Желябов распахнул дверь, но не успел сделать и шага, как на него накинулись несколько человек, свалили, обезоружили и втащили в соседнюю комнату, где уже лежал связанный Тригони с кляпом во рту…

В бурю ладья, потерявшая кормчего, становится добычей волн и гибнет в пучине. Нечто подобное случилось и с партией «Народная воля». Потеря вождя и вдохновителя в канун решающего выступления вызвала смятение. Пораженные страшной вестью, уцелевшие члены Исполнительного комитета собрались на тайной квартире у Вознесенского моста.

Вера Фигнер и Анна Корба, обняв друг друга, угрюмо сидели на диване, Грачевский с надеждой посматривал сквозь тюлевую штору в окно, а принесший тяжелое известие Суханов, опустив голову, задумчиво шагал из угла в угол…

– Неужели нас осталось только четверо? – спросил он и на мгновение остановился. В ответ раздались лишь тяжелые вздохи. И Суханов опять начал ходить…

В гнетущей тишине четко слышались его шаги. Но вот раздался условный звонок, три раза – резко, уверенно: все узнали сильную руку Фроленко.

– Слава богу, уцелел Михаил Федорович, – обрадованно сказала Вера Фигнер и поспешила к двери…

Раздевшись в передней, приземистый, крепкий Фроленко, вошел в комнату, пожал руку друзьям и, видя, что все в подавленном настроении спросил:

– Что? Неужели Желябов?

– Его и Тригони… вчера вечером…

Фроленко грузно сел к столу, обнял голову, взъерошил густые волосы.

– Нас кто-то предает… Тяжело подумать об этом, друзья, однако нельзя падать духом… А Софья? Что с ней?

– Она здесь, – сказала Фигнер, – отдыхает в моей комнате… Вы представляете, как ей тяжело собраться с силами?

В этот миг дверь из соседней комнаты приоткрылась и вошла небольшая, миловидная русоволосая девушка, в накинутом на плечи пуховом платке.

– Я здесь, друзья! – сказала она слабым, надтреснутым голосом, закашлялась, но тут же смахнула слезы и твердо шагнула к столу. – Нас мало, но мы должны обсудить создавшееся положение и решить, что делать дальше.

Мужчины бросились к ней, подвинули стул.

– Спасибо, друзья. Спасибо! – она опустилась на стул и заговорила уже более спокойно:

– Прошу выслушать меня, дорогие друзья. Потеря Желябова поставила нас в отчаянное положение. Дело революции, ближайшая и главная цель – казнь тирана – находится под угрозой провала. Нас осталось мало, очень мало, но мы еще не сломлены. Нет, не сломлены! И я прошу ответить прямо, друзья, есть ли у нас силы, можем ли мы спасти Желябова?

Наступило молчание. Все понимали: сказать «нет» – значило примириться со смертным приговором над одним из создателей партии и самым любимым товарищем. Все понимали, что слово «нет» могло отнять у Перовской последние силы. Но молчать – значило скрывать правду, и Суханов поднял на нее глаза, в которых сквозила печаль и решимость.

– Соня, это же немыслимо, – со вздохом сказал он. – Андрей в Петропавловской крепости.

Перовская закрыла лицо ладонями, помолчала… и поднялась:

– Горько слышать это, друзья. Горько и тяжело. Но если Суханов, его старый друг и испытанный боец, говорит так, – я принуждаю себя смириться… Смириться, но не сдаться! Мы должны решить, что делать дальше. Я спрашиваю вас, друзья, отступать или действовать?

– Дей-ство-вать! – дружно ответили они.

– Тогда я предлагаю распределить обязанности. Пусть Суханов возьмет на себя закладку мины на Малой Садовой и сам назначит себе помощников. Я, если вы доверите, буду руководить сигналистами и метальщиками, а Исаев и Кибальчич должны к завтраму зарядить и приготовить метательные снаряды. Есть ли возражения?

– Согласиться! – пробасил Фроленко.

– Согласиться! – в один голос сказали Исаев и Корба.

А Фигнер подошла к Перовской и дружески обняла ее:

– Соня, я верю – ты сумеешь, ты сможешь в этом опасном и трудном деле заменить Желябова.

К вечеру квартира Желябова была очищена. Суханов с двумя морскими офицерами приехал на извозчике и увез наиболее ценное имущество партии. Софья Перовская перешла на тайную квартиру Исполнительного комитета у Вознесенского моста, где жили Исаев и Вера Фигнер.

Вечером двадцать восьмого, когда на Тележной собрались сигналисты и метальщики, чтоб услышать последние указания Желябова, к ним вышла Софья Перовская. В темном глухом платье, она казалась спокойней и строже. Густые светло-русые волосы были аккуратно начесаны назад и заколоты в узел, что придавало ее лицу решительность.

– Друзья, мне поручено объявить вам, что Захар сегодня быть не может, так как занят приготовлением мины на Малой Садовой. Все, что намечено было вчера, остается в силе. Завтра мы должны выполнить волю Исполнительного комитета и свершить справедливую казнь над тираном. Вы знаете, что мне, вместе с Захаром, поручено руководить боевыми действиями. Поэтому прошу вас всех завтра к девяти утра быть здесь, на Тележной. Вы получите метательные снаряды и более точные инструкции.

Она оглядела собравшихся строгим взглядом:

– Есть ли у кого вопросы?

– Нет. Все понятно, – за всех ответил басом богатырь Тимофей Михайлов.

– Тогда прошу вас разойтись по домам и хорошенько выспаться. Завтра каждый из вас должен быть свежим и полным сил…

Проводив сигналистов и метальщиков, Софья Перовская выпила с хозяйкой квартиры Гесей Гельфман стакан чаю и поспешила на тайную квартиру к Вознесенскому мосту, где должны были собраться техники, чтоб приготовить к утру четыре метательных снаряда.

Когда Софья Перовская пришла на тайную квартиру Исполнительного комитета, в столовой жарко пылал камин и трое мужчин, – Кибальчич, Суханов и Грачевский, работали за большим столом.

Оказалось, что вчера Суханову удалось не только вывезти из квартиры Желябова взрывчатые вещества, издания «Народной воли» и еще кое-какое имущество, но и под видом сыров перевезти в лавку на Малую Садовую начиненную динамитом мину. Исаев был отряжен в подкоп, чтоб установить запал и привести мину в боевую готовность. Вместо него Кибальчичу, вместе с Сухановым, взялся помогать агент Исполнительного комитета Грачевский, которому и раньше приходилось работать в динамитной мастерской.

Если б не арест Желябова, то снаряды были бы готовы еще вчера, но страшное известие об его аресте перепутало все планы: Кибальчич твердо не знал, состоится ли покушение, и не приступил к делу… И вот сейчас все четыре снаряда предстояло изготовить за одну ночь.

Мужчины работали, сняв сюртуки и завернув рукава рубашек. Смуглый, сильный Грачевский большими ножницами обрезал жестяные банки из-под керосина, которые должны были служить корпусами для бомб. Кибальчич возился над устройством механизмов, а Суханов начинял пироксилином цилиндрики и гремучей ртутью – взрыватели.

Вера Фигнер, усадив Перовскую в кресло у камина, стала помогать Кибальчичу растапливать в баночке свинец и отливать грузики для пробирок.

Работали сосредоточенно, перебрасываясь короткими деловыми фразами. А убитая горем, уставшая за день и намерзшаяся в дороге Перовская, пригревшись у камина, задремала. Фигнер увела ее в свою комнату, уложила в постель и прикрыла пледом.

– Сонечка, тебе надо выспаться, ведь завтра решается все.

– Да, да, спасибо, Верочка. Но если я буду нужна – разбуди.

– Непременно. А в случае беды, Соня, помни – под подушкой пятизарядный револьвер.

– Спасибо. У меня есть свой. Иди, милая, помогай техникам, пока хватит силы.

Перовская прилегла на подушку и сразу же уснула.

Фигнер вернулась в столовую и опять стала помогать Кибальчичу.

Часа в два ночи вернулся Исаев. Лицо его раскраснелось не то от мороза, не то от волнения.

– Ну, друзья, мина приведена в готовность. Запал и гальваническая батарея в полной исправности. Богданович, Якимова, Фроленко с утра будут начеку. Как только покажется царь, Якимова подаст сигнал и Фроленко соединит провода.