Черепахин укоризненно посмотрел на Шатрова, пропустил сквозь пальцы мягкую бороду.

— Не в одном ковше загвоздка. Праздник близко, Алексей Степаныч. Хочется его по-доброму встретить, от души отметить. Вы ведь знаете —наша бригада на рекорд стала. Вот. Значит, нажимать надо по силе возможности. Многое ковш новый даст, а еще я хочу иначе грунт брать. Как мы сейчас берем? Скребем по всей площади. Так? Так. А что, ежели выбрать сначала траншею...— Черепахин провел по бумаге две параллельные линии, пририсовал сбоку квадратик — экскаватор, приделал к нему шею— стрелу,— а потом брать грунт с одной стороны траншеи, вроде бы на расширение. Сопротивление-то меньше, ковш одной стороной гребет! А грунт будет сам обрушиваться. Верно? Но тут загадка — под каким углом ставить экскаватор? Ежели под тридцать градусов...

Теперь и Шатров склонился над бумагой. Выхватывая друг у друга карандаш, они набрасывали штрихи, тут же стирали их резинкой и наносили снова.

Через час эскиз был готов. Расположение экскаватора в забое, система шурфовки и взрывания, место для отвала, угол поворота стрелы — все было обсуждено и выяснено.

Евдокия Ильинична поставила на стол ужин, а в центре— граненый графинчик. Алексей не любил водку. Ему нравились только виноградные вина. Но отказываться от рюмки водки он не стал, чтоб не заставлять себя упрашивать. Хозяйка только пригубила.

Когда Алексей и Никита Савельевич выпили по второй и начали закусывать грибами, тоже приготовленными Евдокией Ильиничной, хлопнула входная дверь. В комнату влетела девушка.

— Мама, ты знаешь...

Увидев чужого, девушка запнулась, чинно поздоровалась с Алексеем, потом о чем-то зашепталась с матерью, лукаво косясь на гостя. У Клавы были такие же черные глаза, как у Евдокии Ильиничны, только еще горячее и больше. Тонкие знатоки женской красоты нашли бы ее, пожалуй, дурнушкой, но Алексей оценил круглые линии маленького подбородка, белизну кожи, словно точеные уши, а главное — чудесную свежесть молодости, той молодости, утрату которой не могут возместить никакие ухищрения косметики.

«Скорей бы приезжала Зоя»,— с уже привычной грустью подумал Алексей. Вид Клавы напомнил ему о жене.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЗОЯ

1

Лес начинался у самого берега Кедровки. Одни лиственницы только накренились над обрывом, другие уже испуганно хватали обнаженными корнями воздух,— вешние воды подмыли отвесные берега. Там и сям валялись вывороченные с корнем деревья, полузасыпанные снегом. Березки жались подальше табунками под защитой рослых тополей.

Временами еле заметная рубчатая автомобильная колея приближалась к берегу, и тогда среди сугробов проступали черные пятна земли. Только здесь, в обрывах, и можно было увидеть ее. На тысячи верст вокруг до весны прочно лег снег.

Даже солнце, видимо, отчаялось разбудить этот суровый край и в сердцах задернуло небо пологом, таким же толстым и белым, как тот, что лежал на земле. Иногда внезапно начинал сеяться мелкий снежок, но скоро переставал, и опять открывалась однообразная картина замерзшей реки, извивавшейся среди сопок.

Сиротка шестнадцать часов не вылезал из-за руля, да и накануне спал вполглаза, то и дело выходя во двор к машине. Теперь шофер начал дремать на ходу. Его голова все чаще и чаще кивала в такт покачиваниям грузовика. На ухабах, когда автомобиль сильно встряхивало, Сиротка приходил в себя, таращил глаза, плотнее сжимал баранку и выпрямлялся, но ненадолго. Сон мягкой лапой снова проводил по лицу и опять смыкал глаза. Голова бессильно свешивалась на грудь, а нога инстинктивно уменьшала нажим на педаль газа, и автомобиль замедлял свой бег.

Если бы Сиротка ехал один, он, может быть, и сумел бы побороть свой сон. Но рядом, положив голову ему на

плечо, безмятежно спала Зоя Шатрова. Она добиралась к мужу из Атарена. А известно, как заразительно действует на шофера вид спящего пассажира.

Отыскивая в Атарене попутный грузовик на прииск «Крайний», Зоя наткнулась на Сиротку в то время, как он безуспешно пытался завести мотор своего автомобиля. Шоферы, в волчьих дохах до пят, зубоскалили, посмеиваясь над Сироткой, который усердно крутил ручку.

— Не шепчет?

— Не горюй, браток, на днях заведется.

— Или позже. Ай, машина, за сутки с глаз скрывается!

Шоферы давно стояли со своими машинами в ожидании погрузки, порядком иззябли, исчерпали все темы для разговоров и теперь радовались случаю почесать языки.

— Ты — головой об радиатор. Что крепче? А нет, по фарам ее, шельму, заводной ручкой!

— Я лучше тебя ручкой тресну по башке так, чтоб волосы задребезжали! — огрызнулся выведенный из терпения Сиротка.

Шоферы загоготали, придвинулись ближе.

— Отозвалась, чума холерская!

— Сколько тебя в земле сидит? Сверху-то немного видно.

— Породил вас, дураков, господь, да и сам небось заплакал! — окончательно озлился Сиротка.

Но где ему было одному отбиться от горластых шоферов, не лазивших в карман за словом! На Сиротку посыпался новый град насмешек. В это-то время и подошла Зоя.

— Товарищи, кто-нибудь из вас едет на прииск «Крайний»? — спросила она, с недоумением оглядывая возбужденные лица.

Появление молодой женщины произвело большое впечатление. Зою обступили со всех сторон. Шоферы бесцеремонно разглядывали ее румяное кареглазое лицо, обрамленное меховой шапочкой.

— Вы, случаем, не обознались адресом, гражданочка? Вам не на «Медвежий»? — сладким голосом спросил один шофер.

— Поди ты к божьей маме! Такая симпатичная девушка поедет к вам, медвежатникам? У вас и клуба-то настоящего нет. Стоит изба небом крыта, на углу дыра прибита... Вот у нас, на «Южном», это да! Дворец культуры— мечта, сказка! А веселье, а молодежь! Лучший в округе прииск, слово даю,— вмешался другой шофер.

— Скажи: лучший в Сибири воздух, бесплатный вид на тайгу, снег и центральную баню... Пенек! Хватает совести сватать человека на пустырь! Какое может быть сравнение со «Щедрым»? Прииск-гигант. Поедемте к нам, а? — льстиво заглянул Зое в глаза толстенький шофер в необъятных валенках.

— Какие вы все смешные! — расхохоталась Зоя.— Зачем мне ваши прииски? Что я там буду делать?

В это время капризный мотор грузовика Сиротки наконец завелся. Шофер швырнул заводную ручку в кабину, сел за руль.

— Я еду на «Крайний». Вам туда передать что или сами едете?

— Сама еду к мужу. Вы меня захватите? Вот спасибо! Только сначала придется в гостиницу заехать, за вещами. Ничего?

— Садитесь.

Сиротка галантно распахнул дверцу кабины, насмешливо высунул язык расступившимся шоферам и дал газ.

В пути Зоя болтала без умолку. Через час Сиротка уже знал, как весело она жила дома, в Майкопе: ездила летом с подружками в горы, в Гузерипльский заповедник, купалась в быстрой и холодной Белой; как вышла замуж за Шатрова, когда он студентом приехал в Майкоп на практику. Узнал шофер и о том, что муж Зои зачитывается книгами, очень любит ее.

Сиротка слушал и млел от удовольствия, что благосклонная судьба послала' ему такую приятную попутчицу.

Из всех прелестей жизни молодой шофер испытывал наибольшее тяготение к «женскому элементу», как он называл представительниц прекрасного пола. Несмотря на свою молодость, Сиротка имел уже солидный любовный опыт. Случалось, что на этой почве его бивали ревнивые мужья или менее удачливые соперники. Однажды очередное любовное приключение шофера разбиралось даже на комсомольском собрании. Кеша Смоленский произнес блестящую речь, и Сиротка едва не был исключен из комсомола. Но и это не образумило его.

Много раз Сиротка давал себе слово остепениться, вырвать с корнем несчастную слабость из сердца. Но стоило появиться новому смазливому личику, как все клятвы летели к черту и с фатальной неизбежностью шофер катился все к тому же бесславному концу.

Девичий смех, юбка, невзначай приподнятая над полной ножкой, развеянные ветром кудряшки имели неодолимую силу над Сироткой. Он влюблялся мгновенно и бесповоротно, со всем пылом двадцатидвухлетнего горячего сердца. Немедленно шли в ход все средства из арсенала любви: звенящий перебор послушной гитары, нежный шепоток в зардевшееся ушко, страстные взгляды... Но странное дело: вскоре после того, как Сиротка достигал цели, он начинал охладевать к своему кумиру. Смех казался неестественным, движения — грубыми, аромат духов и пудры — неприятным.