. Абени тоже проснулась, ещё бы, обычно по ночам в деревне стоит полная тишина, разбавляемая только птичьими криками. Сестра во все глаза смотрела на меня, в лунном свете, проникающем в окно, её лицо и белый пух волос светились нереальным наземным светом.

— Ния, бегите! — закричала бабушка Эбел из соседней комнаты, и тогда я всё поняла. Они пришли за Абени. — Спасай сестру!

Я подбежала к Абени, схватила её за руку и потянула к двери. Мы выскочили на улицу как раз в тот момент, когда убийцы начали ломать переднюю дверь. Вокруг дома к нам уже кто-то бежал, и мы со всех ног помчались в другую сторону.

Мы бежали мимо домов наших соседей, перелазили через невысокие заборчики до тех пор пока не выбежали к озеру. Лезть в заросли, растущие возле воды, было опасно, в Ньясе очень много крокодилов, поэтому мы побежали вдоль берега к тому месту, откуда всегда отплывали на промысел наши рыбаки. Абени несколько раз упала, и я, в конце концов, подхватила её на руки и понесла. Добежав до места, я на мгновение остановилась и прислушались — за нами никто не бежал. Несмотря на это, я понимала, что нужно спрятаться. На берегу лежали перевёрнутые лодки, поставив сестру, я попробовала приподнять край одной, чтобы мы могли спрятаться под ней, но у меня не хватило сил. Пришлось бежать к лодкам, лежащим возле густых кустов буркеи. Спрятавшись в тени за пахнущим озерной тиной боком лодки, мы затаились, и тогда я поняла свою ошибку. Нужно было прихватить из дома одеяло, чтобы накрыть им Абени. Её светлая кожа и волосы слишком сильно выделялись даже в темноте. Паника захлестнула меня, когда я услышала где-то поблизости негромкие шаги. Шепотом я велела дрожащей сестре лечь на землю, потом стянула с себя рубашку и накрыла её сверху. Сама я легла рядом с ней, боясь, что наша общая дрожь раскачает лодку. Мы замерли, боясь шевельнуться.