Её глаза широко, недоумённо распахнулись.

- Теперь я понимаю, почему тебя направили к Звёздным, - горько проговорила она. - Меня ждут люди. Много людей. А ты - один. Прощай.

И она стала отдаляться.

Холод окончательно сковал лицо Тея ледяной маской. Он хотел крикнуть: "Подари мне любовь!" - но не смог. Она любила его, как любят все в этом мире. Но не такой любви он ждал и хотел. Не для мира сего родился он тут. И потому она отдалялась, и отдалялся её мир и его Родина, отстраняя щемящей болью его неполноценности. Медленно уменьшаясь, отодвигались море, берег, её фигурка...

Пока эта картинка не подёрнулась рябью и не осыпалась осколками битого зеркала.

Таксон Тей проснулся. Лицо совершенно одеревенело от утреннего холода. Он выпростал из-под спальника руки и размял лицо, стирая ледяную испарину.

Светало. Лес, отгороженный оранжевым пологом палатки, просыпался. Стали слышны первые, несмелые спросонья голоса птиц. Где-то невдалеке, вначале несколько раз примерившись одиночными гулкими ударами, дробно застучал клювом по коре пёстрый долбунчик.

Вставать не хотелось. Не хотелось вылезать из тёплого спальника на утренний холод. Палатка за ночь просела, натянутый полог опустился, изнутри его покрывали капельки росы. В углу палатки, где роса конденсировалась быстрее, с острия прилипшей к пологу хвойной иголки мерно срывались прозрачные капли. К образовавшейся лужице по спальнику неторопливо, в такт, прямо-таки походной колонной, шествовала вереница мурашей. Больших, обсидианово-чёрных. Левые жвала мурашей были непомерно массивными, раз в пять больше правых, и потому, как мурашей при каждом шаге заносило вбок, создавалось впечатление, что такими асимметричными жвалами их наградили только что, и они никак не могут к ним приспособиться.

Не ахти какой энтомолог, Таксон Тей отнёс мурашей к листорезам, хотя они ранее в здешней полосе не жили. Впрочем, за пятьдесят лет могло произойти что угодно. В том числе и расшириться ареал листорезов, хотя в последнее верилось с трудом. Были другие, более веские причины, из-за которых, собственно, Таксон Тей и оказался здесь.

Рядом с палаткой кто-то безбоязненно затопотал, хрустя сухостоем. Деловито пыхтя, обошёл палатку и внезапно привалился к её борту. Борт палатки прогнулся, увесистая туша придавила бедро. Таксон Тей оторопел. Туша лежала неподвижно, словно испытывая его терпение. Тогда он резко сел и ткнул её локтем. Туша ёкнула, вскочила и, заверещав дурным голосом, вломилась в кустарник. И пока Таксон Тей выбирался из спальника, а затем из палатки, из лесу доносились треск бурелома и удаляющееся обиженное повизгивание.

Солнце ещё не встало, но заря уже полностью обесцветила небосклон, на глазах вытравив последние блеклые звёзды. Озеро внизу сплошным покрывалом затянул туман, но и оно просыпалось: из белесой пелены доносились неясные шорохи, всхлипывания, всплески. "Зорька", - вспомнил Таксон Тей местное название утренней поры. В приподнятом настроении он собрал пару складных удочек и спустился к воде.

На стереографической распечатке космической съёмки пятидесятилетней давности озеро представлялось глубоким Y-образным разрезом в чаще гигантских раскидистых деревьев; с чёрной глубокой водой; с редкими пятнами лилий у берегов. Ничего этого сейчас не было. Вся поверхность озера заплыла ржаво-зелёной ряской, сквозь которую изредка прорывались большие пузыри болотного газа. Мощные, в полтора-два обхвата деревья по берегам клешневидных рукавов озера давно и навсегда сбросили листву и стояли мёртвым чёрным частоколом. Местами в частоколе зияли бреши - умершие деревья рано или поздно падали в воду. Туман пах гнилью и сероводородом. И всё-таки в озере кто-то жил. То в одном месте, то в другом ряска колыхалась, изредка шумно всплёскиваясь.

"Вот тебе и порыбачил!" - ошарашено подумал Таксон Тей и присел на корягу. Глупо вспомнился местный анекдот о том, как из-под движущегося трамвая выкатывается голова и говорит: "Ни черта себе - за хлебом сходила!" Тея коробили садистские мотивы местных анекдотов, он не понимал и не принимал суть смешного подобных ситуаций; для Таксона же всё было в порядке вещей, и в анекдоте он видел прямую аналогию своему теперешнему положению. Пятьдесят лет назад, когда кордон с Соединёнными Федерациями был закрыт со стороны Республиканства, его здесь давно бы выследил покордонный наряд. И в таком виде - с удочками у заболоченного озера - никем иным, как шпионом-конфедератом он оказаться не мог. И ждала его тогда вечная каторга в каменоломнях Северной Пустоши. Кордон и сейчас был закрыт, правда, теперь со стороны Соединённых Федераций, где с нарушителями не церемонились. С вероятностью близкой к единице там Таксона Тея ждала участь его корабля.

Ряска у ног всколыхнулась, и на берег высунулась безобразная морда непонятного существа. Было в нём что-то от рыбы - беззвучно разинутый рот с оттопыренными белесыми губами, жабры, чешуя; было что-то и от рака телескопические глаза и клешни на месте поджаберных плавников. Существо с натугой приподнялось и передвинулось на несколько сантиметров вперёд. И тогда стало заметно, что есть в нём кое-что и от лягушки - задние перепончатые лапы, выталкивающие существо на сушу. Судорожно извиваясь, шевеля клешнями и глазами, всхлипывая жабрами, оно стало подбираться к ботинку. Таксон Тей брезгливо отодвинул ногу, и существо застыло. Минуту они разглядывали друг друга, как вдруг на противоположном берегу с пушечным выстрелом сломалось мёртвое дерево и ухнуло в озеро, подняв столб воды. Большая волна накатилась на берег, поглотила урода и смыла назад в озеро. На кромке берега остались комки тины и блестящая плёнка слизи.

Нечто подобное и ожидал увидеть Таксон Тей. Вода в озере представляла собой биологически активный бульон. Он растворял оболочки икринок, а затем свободные органические радикалы произвольно сшивали хромосомы различных зародышей в хаотическом порядке. И одна на миллиард из таких структур оказывалась способной к развитию.

Хемомутанты. Именно из-за них был закрыт кордон, и покордонники Соединённых Федераций стреляли по любой движущейся мишени. Вначале стреляли, а потом разбирались - в кого.