Вооружившись каменным осколком, который она использовала для резьбы по дереву, Амата забралась на ветку и отрезала древеснику руки. Когда зверь попытался отрастить новые конечности, чтобы оказать сопротивление, она запрыгнула на него и, широко растянув рот, проглотила древесника точно так же, как он проглотил ее ко.

Когда Амата спрыгнула на землю, ей стало плохо, но она заставила себя удержать древесника внутри. Она легла на землю и попыталась уснуть, хотя все ее тело колотила дрожь и мучила лихорадка. Спустя какое-то время она уже не могла контролировать свою форму: ее плоть перетекала то в одну, то в другую сторону, отращивала какие-то неведомые конечности и втягивалась у нее на глазах. Уверенная, что древесник борется с ней изнутри, Амата снова нашла тот осколок и приготовилась отрезать звериную голову, как только она покажется снаружи.

Как и следовало ожидать, из ее груди выросла голова, и все ее четыре глаза открылись. Амата уже занесла над ней осколок и приготовилась рубить, она неожиданно услышала голос:

— Разве ты меня не узнаешь?

Это была голова Амато; все это время он жил внутри древесника и копил силы, чтобы вырваться на свободу.

Амата успокоилась, собралась с силами и вытолкнула плоть Амато на одну сторону своего тела; между ними осталась только узкая трубочка кожи, тоньше пальца. Тогда она разрубила ее каменным осколком и освободила своего ко.

Они вышли из леса и вернулись на ферму, где и рассказали всю правду старику Азелио. Услышав голос сына, Азелио обрадовался и простил своей дочери ее обман.

В положенный срок у Азелио родились четыре внука, и хотя зрение к нему так и не вернулось, он всеми силами помогал их растить, а они взамен приносили ему покой и утешение на старости лет.

Когда Дарио умолк, Ялда изо всех сил старалась не потерять самообладания. Скрыть свою нетвердую походку от пассажира она не могла, зато у нее был шанс продемонстрировать свою невозмутимость перед собственным отцом, доказав, что даже такие душераздирающие истории не причиняют ей никаких неудобств.

Выслушав дедушкин рассказ, Ялда не испугалась конечной цели их путешествия; она была готова к тому, что в лесу ей придется сохранять бдительность, но даже если там до сих пор обитали древесники, существу, которое едва сумело поднять самую обыкновенную девочку, наверняка не хватит сил, чтобы похитить гигантский оковалок.

Гораздо больше ее беспокоило другое: Что если бы никто не спас Амато? Что если бы Амата осталась одна? И хотя в их истории проблема, как по волшебству, решилась сама собой, Ялда не могла уйти от вопроса: какая судьба была уготована Амате, если бы жизнь ее ко оборвалась окончательно и бесповоротно?

Ближе к вечеру они встретили двух фермеров, Бруну и Бруно, которые направлялись в деревню. Хотя никто из членов семьи раньше их не встречал, после непродолжительной беседы Дарио выяснил, что был знаком с братом их деда. Ялда не завидовала их долгому пути; проделать такое путешествие ради подвернувшегося приключения — это одно, но и оно должно было быстро надоесть, если речь шла о регулярном пополнении припасов. Если бы по этой дороге, от деревни до леса и обратно, раз в несколько дней проезжал грузовик, всем бы жилось проще. Но грузовики приезжали сюда только ради сбора урожая.

Перед самым закатом они сделали еще одну остановку, чтобы поесть. Пшеничные поля все еще окружали их, насколько хватало Ялдиных глаз, но дорога, по которой они шли с самого начала своего путешествия, стала неровной и начала слегка отклоняться в сторону. Этого хватило, чтобы разрушить притупляюще-однообразное ощущение, которое Ялда испытывала в начале пути, хотя поверить в то, что рано или поздно поля закончатся, а впереди их ждет девственная природа, было все так же нелегко.

— Осталось еще немного, — пообещал Вито. — Мы могли бы остановиться на ночлег прямо здесь, но это будет нам стоить одной ночи в лесу.

Ялда понимала: все было ради того, чтобы Дарио смог испытать на себе благотворный свет диких растений, а значит, задерживать свое прибытие до утра было бы безумной тратой времени.

Вскоре после того, как они снова отправились в путь, Дарио задремал. Убедившись, что он держится достаточно крепко, Ялда подняла задние глаза, чтобы посмотреть, как загораются звезды. Светящиеся шлейфы, появившиеся в небе, напоминали разноцветных червячков, которые словно пытались пробиться сквозь сгущающуюся черноту; их усилия, впрочем, казались тщетными — увлеченные медленным водоворотом, раскинувшимся по всему небу, они все же были обречены на вечное скитание.

— Если звезды так далеко, — сказала она, — что красный свет добирается до нас позже фиолетового…, то почему звездные следы направлены в разные стороны?.

— Потому что звезды движутся в разных направлениях, — ответил Вито.

— Не может быть! — возразила Ялда. — Ведь они все восходят на востоке и заходят на западе.

— А, — судя по голосу, Вито был доволен и удивлен одновременно, как будто она задала глупый вопрос, на который он, тем не менее, был рад ответить. — Восход и заход — это не движение самих звезд, а вращение нашего собственного мира.

— Я знаю. — Он уже рассказывал ей о вращении мира, и Ялда ничего не забыла. — Но в чем разница? Если фиолетовый свет достигает нас первым… и, пока красный свет его догоняет, мир успевает повернуться… разве из-за этого цвета не должны рассредоточиться по всему небу?

Вито сказал:

— Мне кажется, я уже ответил на твой вопрос. Ты же видишь, что звездные следы не направлены строго с востока на запад.

— Тогда я ничего не понимаю, — беспомощно заявила Ялда.

Вито ласково посмеялся над ее мелодраматичным приговором.

— С пониманием у тебя все в порядке, — сказал он. — Просто, когда рассуждаешь, прояви чуть больше внимания.

Приободрившись, Ялда стала искать на небе другие подсказки, но вместо озарения, которое бы как-то прояснило суть дела, она просто вспомнила еще один загадочный факт.

— У Солнца нет шлейфа, — пожаловалась она.

— Именно! — отозвался Вито. — Значит, звездный шлейф нельзя объяснить вращением мира, иначе бы у Солнца он тоже был.

Ялда прикрыла задние глаза и попыталась мысленно представить происходящее. Забудем про звезды; если красный свет был таким медленным, то как же Солнце могло перемещаться по небу, не оставляя за собой красного пятна, постоянно отстающего от более быстрых зеленых и голубых оттенков?

— Доктор Ливия говорила, что в солнечном свете слишком много голубого. А красного или зеленого в нем совсем нет?

— Нет, они есть, — настаивал Вито. — Голубой преобладает в солнечном свете, но других цветов в нем почти столько же, сколько и в звездах.

— Хм-м. — В представлении Ялды Солнце выглядело, как пылающий бело-голубой диск, а мир — как медленно вращающийся холодный сероватый круг, слегка смещенный в одну сторону. — Когда свет покидает Солнце, то в начале пути два цвета — красный и фиолетовый — идут бок о бок. Но фиолетовый свет доберется до нас первым — точно так же, как Люция, которая никогда не проиграет Люцио в догонялки — и когда красный свет достигнет цели, мир успеет немного повернуться, а Солнце переместится по небу. Так почему же цвета не смазываются?

Вито сказал:

— Только что ты описала одну-единственную вспышку на Солнце. Но Солнце ведь не светит вспышками, верно? Оно горит непрерывно.

От отчаяния Ялда была готова выпрыгнуть из собственной кожи.

— Как же так получается? Где здесь смысл?

— Выбери звездный след и опиши, что именно ты видишь, — предложил Вито.

Ялда открыла задние глаза и, сдерживая эмоции, последовала его словам.

— Я вижу бледную полосу света. С одной стороны она фиолетовая, но дальше цвета меняются — сначала голубой, потом зеленый, потом желтый и красный.

— И все эти цвета ты видишь в разные моменты времени, — настойчиво продолжал Вито, — или одновременно?