— Прости, тетя. Счастливого пути.

— Приглядывай за своим братом, — сказала она. — И постарайся не следовать его примеру.

Задним зрением она видела, как хмурится на нее кондуктор; двигатель уже работал, и в воздух поднимались искры. Она отпустила Валерио, подняла руку в знак прощания со всеми остальными и запрыгнула в пустой вагон как раз в тот момент, когда поезд пришел в движение.

Она села на пол и закрыла глаза, собравшись с силами перед надвигающейся болью расставания.

Издалека казалось, что гора Бесподобная ничуть не утратила своего первозданного облика. Подъезжая к ней на поезде, Ялда силилась найти хоть какое-то отличие помимо слегка поредевшей растительности с тех пор, как впервые побывала на вершине. Дороги, ведущие к горе, стали шире и длиннее, но с земли их было по-прежнему не видно, и даже кучи валунов, появившиеся вслед за рытьем новой траншеи, терялись где-то во мгле.

Плацдарм был конечной станцией. Когда Ялда покинула вокзал, на главной площади было пусто; там, где еще две череды назад находился рынок, теперь была лишь голая, пыльная земля. Строители и торговцы покинули город, и хотя несколько дюжин рабочих Евсебио, скорее всего, еще оставались в городе для заключительной подготовки и уборки, единственными людьми, которые ей повстречались по дороге в офис, были другие путешественники. Помимо жутковатого ощущения, будто она уже навсегда попрощалась со всем остальным миром, это обстоятельство заставляло задуматься о том, что примерно из шести гроссов путешественников — по результатам последней переписи — ей удалось запомнить лишь малую долю их имен.

— Привет, Ялда! — обратилась к ней женщина с противоположной стороны улицы.

— Привет! — от того, что лицо женщины было ей знакомо, Ялде стало еще более неловко.

— Уже скоро, — весело сказала женщина.

— Да. — Ялда устояла перед соблазном сказать в ответ «Пора сказать своему ко, чтобы покупал телескоп!». Каковы бы ни были шансы, что эта фраза покажется собеседнице остроумной и будет встречена одобрением, риск оттолкнуть от себя сокомандницу, которая, вполне возможно, отправлялась в полет вместе со своим ко, того не стоил.

Евсебио был в офисе и сосредоточенно изучал отчеты вместе с Амандо и Сильвио; Ялда не стала их беспокоить. На ее столе было почти пусто; перед уходом она занималась перепроверкой навигационных маневров, которые придется выполнять «Бесподобной», если у нее на пути возникнет неожиданное препятствие. На первый взгляд, им удалось найти идеальный маршрут для своего путешествия — пустой коридор, ведущий сквозь пустоту, ориентированный в нужном направлении и достаточно длинный, чтобы по нему можно было двигаться целый век, не приближаясь ни к одной из звезд — но стоит им выйти за пределы атмосферы, как новые наблюдения могут выявить угрозу, от которой придется как-то уворачиваться.

Она еще раз прокрутила в голове детали. Если препятствие окажется не слишком большим, то они смогут его обогнуть и все равно достигнут бесконечной скорости — правда, солярита на дальнейшее путешествие у них останется меньше, чем планировалось. Гарантировать триумфальное возвращение «Бесподобной» было невозможно, но если путешественники не смогут выйти на ортогональную траекторию — утихомирив тем самым гремучие звезды и остановив время на родной планете — то никакого преимущества они не получат.

Когда его ассистенты ушли, Евсебио подошел к Ялде.

— Как все прошло с твоими друзьями в Зевгме? — спросил он.

— Неплохо. — Ялда не хотела, чтобы он всеми силами старался проникнуться ее эмоциями и говорил ей, что понимает ее чувства. — Думаю, нам понадобятся именные жетоны, — добавила она.

— Именные жетоны?

— Для путешественников. Нечто, что можно носить в виде ожерелья — так мы будем знать, кто есть кто.

Евсебио выглядел измученным.

— Не бери в голову, — сказала Ялда, — я сама этим займусь.

— В мастерских пусто, — сказал он, разводя руками, чтобы охватить весь город-призрак. — Нет ни людей, ни инструментов с материалами.

— Но внутри самой «Бесподобной»-то они есть, я надеюсь.

Своим предложением она, по-видимому, застала Евсебио врасплох, но он не нашел каких-либо оснований для возражения.

— Думаю, в этом есть смысл. — Он сверился с графиком на стене. — Мастерская № 7?

— Да.

Ялда нашла лишнюю копию списка, в котором были перечислены завербованные члены команды. Когда они с Евсебио только собирались регистрировать добровольцев, Ялда не могла и представить, что ей придется заполнить их именами несколько дюжин листов бумаги, но даже эта финальная перепись по своему размеру уступала населению ее родного поселка.

Между Плацдармом и «Бесподобной» по-прежнему курсировали грузовики с интервалом в одну склянку, но большим спросом они уже не пользовались; оказавшись в кабине наедине с водителем, которого толком и не знала, Ялда пристроилась на заднем сидении и наблюдала, как город растворяется в пыльной дымке. Она задумалась, что произойдет, если сейчас она подойдет к Евсебио и скажет: Я передумала, я остаюсь. Все ее обязанности могли взять на себя и другие люди, обладающие необходимыми навыками; проект не развалится на части прямо здесь и сейчас. Но она знала, что уже попалась в ту самую ловушку, в которую и сама заманивала многих людей — она была достаточно самонадеянной, чтобы верить, будто ее присутствие может стать решающим фактором в выборе между успехом и неудачей. И если мысль о бегстве с «Бесподобной» и последующих четырех годах праздной жизни, проведенной в ожидании, что мировые проблемы будут решены за нее, была захватывающе преступной фантазией, то вероятность, что четыре года ожидания закончатся тишиной, пугала ее еще больше, чем предстоящее путешествие в пустоту.

Грузовик высадил ее у ближайшего пешеходного моста. Траншея, окружавшая гору, была шире расселины, которая рассекла Зевгму пополам, но самодельная структура из веревок и дерева не шла ни в какое сравнение с Большим мостом. Крепко ухватившись за веревочный поручень, Ялда нетвердой походкой двинулась вперед по раскачивающимся доскам.

Северный ветер нес прямо в ее сторону пыль с одной из выкопанных куч, впиваясь в кожу и глаза. На полпути она остановилась, как парализованная. Она переходила этот мост и при более сильном ветре, но воспоминания о всех этих прошлых злоключениях здесь были бесполезны.

До запуска оставалось пять дней. Ей потребуется целый день, чтобы подняться в мастерскую и еще как минимум два, чтобы изготовить именные жетоны. К этому моменту к ней присоединятся все остальные путешественники и начнется заключительный этап эвакуации Плацдарма. Если сейчас она войдет в гору, то уже никогда не выйдет наружу.

Она тихо рокотала и пыталась представить, как Туллия стоит рядом и подбадривает ее. И чего она испугалась? Смерть могла настичь ее где угодно; в мире не осталось безопасных мест. Она могла продолжать зацикливаться на опасностях, которыми грозило путешествие, и горечи изгнания, или же отнестись к этому, как к просчитанному риску, который, быть может, подарит ей чуть ли не идеальное убежище — место, в котором целые поколения смогут размышлять и учиться, планировать и экспериментировать, проверять собственные идеи на практике и оттачивать свои методы до тех пор, пока им не удастся найти способ устранить грозящую опасность и вернуться домой.

Если бы «Бесподобная» была просто городом в пустыне — городом ученых, городом бесплатного холина, городом, в котором не было вооруженных ножами головорезов, которые могли бы склеить ей руки и бросить в тюрьму — возможно ли, что она не смогла бы провести всю жизнь в его четырех стенах, никогда не выходя наружу? Возможно ли, чтобы она не объявила со счастливым видом: это то место, где я встречу свою смерть?

Она заставила себя успокоиться и перешла через мост.

Конференц-зал был спроектирован с таким расчетом, чтобы вместить аудиторию, вдвое превышающую текущее население «Бесподобной»; Ялда, впрочем, не могла точно сказать, насколько хорошо этот изящно многоярусный пол впоследствии проявит себя в условиях невесомости. Она стояла у входа, приветствуя входящих шеренгой людей и раздавала именные жетоны, которые предварительно рассортировала по двенадцати ведрам, вместе с ожерельями — из отдельного контейнера. Путешественники выглядели на удивление спокойно; для продолжительных разговоров с кем-нибудь из них времени не было, но даже во время записи добровольцев в Зевгме люди порой проявляли больше тревоги.