Анхесенпаатон села на свою постель. Какое странное послание! И получила она его необычным способом. Она не знала, что и думать. Царевне ничего не было известно о политических интригах, она не знала, кто такие Хумос и Нефертеп, ей было известно только имя ее дяди Хоремхеба. Но девушка чувствовала, что послание очень важное.
С камнем в руке она вышла из своей комнаты на террасу и отправилась к Меритатон, чьи покои были рядом. Старшая сестра спала, лежа на спине, практически обнаженная. Ее дыхание было тяжелым. Какое-то мгновение Анхесенпаатон любовалась грудью своей сестры, кожа которой блестела от пота, а потом села на постель и положила руку на ногу сестры. Дыхание Меритатон прервалось, два или три раза она даже слегка всхрапнула. Потом открыла затуманенные сном глаза.
— Что случилось? — встревоженно спросила она.
Анхесенпаатон протянула ей камень.
— Откуда это у тебя?
— Да вот, когда мы возвращались, какой-то мальчик сунул мне это прямо в руку.
— Мальчик?
— Да, мой ровесник.
Меритатон рассматривала плоский камень. Почерк детский.
— А кто такие Хумос и Нефертеп? — спросила Анхесенпаатон.
— Верховные жрецы культов Амона-Ра в Фивах и Пта в Мемфисе.
— Амона-Ра?
Анхесенпаатон даже не знала имени верховного бога, которого ее отец изгнал из царства.
— А кто такой Пта?
— Я все тебе объясню. А ты раньше видела этого мальчишку?
— Никогда. Я не сразу поняла, что произошло, когда он положил камень в мою руку.
Меритатон казалась озадаченной.
— Самое худшее, что все это правда.
— Давай спросим у кормилицы…
— Да ты что!
— Тогда давай спросим у матери!
— Нас отлупят, как убогих немытых крестьян. Принимать какие-то послания из рук неизвестного мальчишки! Ты не в своем уме!
Меритатон встала, босиком направилась к кувшину и напилась пахнущей розовым маслом воды. Затем она взяла из вазочки абрикос и съела его с задумчивым видом.
— Мне почему-то кажется, что ты знаешь, как понимать это послание. Так объясни мне! — воскликнула Анхесенпаатон, теряя терпение.
— Тише! — приказала Меритатон. — Ты разбудишь кормилиц.
И снова села на постель.
— Раньше в царстве почитали многих богов. Амона-Ра, Пта, Хоруса, Осириса, Исиду и многих других. В их храмах служили многочисленные жрецы и их помощники. Наш отец решил уничтожить эти культы, и доходы жрецов иссякли. Поэтому они его ненавидят. Теперь, когда он умер, они плетут интриги, чтобы возвратить свои привилегии. Понимаешь теперь?
Анхесенпаатон пристально смотрела на сестру, ее глаза округлились.
— Почему нам никогда не рассказывали об этом?
— Потому что это было запрещено! — Меритатон тяжело вздохнула.
— Так вот о чем шепчутся по углам кормилицы!
— О чем только не сплетничают эти кумушки! — проворчала Меритатон.
— Почему ты разволновалась?
— Потому что это послание очень похоже на правду. Только я не знаю, что мы можем сделать, не знаю, как его понять. Это же ясно: трон пустует, и многие страстно желают его занять.
— Кто?
— В первую очередь наша мать. Затем Сменхкара. Наш дед Ай. И многие другие, я в этом не сомневаюсь.
Анхесенпаатон смотрела в небо через открытое окно. Окружающий мир был непонятным. Хуже того, он был угрожающим.
— А как же мы? — еле слышно спросила она.
— Видно будет, — философски заметила Меритатон. — Мы всегда сможем найти себе мужей, разве нет?
Анхесенпаатон хотела было возразить, но охватившее ее беспокойство помешало ей это сделать. Послание, переданное мальчишкой, ничем не могло помочь. И вообще, откуда он получил такие сведения?
Бывший Хранитель царского гардероба обливался потом не только от жары, но и от охватившего его волнения. Пот тонкими ручейками струился по его атлетическому гладкому телу с матовой кожей, по лбу, по ожерелью — символу царской милости, и стекал к пупку.
Нефертити сидела в кресле из эбенового дерева с блестящими золотыми подлокотниками и смотрела на подданного, вперив в него тяжелый взгляд.
— Значит, теперь ты без работы, — сказала она.
— Да, божественная госпожа.
Кому теперь нужны две сотни льняных одеяний умершего царя, набедренные повязки из того же материала с вырезами и без? Роскошные плащи? Дюжины сандалий из кожи и золота, инкрустированные драгоценными камнями? Золотые пояса, украшенные драгоценностями? Золотые нагрудники с редчайшими звездообразными сапфирами из Тапробана?
— С имуществом все в порядке?
— Да, божественная госпожа. Сундуки опечатаны.
— Мне нужны будут драгоценности.
— Да, божественная госпожа. Есть еще сундуки регента.
Нефертити ничего не сказала. Она должна посоветоваться с отцом насчет этих драгоценностей. Следовало уточнить, принадлежат ли они лично Сменхкаре или Царской казне.
— Они спали в одной постели? — спросила она.
Пот все сильнее струился по телу прислужника.
— Да, божественная госпожа. Царь приказал изготовить двойную постель.
— Как ты думаешь, кто из них был женщиной?
Непристойный вопрос поразил Хранителя гардероба, он как будто получил пощечину. Несчастный судорожно сглотнул. Неправильный ответ мог стоить ему не только места, но и жизни.
— Я не знаю, божественная госпожа, — ответил он сдавленно.
— Говори. Здесь только я.
— Я не прислуживал по ночам, божественная госпожа.
— Зато ты проводил с ними целые дни. Говори же!
— Божественная госпожа…
— Говори! Я точно знаю, что ты воровал у царя.
У несчастного хранителя закатились глаза.
— Наш господин… — наконец смог он выдавить из себя.
Царица помолчала, прежде чем спросила:
— А ты?
Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
— Что я?.. — пролепетал он, вытаращив глаза.
— С кем ты спал?
Ее взгляд пронизывал насквозь.
— С ними обоими?
Он кивнул.
— Был еще кто-то?
— Иногда… Во время прогулок на «Славе Атона», — пробормотал он.
Царская лодка теперь стояла на якоре перед Дворцом царевен. Нефертити вспомнила семейные прогулки, для которых эта лодка вначале предназначалась. Радостные крики ее дочерей. Дынную кожуру, которую они бросали в воду, чтобы посмотреть, как крупные рыбы гоняются за ней…
— Кто знал об этом?
— Никто, божественная госпожа. Это было тайной.
— Иди, — сказала она, — можешь оставить у себя то, что украл. Ты остаешься на службе в Царском доме до моего решения. Если ты кому-либо передашь хоть одно слово из этого разговора, я прикажу забить тебя палками до смерти. Почему ты плачешь? — спросила царица, когда он уже уходил.
Несчастный обернулся.
— Мой господин… был добр ко мне. Я думаю о потерянном счастье…
— Я тоже.
Наконец он покинул комнату, низко опустив голову. Нефертити вышла на террасу. Ее взгляд скользнул по Великой Реке и остановился на «Славе Атона», которая вызывающе покачивалась перед Дворцом царевен. Нефертити было невыносимо смотреть на нее, поэтому царица вернулась в полумрак своей комнаты.
Она уже давно догадывалась о том, о чем только что услышала. Эхнатон был человеком с двойственной натурой. Завоеватель, высшее счастье которого быть завоеванным. Носитель двойной короны, мужчина и женщина. Бесплотный возлюбленный Диска Атона и существо из плоти и крови, любовник своего любовника. Но все-таки она познала счастье — до появления Сменхкары, сына миттанки. Словно змей Апоп, соблазнил он своего брата свежестью пятнадцатилетнего тела. Сначала он убедил Эхнатона жить с ним в Царском доме. Затем он перебрался в новый дворец, построенный для них в Меруатоне. Потом получил титул регента. Сменхкара вытеснил ее. Сначала как жену, а затем как советницу царя и хранительницу престола.
Все эти великолепные барельефы и фрески, которые изображали царскую чету в окружении детей, купающимися в лучезарном свете Атона и семейной любви, изображения царя, целующего свою самую младшую дочь… Вдруг и придворные, и народ поняли, что все это было ложью. Потом ей доложили, что появился барельеф с изображением обнимающихся Эхнатона и Сменхкары. Тогда она влепила пощечину посланнику, сообщившему об этом.