— Конечно. И если проект действительно принесет мне прибыль, я заплачу Советам их долю.

— Но все они думают, что ты планируешь заниматься добычей и продажей солярита?

— Я не стал развенчивать их иллюзии на этот счет. — Грузовик вздрогнул на каменистой дороге. — Но ты и правда хочешь, чтобы я начал преподавать другим советникам вращательную физику? Мой отец был готов поверить мне на слово — вложив столько денег в мое образование, — но я не представляю себе, как Ачилио со своими дружками смогут проделать путь от формулы, связывающей скорость с длиной волны, до изменения хода времени при высоких скоростях.

— Да уж. — Имя Ачилио напомнило Ялде о человеке, о котором она старалась не думать. — Как идут дела с университетом?

— Я веду переговоры насчет денежной компенсации за перенос обсерватории, — ответил Евсебио. — Дело еще не решено, но учитывая сумму, о которой идет речь, они смогут построить новый телескоп вдвое большего размера.

— Но не на той же самой высоте.

— Нельзя получить все сразу. Тебе не кажется, что это важнее?

— Тебе не меня придется убеждать, — предупредила его Ялда. — Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Меконио?

— Меконио? Я думал, он давно умер.

— А дух его живет. — Возможно, университет примет деньги Евсебио и согласится пойти на сделку, прежде чем Людовико заметит связь между «проектом по добыче полезных ископаемых» и ненавистной отраслью новой физики.

— Сколько, по-твоему, в этой горе солярита? — спросила она.

— Где-то две трети, по массе.

Ялда набросала расчеты у себя на спине.

— Этого, может быть, и хватит на четверть поворота в 4-пространстве, но уж точно не на все путешествие.

Евсебио посмотрел на нее с удивлением.

— Ты полагаешь, что спустя полвека разработок выработка энергии нисколько не увеличится?

— Может, и увеличится, но если после ускорения солярита почти не останется… на какую же выработку ты рассчитываешь?

— Я вообще не рассчитываю на то, что путешественники будут сжигать солярит на более поздних этапах полета, — ответил Евсебио.

Ялда опешила.

— Ты хочешь, чтобы они превратили в топливо твердолит и пассивит?

— Либо так, либо избавились от самой потребности в топливе.

Ялда думала, что Евсебио шутит и как-то себя выдаст, но так ничего и не заметила.

— То есть ты надеешься, что ракета будет лететь на Вечном Пламени? Этим ты обнадежил своего отца?

Евсебио втянул голову в плечи в знак защиты.

— Если в девятом веке какие-то шарлатаны написали о нем кучу разного бреда, это еще не доказывает, что Вечное Пламя физически невозможно.

— Пламя, которому не нужно горючее?

— Назови мне причину, по которой оно не может существовать! — потребовал он. — Я не говорю о волшебном камне, который в воображении философов должен был стоять на полке, просто излучая свет, — это противоречит закону сохранения энергии. Но если свет и кинетическая энергия создаются одновременно, то нет никакой причины, которая помешала бы им точно сбалансировать друг друга, и никакой химической энергии для компенсации разницы бы не потребовалось. Расходовать топливо вовсе не обязательно; просто с теми видами топлива, которые есть у нас сейчас, по-другому не получается.

Ялде нечего было возразить по поводу энергетического баланса, и хотя она не могла сходу рассчитать соответствующие величины энтропии, создание света обычно означало ее увеличение. В обычном пламени горячий газ, образующийся за счет расхода топлива, помимо всего прочего вносил свой вклад в увеличение энтропии, но не было никакой причины, указывающей на невозможность других вариантов. При поверхностном рассмотрении простая каменная пластина вполне могла стать источником света, сбалансировав энергию и импульс луча без каких-либо изменений самого материала — просто за счет движения в противоположном направлении — и не нарушив ни одного из известных Ялде принципов.

Но согласиться с утверждением теории — это одно. Совсем другое дело — застрять в пустоте, разогнавшись до бесконечной скорости и не имея возможности вернуться домой, пока вам, как по волшебству, не удастся призвать Вечное Пламя.

— Не могу сказать, что это невозможно, — согласилась Ялда, — но тебе все равно нужно позаботиться о том, чтобы после ускорения в ракете было достаточно солярита — даже если половину горы придется сбросить, чтобы частично избавиться от мертвого груза. Дай им возможность развивать существующее — это лучше, чем выбирать между воплощением в жизнь мифа из девятого века и путешествием в один конец!

— Давай сначала посмотрим, что скажут более подробные исследования, — сказал Евсебио, постаравшись вложить в слова примирительный тон. — Две трети — это всего лишь консервативная оценка.

Ялда пристально разглядывала окружавшую их пустыню. Кто по собственной воле захочет участвовать в этом безумном приключении, если пережить его, на первый взгляд, сложнее, чем нашествие гремучих звезд?

— Пожалуйста, скажи мне, что не ждешь от пассажиров изобретения собственной системы теплоотвода.

— Конечно нет.

— Значит..?

— Я собираюсь отвести часть выхлопных газов, — объяснил Евсебио. — Если дать им возможность расширяться, приводя в движение поршень, то в условиях теплоизоляции газ будет охлаждаться и совершать полезную работу, а дальнейшее понижение давления по ходу циркуляции вокруг жилых помещений будет вытягивать из них тепло. Большая его часть уйдет в пустоту, но кое-что останется для поддержания давления в жилых помещениях — если этого не сделать, то со временем оно будет снижаться по мере утечки первоначальной атмосферы.

— Получается, что для этого тебе придется сжигать солярит, даже когда ракета не используется?

— Да, но по сравнению с количеством, которое будет использоваться для создания тяги, это не так уж и много.

Ялда не смогла найти в этом плане ошибки или предложить какие-то очевидные поправки, но этого все равно было недостаточно.

— Раз уж ты доказал, что не боишься взрывов, — сказала она, — как насчет сделать крюк до Ампутационного переулка?

Евсебио посмотрел на нее с подозрением.

— Зачем?

— Там работает один человек по имени Корнелио — он знает о теплоте больше, чем любой из нас. Тебе стоит с ним посоветоваться.

— А ему можно доверить конфиденциальную информацию?

— Понятия не имею, — с раздражением ответила Ялда. Корнелио всегда поступал с ней по чести, но она не собиралась ручаться за то, что он будет следовать прихотям Евсебио по собственной воле.

— Ладно, не важно, — сказал Евсебио. — Я найму его в качестве консультанта и заставлю подписать контракт.

Ялда потеряла терпение.

— Ты что, правда думаешь, что сможешь в тайне запустить в космос целую гору? С помощью нескольких дюжин консультантов? Возможно, тебе бы и удалось поднять в воздух мертвую гору, полагаясь исключительно на метод проб и ошибок, но ведь нам придется рисковать жизнями людей! Тебе нужно, чтобы об этом узнали лучшие в мире люди, чтобы они этом думали — критиковали все твои идеи, все твои системы, все твои стратегии. И я имею в виду лучших в мире, а не лучших из тех, кого ты можешь зачислить на денежное довольствие и связать обетом молчания.

— У меня есть враги, — многозначительно заметил Евсебио. — Люди, которые, узнав о наших планах, с удовольствием потратят изрядную часть своего состояния, лишь бы увидеть, как я потерплю неудачу.

— Мне все равно, — невозмутимо ответила Ялда, подавив желание напомнить Евсебио, что от задетого самолюбия его врагов она пострадала гораздо больше, чем он сам. — Если мы хотим дать путешественникам хоть какую-то надежду на выживание, то каждый биолог, агроном, геолог, химик, физик и инженер на планете должны беспокоиться об их судьбе не меньше тебя.

— А почему они должны беспокоиться о горстке незнакомцев? — резко возразил Евсебио. — Ты сама не очень-то спешила распространять новости о катастрофе, которую должно предотвратить это путешествие.