Эдгар ощетинился. Он подошел к дочери, расправил плечи и поднял подбородок.

– Нет, мисс… Дом мой! Он был моим, моим и останется. Вашим он станет только после моей смерти. А я, как видите, все еще дышу и буду продолжать дышать, несмотря на ваше желание поскорее загнать меня в гроб. – Эдгар увидел, как лицо старшей дочери пошло красными пятнами. – Повторяю еще раз, – продолжил он властным тоном, – если вы не поняли то, что я сказал вам. Со всем своим имуществом я буду поступать так, как сочту нужным. И мне не указ советы и претензии тех, кого я кормлю и кому даю кров. Я не потерплю укоров… и я не собираюсь оправдываться перед вами за то, что играю или пью. Я имею право на удовольствия…

Глория укоризненно посмотрела на мужа, но он притворился, что не заметил этого.

– О, папа… Ты сделал это нарочно… Ты так и не простил меня, да?

– Повторяю, мы не бедны. Мы не разорены. Обещаю вам, что вы никогда не окажетесь на улице, без средств к существованию. Если вы хотите, чтобы я продолжал защищать вас, прекратите эти разговоры! – Выпалив это, Эдгар вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью.

– Сильвия, хватит стучать! – закричала Глория на младшую дочь, продолжавшую ударять каблуками по ножкам стула.

Сильвия вскочила и выбежала из комнаты, сдерживая рыдания.

В комнате воцарилась тишина.

– Тебе, Рэйчел, не следовало говорить с отцом в подобном тоне, – сказала Глория, прокашлявшись. – Это невежливо с твоей стороны. Я не оправдываю отца, но мужчины всегда играли и будут играть в азартные игры, и всегда кто-то будет выигрывать, а кто-то проигрывать. С незапамятных времен на кон ставилась собственность: дома и имения. Собственность переходила из рук в руки. Да, твоему отцу в этот раз не повезло. Он поступил неразумно. Но он прав: это еще не конец света.

– Не повезло! – выкрикнула Рэйчел. Горькая усмешка скривила ее губы. – Ты действительно веришь, что все это имеет отношение к удаче и везению? – Злость переполняла ее. Разум помутился от отчаяния. Она никак не могла поверить в случившееся. Может быть, это все же ошибка? Может быть, шутка? Нет, все это было наяву. Рэйчел закрыла глаза, пытаясь найти в себе силы выдержать это испытание. – Мне кажется, все это было заранее спланировано, и невезение тут ни при чем. Отец проиграл имение Уиндраш намеренно. Он хочет свести старые счеты и очистить свою совесть. А этот негодяй ирландец потворствовал ему. Он всему виной…

– Рэйчел! – оборвала ее мать. – Прекрати! Не желаю это больше слушать. Ты забываешься. Забываешь, с кем говоришь, и становишься вульгарной. Ты же слышала, что сказал отец. Лорд Дивейн выиграл честно. Есть свидетели. Твой дядя Чемберлен присутствовал при игре. А также мистер Пембертон. Ты ведь не сомневаешься в честности этих джентльменов? Отец сказал, что у него нет никаких оснований в чем-то обвинять лорда Дивейна.

Рэйчел усмехнулась.

– Да. Он не может обвинять лорда. Но я могу… Этот ирландец… этот ирландский майор одурачил меня, обвел вокруг пальца. На вечере у Пембертонов я поверила его намерению положить конец слухам относительно нашего прошлого. Но, как оказалось, он стремился к обратному результату. Мы стали всеобщим посмешищем. Майор отомстил нам… мне. Мой собственный отец позволил ему сделать это. Больше того… Мне кажется, несмотря на все случившееся, он продолжает любить этого ирландца. – Рэйчел смотрела на мать широко открытыми глазами. – Отец любит его больше, чем меня… свою плоть и кровь.

Глория, протянув руки к дочери, хотела обнять ее, но та увернулась.

– Думаю, – продолжила Рэйчел с усмешкой, – Дивейн, садясь играть с отцом, прекрасно знал, что у того нет денег и что пьяный он способен поставить на кон Уиндраш. Мама, ты говоришь, что во все времена имения выигрывались и проигрывались. Дивейну было известно, что это имение принадлежит мне по праву наследства. Он также знал, что потеря его станет для меня настоящей катастрофой. С тех пор как мы вернулись сюда из Лондона, ты, мама, несколько раз спрашивала меня, стали ли мы друзьями с лордом Дивейном. Я ничего тебе не отвечала. Теперь отвечу. Без сомнения, нет. Более того, я даже уверена, что мы станем с ним злейшими врагами.

– Пожалуйста, Рэйчел, не уходи. Не надо. Я действительно не имею ничего против свадьбы в Лондоне. Я уверена, что и Уильям не будет возражать. Гости…

– Меньше всего я думаю о гостях. Это должен быть твой день. Твой и Уильяма. Не смей говорить ему ни о каких изменениях. Вы поженитесь в Уиндраше, как и намечалось с самого начала. Я сохраню Уиндраш. Обещаю. Все будет хорошо. – Рэйчел улыбнулась и, приободряя Джун, коснулась ее рукой. – Не бойся. Я вступаю в сражение с ирландским узурпатором.

– Не говори так, Рэйчел! Ты ведь знаешь, родители рассердятся, если услышат, как ты отзываешься о лорде.

– Узурпатор, по-моему, самое подходящее слово для этого человека. А еще он вор, грабитель…

– Родители не должны это слышать, – Джун посмотрела на дверь. – Папа не сомневается в честности лорда. И мама согласна с ним.

– А что ей остается делать? – усмехнулась Рэйчел. – Наша бедная мама принадлежит к тем людям, которые считают, что замужняя женщина должна во всем соглашаться с мужем, подчиняться ему, пусть даже он и изувер. Мой тебе совет: если хочешь сохранить независимость, извлеки для себя урок из отношений между нашими родителями.

– Но, Рэйчел, неужели желание быть похожей на маму – это плохо? – неуверенно спросила Джун. – Быть преданной человеку, которого любишь. По-твоему, это глупость?

– Нет… – ответила Рэйчел, не желая серьезно вдаваться в проблемы замужества. – В любом случае Уильям другой человек. Он не похож на нашего отца. Он молод, и у него прогрессивные взгляды. У него, к примеру, нет предубеждений против женщин, которых недалекие люди презрительно называют «синими чулками». Я знаю, он поддерживает реформы Элизабет Фрай, касающиеся женщин-заключенных.

– Кажется, ты знаешь о моем женихе гораздо больше, чем я. Не припомню, чтобы мы разговаривали с ним на подобные темы.

– Потому что Уильям рядом с тобой совсем другой. Это влюбленный мужчина, у которого нет времени на подобные серьезные разговоры. Он восхищается тобой, обожает тебя. Ему хочется развлекать свою возлюбленную. Ты, моя дорогая, зажигаешь в нем страсть. Но когда ваш медовый месяц останется позади, то, я думаю, у вас будет время поговорить и о политике правительства, и о ценах на бекон. Уильям прекрасный человек. Он тобою дорожит. Тебе не будет с ним скучно. Мне он очень нравится. – Рэйчел вздохнула.

Джун улыбнулась.

– Ты ему тоже нравишься. Одно время я думала, что даже слишком…

– Перестань! – оборвала ее Рэйчел. – Я ему не пара! Я старше его на четыре года. Он просто благодарен мне. И неудивительно! Ведь это я познакомила его со своей сестрой-красавицей. В прошлом году весь месяц, пока мы были в Лондоне, тебя окружали поклонники. Целый батальон гвардейцев пытался затмить Уильяма.

– Но я видела только его одного, хотя должна признаться, что люблю военных, – со вздохом сказала Джун. – Я всегда любовалась Коннором в военной форме. Мне было всего лишь тринадцать, когда он ухаживал за тобой. И сейчас, мне кажется, я не обижу тебя, если признаюсь, что завидовала тебе, даже ревновала… Я мечтала, что в один прекрасный день… Коннор приедет в наш дом навестить тебя, но тебя дома не окажется. Дома вообще никого не будет, кроме меня. Я скажу ему, что ты скоро вернешься, а он улыбнется мне, немного помолчит, а потом спросит о моих занятиях и успехах… – Джун видела, что ее признание вызывает интерес у Рэйчел, хотя сестра слушала ее молча. – Однажды Коннор увидел, как я следила за ним с балкона поздно ночью в Бель-Гарденс, когда он ждал тебя, а ты так и не пришла.

– Ты никогда не рассказывала мне об этом, – Рэйчел посмотрела на Джун. – Я не знала, что ты следила за ним.

– Тогда, в тринадцать лет, я говорила себе, что, будь Коннор моим, я бы обязательно пришла к нему на свидание. Я бы не оставила его одного и не позволила никакой другой молодой леди соблазнить его. Но я была слишком наивна в то время. Я не понимала, что тебе все равно – соблазнит его другая леди или нет… Ведь ты не любила его по-настоящему, правда?