На ночь кайилов и рабынь стреножат. Чтобы стреножить кайила, достаточно пустить восьмеркой сплетенную из шерсти кайила веревку вокруг его ног, под коленями. Девушек, конечно, сковывают. Я накину прогулочную цепочку на лодыжки Алейны и выставлю цепь на минимальную длину. Таким образом, она не сможет даже встать. Затем я брошу ей коротенькую джеллабу и прикажу принять положение сна. К утру она свернется калачиком и спрячет личико под капюшоном. Джеллаба едва достает ей до подогнутых коленей. Я любил смотреть, как она спит. Девчонка была действительно хороша. Как-то раз она открыла глаза:

— Господин?

— Спи, рабыня, — ответил я.

— Хорошо, господин, — пролепетала она.

По утрам я развязывал ее пораньше, чтобы она могла вместе с другими рабынями заняться необходимыми делами. Однажды она утащила финик. Я не стал ее пороть. Я просто приковал ее с поднятыми руками к стволу флахдаха и разрешил детям кочевников ее подразнить. Это сущие маленькие дьяволы. Они принялись щекотать ее копьеобразными листьями дерева, а потом облили ее медом, чтобы привлечь маленьких черных песчаных мушек, которые тучами вьются вокруг водоемов в это время года. Когда караван отправился в путь, я отвязал ее и уложил в курдах.

Неожиданно я сообразил, что кайил ступает по твердой поверхности. Почувствовав опасность, я мгновенно проснулся и поднялся в стременах.

Вдоль каравана скакал всадник, выкрикивая одно слово:

— Разбойники! Разбойники!

Теперь и я разглядел несущихся со стороны холма бандитов. Их было больше сотни. Бурнусы надувались от ветра, кайилы скользили на крутом склоне; грабители приближались.

Навстречу им вылетела охрана каравана. Стоя в стременах, я оглядывал пустыню. Атака шла только с одного направления. Могло, конечно, случиться и так, что бандиты специально заманивали нас в ловушку. Я видел, как Фарук, купец и хозяин каравана, скакал, размахивая копьем, в окружении шестерых слуг. Погонщики хватали животных под уздцы и, прикрывая от пыли глаза, вглядывались в горизонт на западе. Один из помощников Фарука поскакал к курдахам, на луке его седла болтались цепи для связывания рабынь. Он швырял цепочки в открытые курдахи и кричал:

— Заковывайтесь!

Некоторое время он ждал, пока рабыня не защелкнет маленькое кольцо на правой кисти, а большое — на левой лодыжке. Расстояние между кольцами не превышало шести дюймов. Затем всадник скакал к следующему курдаху, швырял цепочку очередной рабыне и повторял команду. Я подъехал к курдаху Алейны. Она высунула наружу голову без чадры и мяла в руках репсовый полог.

— Что происходит? — возбужденно спросила она.

— Помолчи.

Она казалась испуганной.

— Оставайся в курдахе, рабыня, — приказал я. — И не высовывайся.

— Да, господин.

Я поворотил кайила и наполовину вытащил ятаган из ножен, как вдруг раздался крик:

— Это аретаи!

Я задвинул ятаган в ножны.

В нескольких сотнях ярдов от каравана разбойники выстроились в линию. Фарук уже находился там и о чем-то беседовал с их предводителем. Рядом нервно переступали ногами кайилы охранников каравана. Древки копий упирались в специальные ножны на стременах, а острия, словно иглы, буравили небо.

Я проехал несколько шагов по направлению к говорящим, затем поворотил кайила и вернулся на место.

— Это аретаи, — сказал один из погонщиков. Караван шел в оазис Девяти Колодцев. Там правил Сулейман, начальник тысячи копий. Высокий паша из рода аретаев.

Несколько разбойников пристроились к середине каравана, большая группа поскакала в голову, еще одна в хвост. Человек двадцать вместе с Фаруком принялись осматривать гуртовщиков и погонщиков.

— Что они делают? — спросил я ближайшего гуртовщика.

— Ищут каваров, — проворчал он.

— Что с ними сделают, если найдут? — поинтересовался я.

— Перебьют, — пожал плечами гуртовщик.

Я наблюдал, как Фарук со своей свитой приближается к нам.

— Это люди Сулеймана, — пояснил другой гуртовщик, держа в руке повод кайила. — Они хотят проводить нас до оазиса Девяти Колодцев.

Проверяющие были совсем близко. Они останавливались возле каждого человека, осматривали его и двигались дальше. Командовал аретаями человек в бурнусе с красным отворотом. Несколько всадников держали наготове обнаженные ятаганы.

— А ты что, кавар? — поинтересовался гуртовщик. — Нет.

Разбойники подошли к нам.

Гуртовщик откинул капюшон бурнуса и натянул на лицо повязку. Под бурнусом он носил плотно прилегающую к черепу шапочку. Красная повязка из репса оставила разводы на его лице. Очевидно, он вымочил ее в примитивном красителе из раздавленных корней телекинта, и, попав на вспотевшее лицо, краска потекла. Гуртовщик засучил рукав походного халата.

Главарь шайки взглянул на меня:

— Рукав!

Я закатал рукав на левом предплечье. Синей наколки ятагана, которую делают достигшим зрелости каварским мальчикам, у меня не было.

— Он не кавар, — сказал Фарук и собрался ехать дальше, но главарь шайки оставался на месте и продолжал буравить меня взглядом.

— Кто ты?

— Я не кавар, — ответил я.

— Он называет себя Хакимом из Тора, — сказал Фарук.

— У северных ворот Тора, — произнес главарь, — есть колодец. Как он называется?

— У северных ворот Тора колодца нет, — ответил я.

— Как называется колодец возле мастерских седельщиков? — не унимался главарь.

— Колодец Четвертой Попытки, — сказал я. — Более ста лет назад, на третьем году правления Шираца, тогдашнего бея города Тора, водоискатели с четвертой попытки вышли в тех местах на воду.

Хорошо, что я посвятил несколько дней изучению города, прежде чем начал брать уроки владения ятаганом. Неумно выдавать себя за человека, о чьей жизни ты не имеешь ни малейшего понятия.

— Ты говоришь со странным акцентом, — сказал главарь. — В Торе так не разговаривают.

— Я не всю жизнь прожил в Торе, — ответил я. — Раньше я жил на севере.

— Это каварский шпион, — сказал один из сподвижников главаря.

— Я везу драгоценности Сулейману, вашему хозяину, — сказал я, — в обмен на финиковые кирпичи.

— Надо его прикончить, — настаивал сподвижник.