Ялда так увлеклась разговором, что почти не заметила, как они вышли за территорию студгородка. Она осмотрелась, пытаясь понять, где находится.

Туллия сказала:

— Я собираюсь встретиться с подругами в южном квартале. Если хочешь, можешь к нам присоединиться.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

Они свернули на проспект, который вел к югу в сторону Большого моста. Ялда любила вечера в Зевгме; проливаясь из окон ресторанов и квартир, свет отражался от булыжников, но на небе, тем не менее, были отчетливо видны звезды. Семьи и парочки гуляли, погруженные в свои заботы, и никто дважды не обращал внимания на ее грузную фигуру. Если бы она не встретила Туллию, то сейчас бы бродила по городу в полном одиночестве, дожидаясь, пока красоты местных улиц и неба не пересилят тот гнев, который вызвала в ней снисходительная диатриба Людовико. Сделав карман, она спрятала в нем трактат Меконио. Ялду посетила запоздалая мысль, что нести томик в руках не стоило — если бы она потеряла книгу, то ее не спасла бы даже самая заискивающая похвала в адрес гениального автора.

Они сделали остановку посередине Большого моста, чтобы заглянуть в черноту расселины, поделившей город на две части. Несколько веков тому назад в этой земле находились богатые залежи огневита; центрами первых поселений стали неглубокие шахты. Позднее была построена сложная система туннелей, уходивших вглубь породы. Но в начале одиннадцатого века произошла авария, из-за которой загорелось все месторождение огневита. Половина города была уничтожена, а все топливо сгорело без остатка. Осталась только иззубренная пропасть, геохимическая карта наоборот, которая язвительно напоминала: все это могло быть вашим, а теперь вы остались ни с чем.

— Я считаю, что в начале каждый мир, скорее всего, состоял примерно из одной и той же смеси минералов, — сказала Туллия. — Возможно, все они составляли единый первородный мир, много эонов тому назад. Но мне кажется, что у любого мира, независимо от его происхождения, есть три пути развития: либо он остается темным, как Гемма и Геммо; либо загорается, как наше Солнце или звезды; либо на нем возникает жизнь, которая осуществляет те же самые химические процессы в более контролируемой среде.

Ялда всмотрелась в дыру, оставшуюся после Великого пожара.

— Это место наводит на мысль, что три варианта не обязательно исключают друг друга.

— Это правда, — согласилась Туллия. — Насколько нам известно, этот принцип может оказаться верным в масштабах всего космоса. Возможно, звезды не просто вспыхнули и начали светиться; возможно, что когда-то они были покрыты растениями, которые ради удовлетворения своих потребностей стали вырабатывать слишком много энергии. Ведь пока что все известные нам либераторы — это экстракты растений. Вполне вероятно, что рано или поздно то же самое произойдет и здесь — либо это сделают растения, либо почетное право достанется химическому факультету.

— А вот теперь я начинаю беспокоиться, — полушутя сказала Ялда. — Если кто и сможет зажечь пассивит, так это химики.

Они продолжили путь по мосту в сторону южного квартала.

— Раньше я работала в этом ресторане, — сказала Туллия, указав на ярко освещенное здание на людной стороне улицы. — Когда была студенткой.

— Так мы туда идем?

— Только если хочешь посмотреть на место поджога.

— Звучит как ностальгия.

— Клиентами в основном были сыновья советников и их свита, — сказала Туллия. — Как же я могла не сохранить о них теплых воспоминаний?

Она показала дорогу к другому ресторану, мимо которого Ялда и раньше проходила не один раз — только они не воспользовались парадным входом, а свернули в извилистый коридор, расположенный за кухней. Туллия обменялась громкими приветствиями с женщиной, которую Ялда мельком увидела за работой, а затем они пошли дальше по коридору, пока не добрались до темного лестничного пролета. Ялде потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться; лестница вела обратно на второй этаж, который располагался над рестораном.

— А твои подруги едят отдельно? — Ялда чувствовала нарастающее недоумение и даже немного встревожилась; почему они вот так крадутся в темноте?

Туллия задержалась на ступеньках.

— Это место, где можно свободно говорить, не беспокоясь о том, кто может тебя услышать, — объяснила она. — Мы называем его «Клуб Соло», хотя настоящих соло среди нас не так уж много. Некоторые из нас пережили своих ко, другие от них сбежали, а кто-то просто подумывает о разрыве.

Ялда уже слышала о беглянках — и в принципе всецело одобряла их выбор. Но совсем другое дело — узнать, что всего в нескольких поступях от нее, наверху вот этой самой лестницы приютилась целая радикальная клика.

Она сказала:

— Если городская полиция…

— Полиция сюда не придет, — заверила ее Туллия. — Мы следим за тем, чтобы им было выгоднее держаться в стороне.

Ялда успокоилась. Она редко заводила дружбу с женщинами, которых встречала в Зевгме, и отчасти это объяснялось разницей в их ожиданиях по сравнению с самой Ялдой. Теперь же у нее, наконец-то, появился шанс познакомиться с теми немногими женщинами, жизнь которых не вращалась вокруг неминуемой перспективы деторождения. Насколько же трусливой надо быть, чтобы отказаться от такой возможности только лишь из-за того, что некоторые из них живут по другую сторону закона?

Она сказала:

— Я бы хотела познакомится с твоими подругами.

Хотя на лестнице было темно, комната, которую они увидели, пройдя через открывшуюся завесу, была освещена так же ярко, как и ресторан на первом этаже. Люди не ютились за ширмой, нашептывая друг другу всякие крамольные идеи; они просто сидели на полу небольшими группами, сгрудившись вокруг ламп и тарелок; они беседовали, жужжали и щебетали, как студенты в университетской столовой.

Среди них была группа из трех женщин; она из них обернулась и окликнула Туллию. Когда они подошли, Туллия познакомила их с Ялдой.

— Дария, Антония, Лидия: это Ялда. Мы встретились всего несколько курантов назад, но вам стоит с ней познакомиться: она увлекается великими тайнами оптики.

— Добро пожаловать, — сказала Дария. На груди у нее была изображена какая-то диаграмма, но Ялда не смогла разобраться в ней с первого взгляда.

Когда они сели, Туллия спросила Дарию о рисунке.

— Я просто рассказывала о западной кустарниковой полевке, — объяснила Дария. — Первые полгода своей жизни новорожденные нуждаются в уходе, однако стерильных опекунов у них нет; поэтому одна из особей выводка задерживает собственное размножение на один сезон. Если самка дает раннее потомство, то о ее детенышах заботится тетушка с более поздним сроком репродукции; если же детеныши рождаются у более зрелой самки, сестра которой принесла потомство раньше, то о новорожденных заботится двоюродная сестра, у которой срок репродукции наступает позже.

Теперь Ялда поняла, что именно было изображено на диаграмме; наклонные линии, идущие сверху вниз, обозначали жизнь каждой мыши, пунктиром был отмечен период, в течение которого новорожденные животные нуждались в заботе взрослых, а надписи указывали, кто из родственников брал на себя обязанности опекуна

— Самки с поздним размножением ухаживают за двумя, а иногда и за четырьмя детенышами, — заметила она. — При этом они всегда ухаживают за своими племянницами, а если их собственная мать принесла потомство в молодом возрасте, то им помимо прочего приходится заботиться о своих двоюродных сестрах. Не очень-то справедливо.

Дария была приятно удивлена.

— А матери, которое приносят потомство в молодом возрасте, между прочим, живут вдвое меньше остальных — конечно, это несправедливо! Но у природы во всем ее многообразии все-таки стоит поучиться — в надежде на то, что однажды мы сможем позаимствовать у нее подходящие детали и собрать из них что-нибудь получше.

Прежде, чем Ялда успела спросить, как можно позаимствовать подходящие детали в биологии другого вида, Лидия опередила ее с вопросом: