— Мемфис свободен! — объявил фараон Яхмос своим воинам. — У нас прибавилось немало лошадей и колесниц. Но прежде чем праздновать победу, позаботимся о наших мертвых. Мы никогда не забудем, что они отдали жизнь за свободу Египта.

Земля была усеяна трупами, вода в канале покраснела от крови. При виде этого зрелища сердце Яххотеп охватила великая грусть, словно царица Свобода потерпела поражение, а не одержала победу.

Война — страшный бич, но как иначе изгнать владыку тьмы?

Яххотеп не позволила печальным мыслям одолеть себя, поспешив удостовериться, что ее ближайшие соратники не пали под ударами врага. К счастью, все были живы. Рану в руку получил только Хонсухотеп. Кошечка тут же наложила ему повязку, и Хонсухотеп, не дав себе ни минуты отдыха, отправился считать потери.

Наименее изнуренных ратников и колесничих Эмхеб расположил к северу от Мемфиса. Он опасался, что пройдет немного времени, и гиксосы, подтянув запасные силы, нападут на египтян. Если такое случится, победа скорее всего обратится в оглушительное поражение.

Усач, Афганец, их лучники и лошади с трудом приходили в себя после боя. И они понимали, что не выстоят, если на них обрушится лавина гиксосов.

Наступил вечер. Гнетущая тишина царила на мемфисской равнине.

— Трудно будет защитить этот город, — со вздохом произнесла Яххотеп.

— Белые стены Мемфиса будут нам добрыми союзниками, — подал голос хранитель царской печати Неши. — Они укроют наших лошадей и колесницы, которые мы разместим в старом городе.

— Действуйте, — распорядился фараон Яхмос. — Когда закончим, расположимся на отдых.

Египтяне остановились на границе территории, которую гиксосы почитали своей собственностью. Земля предков была так близка и так недосягаема!

Необходимая передышка не могла быть долгой. Каждый воин уже видел перед собой следующую цель — Аварис, столицу поработителей.

Битву под Аварисом они обязаны выиграть. Поражение означало бы, что все жертвы принесены впустую.

— Наши ратники готовы к бою, — сказал фараон царице Яххотеп. — Они холодеют от страха, но готовы штурмовать оплот Апопи. Они понимают величие возложенного на них долга, и никто из них не отступит.

— Идти на Аварис — безумие, — возразила Яххотеп.

— Матушка! Ты же знаешь, нам некуда отступать!

— Кто говорит об отступлении? Правитель гиксосов не направил подкрепления в Мемфис, желая испытать, на что мы способны. Давным-давно он завлекает нас в свои земли, надеясь, что все наше войско попадет к нему в западню. Нет, Яхмос, мы еще не готовы взять Аварис.

— Но мы не можем не войти в Дельту!

— Да, мы должны войти в нее, но не сейчас. После набега твоего брата гиксосы укрепили свои гарнизоны и способны отразить любую атаку с воды. Колесниц же у нас пока очень мало. Сначала мы переделаем захваченные у врага колесницы и обучим новых возничих. И еще: не только оружие нужно нам, чтобы победить властителя тьмы. Мы с тобой должны отправиться в Саккару и получить там подтверждение твоего права на престол.

Под пристальным наблюдением Весельчака Младшего, которому поездка на колеснице пришлась по душе, царица Яххотеп и фараон Яхмос направились в древний некрополь, расположенный в Саккаре. С изумлением и восхищением смотрели они на величественные гробницы предков. Пирамиды и дома вечности свидетельствовали о близости ушедших.

Выше других поднималась ступенчатая пирамида Джосера, возведенная великим архитектором Имхотепом. Слава о ней переходила из века в век. Она казалась покровительницей всего города мертвых. Воистину лестница в небо: благодаря ей фараон мог беседовать со звездами, а потом спускаться вниз, чтобы передать земному миру небесный свет.

Ступенчатая пирамида была средоточием обширного святилища, которое окружала каменная ограда. В ней темнел четырехугольный проход, который никогда не закрывался.

— Странно, — заметил Яхмос, — что гиксосы не разрушили это святилище.

— Я не сомневаюсь, что Апопи пытался его разрушить, — отозвалась Яххотеп, — но его темная магия ничего не могла поделать с мощью усопшего фараона.

Яхмос хотел было переступить порог узкой двери, но Яххотеп удержала его.

— Коварный Апопи не мог уйти просто так. Раз он не стал закрывать вход, значит, нашел средство справиться с благодетельной силой и, может быть, приготовил нам западню.

— Я думаю, он сумел запереть благодетельные силы в глубине святилища.

— Я тоже так думаю. Возможно, правитель гиксосов наложил заклятие на дверь, чтобы никто не смог получить доступа к наследию предков.

Царица внутренне сосредоточилась, обратившись за помощью к мужу Секненра и сыну Камосу.

— Нужно снять его заклятие, — сказала она Яхмосу. — Я попробую это сделать. Кажется, я знаю имя этой двери.

— Но ведь вам может грозить…

— Моя смерть не имеет большого значения. Объединить белую и красную короны предстоит тебе.

Яххотеп приближалась к двери очень медленно.

Уже возле порога она ощутила ледяной холод и остановилась.

Теперь к ней потянулись невидимые языки пламени, они жгли ее, палили огнем.

Царица не сдвинулась с места.

— Дверь, я знаю твое имя. Тебя зовут «Стойкость, которая питает жизнь». Дай мне пройти.

Белый камень засиял ослепительным светом, исчезли холод и жар.

Яххотеп поманила за собой Яхмоса. Она шла первой по узкому проходу между могучими колоннами.

Весельчак Младший лег у порога в позе Анубиса, охраняя ход в невидимое.

Ведомая душами Секненра и Камоса, царица чувствовала, что злокозненные чары гиксоса еще не преодолены до конца.

Колоннада закончилась, и Яххотеп увидела множество кобр, смотревших на нее с верхней кромки одной из стен. Казалось, эти каменные кобры приготовились к прыжку. Еще мгновение — и они оплетут свою жертву, стать которой мог фараон Яхмос.

— О хранительницы-кобры! Вы открываете путь фараону и разите его врагов. Неужели вы забыли о том, кто вас создал? О руке, которая вас изваяла? Я знаю ваше имя, царственные змеи, — вас зовут «Первородный огонь».

Взгляд змей скрестился со взглядом царицы, и кобры вновь застыли каменными изваяниями на стене.

Яххотеп почувствовала великую усталость, но что она значила по сравнению с ее великой радостью? Теперь она могла спокойно созерцать большой открытый двор, синее небо и ступенчатую пирамиду, олицетворявшую единый Египет, царствовать над которым был призван ее сын.

Все свое время Апопи делил теперь между двумя занятиями. Он или наблюдал, как обреченные им на смерть люди истекают кровью в лабиринте и на арене под копытами быков, или, затворясь в потайном покое, следил за огнем масляной лампы.

В язычках пламени странного ядовито-зеленого цвета правитель гиксосов видел то, что дано было видеть только ему одному.

Главный казначей спешил к владыке, чтобы сообщить ему удручающие, только что полученные новости, но был вынужден томиться от нетерпения, ожидая, пока правитель соблаговолит его принять. Наконец-то!

— Господин! Мятежники завладели Мемфисом. Наше войско, осаждавшее город уничтожено.

— Знаю.

— Сторожевые отряды в Среднем Египте тоже уничтожены.

— Знаю.

— Господин, приходится признать, что у Яххотеп и ее сына есть теперь настоящее войско!

— Знаю, Хамуди. Царице даже удалось снять заклятие, которое я наложил на Саккару. Теперь Яхмос стал настоящим полководцем.

— Каковы будут ваши приказания, господин?

— Ждать. Яххотеп пока еще в нерешительности, но рано или поздно она придет к нам.

— Не лучше ли напасть на ее войско, не дожидаясь, пока оно подойдет к Аварису?

— Ни в коем случае.

— Простите мою настойчивость, но теперь мы не можем не принимать всерьез этих египтян.

Ледяной взгляд Апопи пригвоздил к месту главного казначея.

— Неужели ты думаешь, что я способен на ошибки? Яххотеп стала достойным меня противником, потому что я позволил ей набраться сил. Она обладает могуществом, которое я должен уничтожить. Если бы я вступил в борьбу раньше, она не вышла бы за пределы Фив. Теперь ей кажется, что она так же сильна, как я. Огонь говорит мне, что ее жажда освобождения никогда еще не пылала так ярко. Но надежда на свободу обманет египтян и приведет их к гибели. Я нанесу им удар, от которого они никогда не оправятся. Это произойдет в Аварисе, у подножия моей крепости. Как только Яххотеп погибнет, ни один из ее соотечественников больше никогда не решится взять в руки меч!