— Так зачем их бросать?

— Гемма уничтожила мою ферму, — сказал он. — А я и без того задолжал денег. Советник сказал, что оплатит мой долг — и заплатит моему брату достаточно, чтобы он смог присмотреть за детьми.

— В обмен на что?

— Сначала я должен был вступить в вашу команду и… собирать для него сведения. — Голос Нино дрогнул, хотя Ялда и не могла сказать наверняка, стыдился ли он своих поступков или просто чувствовал себя неловко. — Я надеялся, что этого будет достаточно — что мне не придется самому лететь в пустоту. Но потом он передал мне инструкции, как перекрыть топливопровод, и сказал, что удвоит платеж, если «Бесподобная» заглохнет в течение склянки с момента запуска.

— Как он разузнал подробное устройство топливопроводов? — Ялда забыла, где именно должен был работать Нино, но он точно не проходил обучение на механика.

— Не знаю, — ответил Нино. — Советник знал об этой ракете больше, чем я сам. Скорее всего, у него были и другие шпионы.

— Где именно? — надавила Ялда. — Среди строителей или путешественников?

— Не знаю, — без обиняков произнес Нино.

— Как именно ты заклинил топливопровод? — спросила она.

— С помощью этого. — Он открыл два кармана и вытащил несколько маленьких камешков. — Я зажал их под рычагами аварийного отключения для баков с либератором. Мне велели застопорить как можно больше топливопроводов, пока механики не получат приказ об остановке всех двигателей.

В каждой дозирующей камере таких рычагов было несколько — и некоторые из них располагались вдали от постов, на которых находились механики. Камеры были настолько загромождены оборудованием, что войти и выйти незамеченным было не таким уж сложным делом — особенно если все остальные в это время не вставали со своих скамеек.

Ялда взяла у него один камень. Это была разновидность мягкого пудрита: мелкий песок осыпался с него прямо у нее в руках. Зажатый под рычагом, он бы в скором времени просто раскрошился и выпал. Если бы Нино не поймали с поличным, они бы, вероятно, никогда и не узнали, что произошло на самом деле, и в итоге пришли бы к выводу, что неисправность заключалась в самих топливопроводах.

— И что потом? — спросила она.

— Потом — ничего, — ответил Нино. — Если бы меня не поймали, я должен был снова влиться в коллектив — просто вернуться на свою станцию и делать свою работу.

— То есть покончив с диверсией, ты был бы готов добросовестно выполнять свои обязанности? — с сарказмом спросила Ялда. — Снова стать частью команды?

— Я никому не хотел причинять вреда! — с негодованием возразил Нино. — «Бесподобная» должна была какое-то время дрейфовать в космосе — и на этом все. Советник получил то, что хотел — так с чего бы мне проявлять к вам враждебность?

— Каковы бы ни были твои мотивы, — сказала в ответ Ялда, — с тех пор, как мы взяли тебя в команду, ты видел более чем достаточно, чтобы понимать, насколько это опасно. Только не делай вид, будто ни разу не задумывался о том, что мог всех нас погубить.

В ответ на обвинение Нино раздраженно напрягся, но его молчание продолжалось слишком долго, чтобы в итоге завершиться возмущенным отрицанием.

— Я спрашивал об этом у Советника, — наконец, признался он. — Он сказал, что вам бы повезло, если бы гора просто рухнула на землю.

— Повезло?

Нино поднял глаза и встретился взглядом с Ялдой.

— Он сказал, что сама идея космического города — это безумие. Мало-помалу вы будете сталкиваться с разными проблемами — проблемами, которые не сможете решить без посторонней помощи. Пройдет поколение, и вы будете умирать от голода. Станете есть землю. Молить о смерти.

Ялда отправила сообщение в ближайшую строительную мастерскую, вызвав людей, которые обладали навыками, необходимыми для создания надежной тюремной камеры, но рассчитывала, что на дорогу сюда у них уйдет три дня — учитывая, что материалы им придется тащить самим. В качестве временной меры она перенесла продукты из кладовой, обслуживавшей навигационный пост, и приладила к дверце импровизированную щеколду, используя инструменты и запчасти из соседней дозирующей камеры. Навигаторы будут спать посменно, так что в каюте всегда будут бодрствовать как минимум двое из них, а придвинув кровать вплотную к дверце кладовой, она соорудила баррикаду, и даже спящему дала возможность сыграть роль третьего охранника.

Бабила предложила препроводить Нино в верхнюю часть горы и позаботиться о его заключении в отдаленной кладовой — чтобы упрятать его как можно дальше от уязвимых частей ракеты, где можно было бы провернуть очередную диверсию, — но Ялда предпочла, чтобы он находился поблизости — на случай, если ей в голову придет какой-нибудь важный вопрос насчет плана Ачилио, который она по той или иной причине не смогла задать раньше. Согласно информации из его личного дела, Нино не учился в школе, но будучи опытным фермером, был обречен продолжать свою работу и на «Бесподобной». И хотя у Ялды не было причин верить его словам, объяснение, которое он дал своим поступкам, показалось ей вполне правдоподобным — пусть даже он и приукрасил свой рассказ или опустил кое-какие детали, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете.

Когда шок и гнев стали угасать, Ялда, осознав, как именно сложились события, ощутила нечто вроде слабого, но пьянящего веселья. «Бесподобная» трижды споткнулась, но сумела удержать равновесие — и даже если само испытание не вызывало одобрения, его исход был достойным поводом для радости. Они доказали, что машины, от которых зависела их жизнь, по своей безотказности полностью оправдали их ожидания — да еще и сумели при этом посрамить своего врага.

Возможно, c ее и Евсебио стороны было глупо не предвидеть, что Ачилио способен зайти так далеко. Но что еще они могли сделать, чтобы себя защитить? Нанять людей, чтобы те объехали весь мир и проверили, что все члены экипажа говорят правду? С темпами набора путешественников это бы сотворило настоящее чудо — и не дало бы им никакой ценной информации, потому что каждая беглянка скрывала правду, имея на то веские причины.

Но если саботаж и правда ограничивался тем, что сделал Нино — жалкой пощечиной, которую им на прощание приготовил старый мир, — то это тоже было поводом для радости. Расставание, как говорила Дария, причиняет боль, но старым веяниям пора было уйти в прошлое.

— Мы не можем оставить его в живых, — сказал Ялде Фридо, изобразив слова у себя на груди. Возможно, он молчал, заботясь о чувствах заключенного — но с другой стороны, Бабила сейчас спала, да и им время от времени надоедало перекрикивать шум двигателей.

— И почему же? — Ялда не удивилась его совету, хотя и боялась, что рано или кто-нибудь выскажет эту мысль вслух.

— Как только мы получим от него всю возможную информацию, — ответил Фридо, — нашей главной задачей будет сдержать всех остальных подельников Ачилио. Если мы не сможем найти других агентов, то, по крайней мере, должны их настолько запугать, чтобы они ничего не предприняли.

Ялду его слова не убедили.

— Как только нас станет не видно с земли, Ачилио потеряет к нам интерес. Какие бы неудачи на нас ни свалились, они не повредят репутации Евсебио, если останутся незамеченными. И даже если бы Ачилио хотел и дальше нас изводить, как засланные им агенты могут получить награду за выполнение его поручений, если она никоим образом не зависит от результата? — Она еще могла понять сделку, которую Ачилио заключил с Нино: пусть даже сам Нино никогда не узнает, сдержал ли Советник свое слово, зато его брат мог прийти к Ачилио со словами: «Все видели, как погасла ракета, так где же обещанные деньги?». Но если учесть, что Ачилио не пытался уничтожить «Бесподобную» во время запуска, ей с трудом верилось в то, что он мог пообещать деньги семье второго саботажника при условии, что «Бесподобная» никогда не вернется назад.

— Возможно, ты и права на этот счет, — согласился Фридо, — но даже если он и не пытался нас убить, в том, что он предатель, сомнений нет. Среди нас ему больше нет места. Нам придется его убить — на меньшее люди не согласятся.