В огромном зале с окнами на Неву были выстроены во фронт все новички, облаченные в юнкерскую форму.

– Сми-р-р-р-но! – раздалась команда.

Юнкера застыли, вытянув руки по швам.

Из боковой двери, окруженный офицерами, бодро вышел командир батареи полковник Чернявский и четким шагом направился к центру зала. Вот он остановился, осмотрел строй и, видимо оставшись доволен, заговорил громко, отчетливо:

– Поздравляю юнкеров младшего класса с зачислением в состав батареи. Отныне вы военнослужащие русской армии. Вы должны выполнять свой долг, как те герои, питомцы нашего училища, чьи имена высечены на мраморных досках этого зала.

Когда торжественная церемония окончилась, Володя вместе с другими юнкерами отправился в классы. Первоначально его несколько смущало, что здесь нужно было все делать по команде. Даже просыпаться и вставать по звуку трубы. В семь утра Володя и все его товарищи бывали на ногах. Раздавалась команда старшего портупей-юнкера, и, соблюдая строй, юнкера шли в большой зал на перекличку, где собиралось в этот час все училище. После переклички проводилась утренняя зарядка, лекции, строевые занятия… После обеда нужно было готовить уроки. День был расписан так, что свободного времени почти не оставалось.

Первые дни в училище произвели на Володю тяжелое впечатление. Гимназия по сравнению с училищем казалась ему тихой, безмятежной пристанью. Но постепенно он привык, освоил упражнения на снарядах, а строгая военная дисциплина, четкий распорядок дня ему даже стали нравиться.

«Иначе нельзя, – рассуждал он. – Ведь мы готовимся стать офицерами русской армии».

Курсовой офицер, командир второго отделения, куда был зачислен Володя, капитан Туров являл собой пример отличного служаки. Высокий, плотный, с черной окладистой бородой, всегда подтянутый и строгий, он легко сумел подчинить себе юнкеров и с первых же дней установить в отделении крепкую дисциплину. Он великолепно знал артиллерийское дело (в полевой артиллерии даже был принят предложенный им дальномер).

Капитан Туров огромное значение придавал строевой подготовке обучаемых. Гимнастические упражнения на снарядах, верховая езда, фехтование, бой на эспадронах[2] стали чуть ли не самыми главными занятиями.

Большое внимание в училище обращалось на изучение материальной части артиллерии. Капитан Туров требовал от юнкеров не только устного объяснения той или иной части орудия, но каждому давал тему для подробной письменной работы, например: «прицел», «затвор», «ствол», «лафет» и т. д. В этих работах он требовал самого подробного описания предмета, сведений о его изготовлении на заводах, а также данных о сравнении его с иностранными образцами. С этой задачей юнкера могли справляться лишь в том случае, если, помимо занятий в классах, изучали дополнительные материалы, не входившие в официальные курсы.

В классах обучение было организовано хорошо, хотя состав преподавателей заставлял желать лучшего. Артиллерийское дело преподавал генерал Потоцкий. Он был прекрасным знатоком артиллерии и горячо любил свой предмет. Потоцкий не отличался красноречием, но любовь, питаемая им к артиллерии, невольно передавалась слушателям, и они с охотой изучали этот важнейший предмет, мирясь с недостатками его изложения.

Курс фортификации читал ветхий старик из немцев, генерал Иохер. Приходя в класс, он, не говоря ни слова, принимался за вычерчивание мелом на черных досках различных фортификационных сооружений, хотя в училище имелись великолепно изданные атласы этих сооружений. Закончив черчение, он сухо и монотонно давал объяснения. В этих объяснениях он ни одного слова не прибавлял к тому, что было изложено в учебнике. Если объяснения заканчивались раньше, чем истекало время урока, Иохер усаживался поудобнее, облокачивался на стол и безмятежно засыпал. Юнкера были предоставлены самим себе, пока не раздавался звук трубы, возвещавшей об окончании лекции.

Глубоким стариком был профессор Будаев, преподававший дифференциальное и интегральное исчисление. Его знали как прекрасного специалиста многие поколения русских артиллеристов и горячо любили.

Из всех дисциплин, преподаваемых в училище, Володя Федоров больше всего любил историю военного искусства, которую живо и увлекательно читал полковник Михневич. Будучи человеком темпераментным, Михневич почти не садился к столу, а все ходил по классу и, жестикулируя, с большим пафосом рисовал перед слушателями картины героических сражений. Увлеченный своей лекцией, он тут же на досках вычерчивал схемы расположения войск и делал подробные разборы крупнейших битв и походов. Слушая Михневича, Володя живо представлял себе и Куликовскую битву, и Бородинский бой. В его мозгу во всех подробностях запечатлелись итальянские и швейцарские походы великого Суворова, и особенно его легендарный переход через Альпы с героическим боем у Чертова моста. Лекции Михневича вновь пробудили в Володе Федорове интерес к военной истории. Он с горячим рвением взялся за изучение военного дела, которому решил посвятить свою жизнь.

В училище у Володи появился интерес и к точным наукам, который сумели ему привить преподаватели братья Григорий и Николай Забудские.

Григорий преподавал химию, Николай – внешнюю баллистику. Оба они были профессорами, обладали солидными знаниями и имели высокие чины. Но что любопытно, слушатели называли их Гришкой и Колькой. Оба брата знали об этом, но не придавали этой вольности никакого значения.

Николай Забудский пользовался известностью как ученый. Его труд по внешней баллистике был переведен на многие иностранные языки. Но среди юнкеров он все-таки оставался Колькой…

«Искренне любимые и уважаемые всеми профессора Забудские, – писал впоследствии В. Г. Федоров, – остались для нас до самой их смерти Колькой и Гришкой. Я могу лишь заявить, что в этих прозвищах не было ни капли насмешки, скорей это были любовные, ласковые клички, которыми слушатели называли их за доброе и сердечное отношение к нам».

Слушатели училища жили однообразной жизнью. Их день с утра до позднего вечера был занят учебой и строевыми занятиями. Свободолюбивые и революционные идеи, волновавшие студенческую молодежь, в училище почти не проникали. Среди преподавателей появился лишь один человек, осмелившийся критиковать существующие порядки. И как ни странно, это был настоятель училищного храма священник Петров. Читая историю православной церкви, он резко критиковал политику высшего духовенства и утверждал, что православная церковь в течение нескольких веков находилась на службе у правительства. Ввиду этого она не хотела, да и была бессильна обличать произвол и беззаконие.

Скоро, однако, слухи о крамольных лекциях священника Петрова дошли до верховных служителей церкви, и он по распоряжению синода был заточен в Черемнецкий монастырь…

Как бы ни был загружен день в училище различными занятиями, слушателям все же удавалось выкраивать время для отдыха и развлечений. Володя Федоров эти свободные минуты употреблял на то, чтобы лучше познакомиться с училищем, с его историей и традициями.

Длинный широкий коридор, где были расположены классы, представлял собой своеобразную картинную галерею: там висели многочисленные гравюры, изображавшие различные боевые эпизоды Отечественной войны 1812 года. Володя подолгу простаивал в этом коридоре, рассматривая гравюры, запоминая наиболее интересные эпизоды боев.

Вот сражение под Аустерлицем… вот – под Прейсиш-Эйлау… вот эпизоды Бородинского сражения… картины битвы под Красным, у Смоленска, на Березине… Тут же красовались портреты героев Отечественной войны 1812 года – Кутузова, Багратиона, Барклая, Дохтурова, Ермолова и прославленного русского артиллериста той войны генерала Кутайсова. Всем юнкерам были известны подвиги русской гвардейской артиллерии под Прейсиш-Эйлау и Бородино. Каждый из «их знал и личный подвиг Ермолова, когда в самый критический момент Бородинского боя он бросился во главе Уфимского полка в штыковую атаку и отбил захваченную французами центральную батарею Раевского. Подражание этому подвигу было мечтой каждого, кто готовился стать офицером русской армии.