Я слышал, как заскрипел стул, когда он поднялся на ноги.

Никто не ответил. Наступила тишина. Я замер, боясь лишний раз звякнуть цепью.

Стражник дошел до порога большой комнаты, за которым начинался коридор и камеры заключенных. Он тоже старался ступать бесшумно. Двери не было. Сразу же зa Порогом начиналась лестница, ведущая в коридор с камерами.

— Кто здесь? — крикнул он.

Ответа не последовало.

Он повернулся и побрел к стулу.

Я слышал, как он снова сел. Спустя мгновение стул заскрипел, стражник вскочил на ноги и выхватил ятаган.

— Кто здесь? — заорал он. Я слышал, как он мечется по комнате, резко оборачиваясь то в одну, то в другую сторону.

Затем послышался сдавленный крик ужаса и хруст лопнувшего позвоночника.

Некоторое время доносился лишь звук шевелящегося в крови языка и любопытное сопение. Я вспомнил, что перед дежурством стражник протер шею веминиевой водой.

Затем донесся звук рухнувшего тела. Я не слышал характерного при пожирании мяса хруста. Кто-то тяжелый переступал лапами вокруг тела упавшего.

Затем он поднялся и медленно двинулся в сторону моей камеры

Чувствовал, что он стоит за дверью. У меня не оставалось сил, чтобы оторвать взгляд от крошечного окошка в двери. Ничего не было видно, но я знал, что он стоит за дверью и смотрит на меня через решетку.

Затем в замке повернулся ключ.

Дверь распахнулась. На пороге никого не было. В соседней комнате лежал труп стражника. Голова отвалилась в сторожу и держалась лишь на лоскутах кожи и разорванных сосудах. Шея была прокушена. Я увидел, как шевельнулась солома в камере. Запах курии сделался невыносимым. я чувствовал, что он стоит рядом.

Цепь на моей левой руке поднялась. Кто-то дважды за нее потянул, потом бросил на пол. Я почувствовал, что зверь встал.

Спустя мгновение до меня долетели голоса. Кто-то направлялся сюда.

Выделялся командный голос Ибн-Сарана. Заскрипели ступеньки, и в ту же секунду раздался вопль ужаса. В открытую дверь камеры я увидел, как замер на пороге Ибн-Саран. На нем был черный халат и белая каффия с черным агалом.

В одно мгновение он выхватил ятаган. Сработал инстинкт воина пустыни. Он не стал разглядывать ужасный труп, вместо этого быстро оглядел комнату и скомандовал опешившим спутникам:

— Достать оружие!

Сопровождающие его солдаты, оцепенев, смотрели на истерзанное тело. Ибн-Саран ударил нескольких человек плоской частью клинка.

— Встать спиной к спине! Собраться! Заблокировать дверь!

Он заглянул в мою камеру. Я не мог даже по-настоящему пошевелиться. Руки мои были растянуты в стороны и прикованы к стене, ошейник крепился сразу за два кольца, а ноги скованы вместе и еще прикованы к полу. Тюремщики постарались, чтобы я не мог сдвинуться с места ни на дюйм.

Ибн-Саран улыбнулся:

— Тал.

— Тал, — ответил я.

Я был его пленником, а в руке он держал ятаган.

— Что здесь произошло? — спросил кто-то из его людей.

— Меня об этом предупреждали, — ответил Ибн-Саран.

— Неужели джинн? — воскликнул кто-то.

— Принюхайтесь! — крикнул Ибн-Саран. — Чувствуете? Он еще здесь!

Я слышал дыхание курии рядом с собой.

— Заблокируйте дверь! — повторил Ибн-Саран. Стоящие у самой двери воины испуганно переглянулись.

— Не бойтесь, ребята! — сказал Ибн-Саран. — Это не джинн. Это существо из плоти и крови. Только осторожнее! Осторожнее! — Он выстроил своих людей в линию у противоположной стены. — Меня предупреждали о такой возможности. Вот она и случилась. Не бойтесь. С этим можно справиться.

Воины в ужасе таращились друг на друга.

— По моей команде, — быстро и неразборчиво произнес Ибн-Саран, — атакуем шеренгой, надо прочесать каждый дюйм этой комнаты. Кто первый почувствует, что попал, даст знать, тогда все кидаемся в то место и перемешиваем воздух ятаганами.

— Но здесь же никого нет, — в ужасе прошептал кто-то. Ибн-Саран поднял ятаган и улыбнулся:

— Он здесь.

Затем с резким криком Ибн-Саран прыгнул вперед, описывая ятаганом диагональные восьмерки. При этом он старался держаться боком к линии атаки, осложняя контратаку противника. Ноги его были полусогнуты, голова чуть повернута вправо. Его люди, робко тыкая ятаганами воздух, побрели за ним.

— Здесь никого нет, благородный господин, — произнес кто-то.

Ибн-Саран стоял на пороге моей камеры.

— Он здесь!

Я смотрел на его ятаган. Зловеще изогнутая сталь поблескивала в полутьме моей камеры. Я знал такие ятаганы. Брошенный сверху шелковый платок разваливается пополам. Легкий удар клинка по руке разрезает плоть и на четверть дюйма разрубает кость.

— Самое опасное начнется, когда мы войдем в камеру, — сказал Ибн-Саран. — Сразу же строиться в шеренгу спиной к ближайшей стене.

— Давайте лучше запрем дверь, и он окажется в ловушке! — предложил кто-то.

— Он выломает решетку и убежит, — возразил Ибн-Саран.

— Как же он сумеет выломать решетку? — изумился солдат.

Я понял, что эти люди не имеют представления о силе курии. Интересно, что ответит Ибн-Саран.

— Мы не можем позволить, чтобы труп этого зверя нашли в камере. Его надо уничтожить.

Вполне логично. На Горе мало кто знал о тайной войне между Царствующими Жрецами и Другими, куриями. Труп курии вызовет ненужное любопытство и массу лишних вопросов и домыслов. К тому же он может привлечь месть курий на всю округу.

— Я войду в камеру первым, — объявил Ибн-Саран. — Вы идете следом.

Куда только подевалась его лень и мягкость. При необходимости люди пустыни могут двигаться стремительно и бесшумно. Это составляет разительный контраст с их неторопливыми, размеренными манерами в обычной жизни. Я убедился в том, что Ибн-Саран был отважным человеком.

С боевым кличем он перепрыгнул через порог, нанося вокруг себя разящие удары. Его люди осторожно вошли в камеру и выстроились у дальней стены. Внешнюю дверь, за которой начиналась лестница, никто не охранял.

— Здесь никого нет, господин! — истерически выкрикнул кто-то. — Это безумие!

— Он ушел, — сказал я Ибн-Сарану.

— Нет, — улыбнулся тот. — Он здесь. Он где-то здесь! — Обернувшись к перепуганной шеренге, Ибн-Саран прошипел: — А ну, тихо! Слушайте!