Туллия уговорила кассира свериться со списком гостей, которым был разрешен бесплатный вход; в итоге выяснилось, что их имена там действительно значатся.
— Зря я сомневалась! — сказала она Ялде, пока они перемещались из очереди за билетами в столь же длинную очередь на входе в зал. — В Соло Дария столько раз ела за мой счет, что теперь до конца жизни будет ходить в должниках.
Как только они вошли в зал, Ялда увидела сцену, украшенную небольшими, но на вид вполне настоящими деревьями, а также своеобразным помостом из сучков и веток, который должен был придать сцене еще большее сходство с плотным лесным пологом. Когда рабочие, обслуживающие сцену, стали обходить зал и гасить настенные лампы, толпа зажужжала от нетерпения, будто бы ожидая увидеть в этих разношерстных джунглях целый зоопарк из представителей ночной фауны.
И действительно, в темноте на деревьях раскрылось несколько тщедушных почек, которые, впрочем, быстро закрылись, когда более яркий свет осветил сцену откуда-то сверху. Подняв голову, Ялда мельком увидела девушку, которая, примостившись на узких перилах, пыталась управлять громоздким приспособлением, состоявшим из горящего солярита и установленной перед ним хрусталитовой линзы.
Выйдя на сцену, импресарио красноречиво поведал слушателям об опасной экспедиции, снаряженной в Сияющую Долину ради поимки существа, которому предстояло сыграть роль подопытного в вечернем представлении.
— В своем естественном состоянии это существо настолько свирепо, что его нельзя даже пускать в город; Совет бы этого ни за что не одобрил! Зверя содержали в загоне на безопасном расстоянии от города и в течение шести дней подмешивали ему в пищу успокоительное. Сегодня мы впервые в Зевгме готовы представить вам нашего дикого, неокультуренного родственника — древесника!
На сцену выкатили тележку с толстой веткой, висящей на двух опорах. Руки и ноги древесника были привязаны к ветке веревками; схватить что-либо самостоятельно существо не могло. Его голова безжизненно свесилась, а глаза, хотя и оставались открытыми, были тусклыми и неподвижными. Ялда решила, что это самец — правда, без особой уверенности; раньше ей доводилось видеть только грубые рисунки этого животного. Во всяком случае оно точно было меньше ее самой.
— Надеюсь, оно неживое, — прошептала она.
— Ах, какие мы сентиментальные, — сказала Туллия.
— Почему оно должно чувствовать боль ради нашего развлечения?
— А ты думаешь, что жизнь на деревьях была для него сплошным удовольствием?
Ялда почувствовала раздражение:
— Нет, но дело не в этом. Природа хочет разделить твое тело на четыре части, а из мозга сделать желе. Мы должны стремиться к большему.
Мужчина впереди обернулся и цыкнул на нее.
— Только у женщины, — продолжал импресарио, — хватит физической силы, чтобы справиться с таким зверем. К счастью, нам удалось найти женщину, которая способна провести нас по этой опасной территории, не только благодаря своей силе, но и необходимым экспертным знаниям. Прошу любить и жаловать — доктор Дария из университета Зевгмы!
Когда публика взорвалась возгласами одобрения, Туллия прошептала:
— Не переживай, вкусы меняются. Когда-нибудь мы тоже будем там со своими призмами и линзами, и точно так же будем грести деньги лопатой.
— Только если в твоих небесных лесах живут инопланетные древесники, — сказала Ялда.
Дария зашла в круг света, который дожидался ее на сцене; из середины груди у нее пробивалась третья рука. Дария несла циркулярную пилу, соединенную с длинной трубкой, которая тянулась по сцене позади нее и скрывалась за кулисами.
— Смею вас заверить, — произнесла она, — что этим вечером нам ничто не угрожает. Она подняла пилу, чтобы зрители смогли ее осмотреть. — Этот инструмент приводится в действие сжатым воздухом и совершает дюжину гроссов оборотов за один высверк. Я всегда смогу отрезать древеснику голову, если он каким-то образом сумеет выйти из своего ступора. — Она надавила на выключатель, и лезвие пилы превратилось в визжащий и размытый кусок камня. А теперь пришло время накормить нашего дикого родственника его последним ужином.
Помощник вынес на сцену ведро; взяв его в руки, Дария приблизилась к древеснику. С помощью ковша, который уже лежал в ведре, она зачерпнула часть содержимого — по виду оно напоминало зерно грубого помола, которое каким-то образом приобрело удивительно яркий красный цвет — и высыпала его в расслабленный рот зверя.
Ялда завороженно — и в тоже время с возмущением — наблюдала, как задвигались мышцы вокруг горла древесника. Он был жив и, — неважно, под действием препаратов или нет, — все еще мог глотать.
— Вас, вероятно, удивляет необычный оттенок пищи, которую отведал наш незадачливый гость, — заметила Дария. — Дело в том, что в течение шести дней перед каждым приемом пищи в его корм добавляли различные красители. — Пока она это говорила, древесник продолжал механически заглатывать горсть зерна.
Когда существо перестало принимать пищу, Дария отставила ведро в сторону и включила пилу. Под ободряющие возгласы публики она подошла к древеснику и стала разрезать его бок.
Если ее жертва и издала какой-то звук, то на фоне шума пилы его все равно было не услышать. Ялда увидела, как жалобно задергалось тело древесника, однако к тому моменту, когда Дария отошла в сторону, чтобы показать результат своей работы, конвульсии уже прекратились.
С помощью пилы она вырезала широкий прямоугольный пласт кожи и мышц, который по длине охватывал почти все тело древесника. При виде такой излишне жестокой методологии Ялда почувствовала приступ тошноты, но отворачиваться не стала.
Красная пища успела опуститься на удивление глубоко — вероятно, на четыре или пять пядей от горла животного — но по-настоящему показательными были следы предыдущих приемов пищи. Шесть полос разного цвета изображали правдивую историю пищеварения и выведения отходов: вчерашняя оранжевая пища из пищевода протиснулась в дюжину более узких каналов, которые ответвлялись от центрального прохода, в то время как желтая продвинулась еще дальше и теперь находилась внутри целого множества гораздо более мелких трубочек. Зеленый краситель занимал изогнутую поверхность, свернутую внутри тела древесника на манер брезента, втиснутого в минимально возможный объем, благодаря многочисленным складкам различного размера; Ялда подумала, что за его перемещение тоже отвечала система канальцев, которые просто были слишком мелкими, чтобы она могла их рассмотреть с такого расстояния. Зеленая прослойка, — объяснила Дария, — состояла из пищи, которая, наконец-то, оказалась в пределах досягаемости подавляющего большинства мышц.
Точно так же можно было увидеть и пищу, которую древесник принимал еще раньше, только здесь процесс шел в обратную сторону: тонкие сосуды собирали непереваренную пищу вместе с отходами жизнедеятельности и переносили их к более широким каналам. В дальнем конце этого жуткого разреза можно было увидеть фиолетовую массу фекалий, готовых для испражнения.
— Шесть дней, или половина череды, от рта до ануса, — восхищенно сказала Дария. — Так много времени на такой короткий путь. Все дело в том, что организму приходится тщательно измельчать большую часть пищи — раз за разом перемалывать ее при помощи мышц в каждом сочленении — а в процессе из пищи еще нужно извлечь питательные вещества вплоть до последнего чахлика. Но, возможно, вы зададитесь вопросом: если питательные вещества, необходимые для поддержания жизни, так медленно перемещаются по нашему телу, то каким же образом наше волевое усилие, заставляющее мышцы двигаться, мгновенно передается от мозга к конечностям? Движение пищи, конечно, замедляется намеренно, однако ни одно из известных нам химических соединений не способно за необходимое время проникнуть сквозь твердое тело или смолу посредством диффузии; подобным образом и мышечная сила не может обеспечить нужной скорости движения вещества по сосудам.
Сцена потемнела, и помощник выкатил еще одну стойку с небольшой соляритовой лампой. Лампа неистово пылала, но накрывавший ее колпак пропускал наружу лишь узкий пучок света. Направив свет на оголенную плоть древесника, Дария какое-то время подбирала точное расположение лампы; вероятно, она хотела подчеркнуть какую-то конкретную особенность его тела, но объяснять свой выбор не стала.