- Должно быть, это безумно интересно.

- Хочешь попробовать? Пожалуйста. Подумай, альтернативу какому своему поетупку ты хотел бы узнать?

- Да... тысячу таких альтернатив! Например, я хочу знать, как сложилась бы моя судьба, если бы я продал акции в 2009 году, а не придержал бы их еще на год. Тогда я стал бы миллионером, причем нажив капитал законным путем. Дело в том, что я немного опоздал с продажей и прогорел.

- Обычное явление, - кивнул ван Мандерпутц. - Пройдем в лабораторию.

Владения профессора занимали значительную часть территории университета. Сначала мы прошли в физический корпус, оттуда он провел меня в лабораторию, сильно напоминавшую ту, что я частенько посещал в свои студенческие годы. Сам прибор - профессор назвал его "есливизор", поскольку тот демонстрировал лишь гипотетические миры - расположился на огромном столе в центре лаборатории. Большая его часть представляла собой обычный психомат Хорстена, но слева таинственно поблескивала цепочка кристаллов исландского шпата - призма для поляризации света, сердце всей установки.

Ван Мандерпутц указал на шлем.

- Надевай, - приказал он.

Я надел шлем и устроился перед экраном психомата. В наше время любому школьнику известно, что представляет из себя психомат Хорстена. Несколько лет назад его принимали за такую же безделицу, как и планшетку для спиритических сеансов. Однако вскоре выяснилось, что это не просто игрушка. Подобно спиритической планшетке, он оказался прекрасным средством активизации памяти. Перед вашими глазами, сменяя друг друга на экране, медленной чередой проходят самые невероятные сочетания неясных разноцветных теней; и, наблюдая за ними, поневоле начинаешь мысленно представлять себе картину действия и связанные с нею обстоятельства - именно то, что необходимо вспомнить. С помощью ручки искателя можно изменять сочетания теней и цветов. Но лишь только вы почувствовали, что случайно созданный образ соответствует нарисованной в вашем мозгу картине, - вперед! Теперь вашему мозгу остается лишь внести в полученное изображение некоторые детали. Для любого другого на экране по-прежнему одни пятна теней и красок, но для вас картина может получиться удивительно правдоподобной. Мне не раз приходилось наблюдать изображения, которые - готов поклясться чем угодно! - почти в точности, во всех деталях совпадали с реальным образом. Должен признаться, это производит сильное впечатление.

Ван Мандерпутц погасил свет, и пляска теней началась.

- Постарайся припомнить какой-нибудь случай из своей жизни, скажем, через полгода после паники на бирже. Поворачивай ручку, пока картинка не прояснится. Сразу после этого я направлю луч есливизора на экран, и больше тебе делать нечего сиди себе и смотри.

Я в точности выполнил указания профессора. Картинки на мгновение появлялись и тут же исчезали. Аппарат издавал слабый шум, похожий на еле слышный человеческий голос, но без ясного изображения на экране разобрать что-либо было невозможно. Лицо у меня то краснело, то бледнело, и вот наконец я увидел. Я увидел себя сидящим в комнате с неясными очертаниями - и все. Отпустив рукоятку, я сделал знак профессору.

Раздался щелчок. Свет слегка померк, затем вдруг усилился. Изображение прояснилось, и на экране появился еще один человек, к моему удивлению, женщина. Я узнал се - это была Уимзи Уайт, бывшая телезвезда и прима-балерина "Телеварьете-09". Она сильно изменилась, но все равно я узнал ее.

Да и как не узнать! Я бегал за ней три года ее шумной и короткой артистической карьеры, длившейся с 2007 по 2010 год, и безуспешно пытался склонить к замужеству; а в это время папаша "Н. Дж." изрыгал на мою голову проклятья, угрожая, что в случае нашего брака завещает все деньги Обществу по освоению пустыни Гоби. Мне кажется, в ее решении повременить с брачной церемонией его угрозы сыграли далеко не последнюю роль. Но когда я получил свою долю имущества и за время рыночного бума довел размер состояния до двух миллионов - вот тогда ее отношение ко мне резко изменилось к лучшему.

Но лишь на время. Весной 2010 года разразился биржевой кризис, и я вновь очутился в полной зависимости от своего отца и его фирмы "Н. Дж. Уэллс Корпорейшн", после чего прежнее расположение ко мне Уимзи Уайт немедленно упало на двенадцать пунктов ниже биржевого курса. В феврале мы совершили помолвку, в апреле уже едва замечали друг друга, а в мае имущество пошло с молотка. Я снова опоздал.

И вот Уимзи передо мной на экране психомата, с уже поплывшей' фигурой, даже отдаленно не напоминавшая ту красотку, чей образ сохранился в моей памяти. Не отрываясь, она сверлила меня враждебным взглядом. Я отвечал ей тем же. Неясный шум сменился отдельными голосами.

- Ты - ничтожество! - бушевала она. - Ты не имеешь права хоронить меня заживо в этой дыре! Я хочу обратно в Нью-Йорк - там теплится хоть какая-то жизнь! Ты опротивел мне со своим гольфом!

- А ты мне со своей идиотской компанией!

- Они хоть живые люди, а ты - труп ходячий! Заграбастал сдуру кучу денег и корчишь из себя невесть что! Тоже мне, консервный король!

- Ну, ты тоже, знаешь ли, не Клеопатра! Эти твои друзья они ухлестывают за тобой только потому, что ты устраиваешь им вечеринки да соришь деньгами направо и налево, заметь моими деньгами.

- Это куда лучше, чем платить за удовольствие погонять на лужайке белые шарики! Тоже мне, нашел занятие!

- В самом деле? Тебе не мешало бы попробовать, Мари (таково было ее настоящее имя). Это пошло бы на пользу твоей фигуре, хотя... боюсь, уже слишком поздно.

От ярости она раскалилась добела. Вообще, эти полчаса оставили у меня в душе неприятный осадок. Не стану вдаваться в подробности, но, честно говоря, я был рад, когда сеанс закончился и на экране снова поплыли ничего не значащие разноцветные облака.

- Уф-ф, - только и сумел я сказать, глядя на ван Мандерпутца, погруженного в чтение.

- Ну как? Понравилось? - с интересом спросил он, отрываясь от книги.

- Пожалуй, тот пройдоха, что выпотрошил тогда мои карманы, оказал мне неоценимую услугу. С этого дня я больше не жалею о прошлом.

- Вот в этом и заключается величайший вклад ван Мандерпутца во всеобщее счастье, - торжественным голосом произнес профессор. - Из всех слов сожаления, когда-либо произнесенных или написанных людьми, самые грустные - "я мог быть счастлив!" Но, благодаря ван Мандерпутцу, отныне истина заключена в словах "могло быть хуже!"