Урок Викторины запомнился Корнилову на всю жизнь.
Летом сорок пятого он вернулся из эвакуации в Ленинград. Июль провел в городе, на август мать отправила его в деревню к тетушке. И вот однажды приехал Игорь с ней в поселок Сиверский на рынок, помог довезти мешок картошки-скороспелки. Стоял рядом с тетушкой, разговаривал и вдруг увидел идут по рынку Викторина с Верушкой. Обрадовался он, но чувство радости мгновенно испарилось от испуга а что подумает Викторина?! И вместо того, чтобы броситься им навстречу, Корнилов, к изумлению тетушки спрятался под прилавком.
Прошло очень много времени, прежде чем он научился, хотя и не всегда успешно отличать суть явления от его формы.
Через год после случая на рынке он поступил в ремесленное училище и очень захотел предстать перед своими бывшими воспитателями в новенькой форме, показать им, что он при деле, учится. Разыскал адрес Веры Ивановны и в ее квартире на улице Рубинштейна к своей радости встретил Викторину. Верушка приготовила душистый и крепкий чай, поставила вазочку с шоколадными конфетами. Конфеты в то время казались Игорю неслыханной роскошью, и он несмотря на уговоры, съел только одну, соврав, что шоколадные не любит. Викторина Ивановна расспрашивала его про училище, про то, какие науки там изучают. Рассказал Корнилов и о том, как испугался, увидев их на рынке.
— Испугался? — удивилась Викторина. Игорь подтвердил, и она вдруг погрустнела и долго молчала, слушая его разговор с Верушкой и рассеянно двигая по столу красивую витую вазочку с конфетами. Тогда ему просто в голову не пришло спросить Викторину, почему она загрустила, а теперь спросить уже не у кого.
Последние год-два Корнилова постоянно мучила мысль кого рекомендовать на свое место, когда он наконец, соберется уйти на пенсию? Белянчикова или Бугаева?
Он понимал, что его могут и не спросить, а если спросят, совсем необязательно, что с его рекомендацией посчитаются. Назначение начальника отдела в Управлении уголовного розыска такого большого города — дело совсем непростое. На своем веку Игорю Васильевичу не раз приходилось быть свидетелем того, что при выдвижении кадров выбор начальства падал вовсе не на самого способного. Разные были веяния. То вдруг обязательно искали человека «со стороны», даже из другого города. Потом главным критерием стало высшее образование и опытнейшие «зубры» знавшие в лицо чуть ли не всех уголовников, уходили на пенсию, не дослужив даже положенного Срока. Одно время создали «теорию» — в начальство нельзя ставить своего человека прослужившего долгий срок в подразделении. Он-де уже притерпелся к недостаткам сдружился с людьми. Была мода и на молодых и на старых, но только почему-то никак не хотели следовать естественному закону жизни, вечной и постепенной смене поколении.
И Юра Белянчиков и Семен Бугаев были самыми способными сыщиками отдела. Основательность и некоторую медлительность Белянчикова дополняли острый ум и способность к импровизации Бугаева. Бугаев мог увлечься загореться какой-то одной версией и в этой своей уверенности упустить остальное, а Белянчиков иногда терял в темпе, просчитывая десятки вариантов. Они идеально дополняли друг друга, но руководить-то отделом должен был один. Сейчас таким «одним» был Корнилов, но он собирался на пенсию. И он боялся ошибиться, если у него вдруг спросят о замене. Он знал, что ни тот, ни другой не обидятся, если шеф назовет его товарища в свои преемники. Ни Белянчиков, ни Бугаев не были карьеристами. И это качество Корнилов ценил в них больше всего. Но Корнилова недаром считали в управлении Максималистом. Вот и теперь он хотел, чтобы человек, которому предстояло сесть в его кресло не только не был карьеристом, но и хорошо знал свое дело.
И все-таки иногда он отдавал предпочтение Бугаеву. Семен был на пять лет моложе Белянчикова, и у него следовательно оставалось больше времени для разбега. Для того чтобы не только набраться мудрости и опыта, но и применить их на практике.
18
Проехав Петродворец они свернули с шоссе налево на узкую асфальтовую дорогу петлявшую среди заросших ольхой оврагов. Солнце палило нещадно, и несмотря на опущенные стекла в черной «Волге» было жарко. Только после того как дорога «нырнула» в красивый сосновый бор Корнилов вздохнул с облегчением. Воздух был настоян сосной, можжевельником, разогретой мшарой «На обратном пути пройдусь немного пешочком» — подумал полковник.
Бор очень скоро закончился. На невысоком холме укрытые до самых крыш зеленью рассыпались дёревянные домики. Чуть поодаль как на параде, красовалось десятка полтора двухэтажных особняков. Каждый обнесен высоким забором. Зелень из-за заборов выглядывала пожиже, чем у крестьянских домиков. И только вокруг одного особняка росли высокие разлапистые яблони. С высокой трубы этого дома следил за порядком бронзовый петушок.
— Петушка видишь? — спросил Корнилов водителя. — К нему и подруливай. — Плотский объясняя как найти его дачу первым делом сказал про петушка: «В наших краях только один такой. Не ошибетесь».
— Да... — многозначительно произнес шофер, оглядывая дом Павла Лаврентьевича.
— Нравится домик? — спросил Корнилов.
— Домом нас теперь не удивишь, Игорь Васильевич, ответил шофер. — Яблони-то какие! Видать, садовод за ними приглядывает отменный. Сколько ехал — по два три яблочка на яблоне висит. А здесь...
Корнилов только сейчас заметил что яблони за забором усыпаны плодами.
— Ладно. — Он открыл дверцу. — Ты тут любуйся природой, а я пойду разговоры разговаривать.
Его порадовало, что на заборе нет традиционной надписи: «Во дворе злая собака» Только пожелтевшая от времени эмалированная табличка. Витиеватая вязь «ЗВОНИ- ОТКРОЮТЪ» опоясывала кнопку звонка. Полковник позвонил. Где-то в доме раздалась переливчатая трель уже вполне современного звонка. Высокая лет тридцати пяти женщина открыла калитку.
— Товарищ Корнилов?
Полковник кивнул.
— Прошу вас прошу. — Она сделала гостеприимный жест. Павлуша ждет вас. — Волосы у нее были гладко зачесаны. И два васильковых бантика как у девочки.
Она пошла впереди Корнилова, все время оборачиваясь, показывая то на один куст, то на другой.
— Это жимолость. Правда редкость в наших краях? Это стелющаяся сосна. И смотрите — прижилась!
У самого дома она спохватилась и протянула Корнилову руку. Протянула высоко так как протягивают для поцелуя.
— Ой, я и не представилась Валентина Олеговна Орешникова жена Павла Лаврентьевича.
— Очень приятно. — Полковник улыбнулся ей дружелюбно и пожал руку. — Игорь Васильевич.
— У мужа такая фамилия, что я решила оставить свою, продолжала она поднимаясь по ступенькам на большую с разноцветными стеклами веранду. Корнилов обратил внимание на табличку, прибитую над дверью «Адолии Роде Сад «Аркадия». Табличка была самая настоящая «всамделишная» сохранившаяся невесть каким образом с незапамятных времен.
— Мило, не правда ли? — Валентина Олеговна уловила интерес во взгляде Корнилова. — У нас есть один знакомый который словно маг раздобывает такие потешные вещи из прошлого. Представьте себе плакат. — Она не закончила фразы. Дверь веранды открылась на пороге стоял сухой подтянутый улыбающийся, именно такой, каким обрисовал его Семен Бугаев, Павел Лаврентьевич. Только глаза были не безразличные, а тревожные.
— Валентина требует сменить «Аркадию» на «Виллу Валентина», — сказал он, энергично пожимая руку полковника. Наверное, слышал их разговор в открытые окна веранды. — Я бы и рад, но где найдешь такую табличку? Не просить же мастеров у себя на заводе? Неэтично. Разговор с милицией, наверное, требует уединения? — Он посмотрел на Корнилова с хитрой улыбкой. — Валентина мы пойдем в кабинет, а ты готовь чай.
— Что ты командуешь? — кокетливо возразила жена. Может быть, Игорь Васильевич не возражает против моего присутствия?