Садовники выстроились в очередь к теодолиту, а Ялда наблюдала за выражением их лиц в тот момент, когда они отходили в сторону — молчаливые и задумчивые. Сейчас главная цель «Бесподобной» была как никогда далека — место, куда они надеялись однажды вернуться, растворится и исчезнет в космической пустоте, и за всю свою жизнь они его уже никогда не увидят. Но Ялда не заметила следов отчаяния. Они больше не принадлежали старому миру, у них был собственный дом, который нужно было совершенствовать и защищать. А лучше всего было то, что даже после расставания они не стали ни беглецами, ни соперниками — ведь если «Бесподобная» добьется успеха, то и старый мир получит свою часть награды.
Когда все увидели то, ради чего пришли, Ялда показала им пустынный рельеф Пио, а затем — великолепный шлейф Ситы со всеми его цветами.
— Когда мы сможем увидеть ортогональные звезды? — нетерпеливо спросила Фатима.
— Еще не скоро, — ответила Ялда. — Пока что угол между нами и светом звезд почти не изменился. — Она оглядела каюту и всех присутствующих. — Может быть, вы хотели бы увидеть что-нибудь еще?
Одна из садовников, Калогера, жестом указала на оголенный склон горы за пределами купола.
— Я бы хотела увидеть, как падает этот предатель Нино: как его сбросят с вершины горы и он полетит прямиком в пламя двигателей.
Ялда молчала, пока не затихли возгласы одобрения, и это дало ей время решить, что отвечать на эту реплику не стоит.
— Мне пора идти, — сказала она. — Мне нужно сделать еще несколько осмотров. Желаю вам удачи с ремонтом.
Ялда вернулась на навигационный пост. В углу комнаты соорудили камеру, однако строители постарались придать ей незаметный вид — ее стена органично сливалась с первоначальной стеной комнаты, а дверь с тремя засовами была практически не видна. Открыв небольшой люк, Фридо и Бабила закидывали туда караваи, не обмолвившись с ее обитателем ни единым словом; экскременты пленника поедали черви, живущие в слое почвы, которым был покрыт пол, так что отпирать дверь не было необходимости.
Прошло два дня, прежде чем Ялда набралась смелости, чтобы отодвинуть засовы и войти в камеру. Они не истязали своего пленника тьмой; стены здесь так же, как и снаружи, источали красный моховой свет. Нино не был обездвижен и просто сидел в углу камеры; когда Ялда закрыла за собой дверь и подошла ближе, он не поднял на нее глаз.
Ялда села перед ним на пол.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросила она.
— Я уже все сказал, — отрешенно ответил Нино. — Даже если есть и другие саботажники, Советник о них не упоминал.
— Хорошо. Я тебе верю. — С чего бы Ачилио стал рассказывать этому человеку что-то помимо инструкций, необходимых для выполнения поставленной перед ним задачи? — Ты во всем признался. И что теперь?
— Моя жизнь в твоих руках, — произнес Нино, не поднимая глаз.
— Может и так, — сказала Ялда. — Но у тебя наверняка есть и собственные желания?
— Желания? — Он произнес это слово так, будто это был бессмысленный лепет младенца.
— А если бы у тебя был выбор, — не унималась Ялда, — какая бы тебя ждала судьба?
Нино ответил не сразу.
— Не слушать Советника. Не влезать в долги. Не видеть в небе второго солнца.
— Я не это имела в виду. — В своем воображении Ялда представляла этот разговор совершенно иначе. — Сейчас ты здесь; что сделано, то сделано — этого уже не отменить. Но что дальше? Ты хочешь положить этому конец?
Нино был потрясен.
— Никто не хочет умирать, — сказал он, подняв на нее глаза. — Я ожидаю такого исхода, но умолять о пощаде не стану. Я стыжусь того, что сделал, но я еще не окончательно растерял чувство собственного достоинства.
— Да? — Ялда развела руками, охватив его камеру. — И о каком же достоинстве здесь может идти речь?
Нино сверкнул на нее глазами, после чего коснулся своего лба.
— У меня остался мой разум! У меня остались дети!
— Хочешь сказать, у тебя остались воспоминания?
— У меня есть свое прошлое, — сказал Нино, — и их будущее. Без второго платежа от Советника моему брату придется нелегко, но он все равно выложится на полную — я это знаю.
— То есть… ты будешь просто сидеть здесь и фантазировать о том, как они живут?
— С удовольствием — пока у меня будут оставаться силы, — дерзко ответил Нино.
Ялде стало стыдно. Она пыталась убедить себя в том, что предлагает ему милосердный выход, но, говоря по правде, подобная логика была столь же гнусной, что и логика Ачилио. Когда-то она и сама думала, что проведет в неволе всю оставшуюся жизнь, будучи убежденной в том, что никто, способный ей помочь, не стал бы даже задумываться о ее тяжелой участи. В темноте своей камеры, пока в сознании еще были свежи воспоминания о поддержке, которую ей оказывала Туллия, Ялда, ни много ни мало, отгадала форму космоса — но едва ли ей бы удалось надолго сохранить свою умственную дисциплину, лишившись всякой возможности общения. Пока что Нино тоже мог продержаться, полагаясь на свой разум — но вечно это продолжаться не будет.
Ялда оставила его в покое. Она стояла за своим столом, делая вид, будто изучает карту звездного неба, и не обращая внимания на вопросительные взгляды Фридо.
Какая обязанность лежала на ней перед экипажем «Бесподобной»? Обеспечить их безопасность — но убивать Нино для этого было вовсе не обязательно. Удовлетворить их желание отомстить? Многие будут рады увидеть его смерть, но разве она обязана потакать подобным желаниям?
А в чем ее обязанность перед самим Нино? Он был слаб и поступил глупо, но разве это лишало его права на жизнь? Когда Ачилио втянул ее в свою глупую вражду, ее собственная гордость стоила Антонии свободы. Кто она такая, чтобы заявлять, что Нино не заслуживал сострадания из-за тяжести своего преступления?
Но если она сохранит ему жизнь, этим дело не кончится. Заперев его в камере, она не сможет изгнать его собственных мыслей, притворившись, что не несет ответственности за его благополучие и душевное равновесие.
Она разглядывала карту, сосредоточившись на нескольких крестиках, которыми было помечено пространство вблизи начала траектории, уходившей за пределы карты. В чем ее обязанность перед будущими поколениями, которые последуют проложенным ей курсом? Дать надежду на правосудие не столь грубое, как у ее предшественников — когда благодаря нескольким прицельным взяткам и прихоти сержанта, любого человека можно было на всю жизнь упрятать за решетку. Ради них она была обязана стремиться к большему.
Ялда взглянула на Фридо.
— Казни не будет, — произнесла она.
Фридо это не обрадовало, но по ее тону он понял, что спорить бессмысленно.
— Решать тебе, — сказал он. — Не хочешь перевести его наверх?
— Нет, пока я здесь, — ответила Ялда.
— У тебя еще остались к нему вопросы?
— Нет. Ему больше нечего сказать об Ачилио.
Фридо был в замешательстве.
— Тогда зачем его здесь держать?
Ялда заметила, что своими криками они разбудили Бабилу, но ей тоже нужно было это выслушать.
— Если я собираюсь лишить его свободы, то именно мне придется разбираться с последствиями. Мне надо будет придумать, как обеспечить его работой.
— Какой работой? — возразил Фридо. — Он фермер, а не ремесленник; не сделаешь же ты из его камеры мастерскую.
— Таких амбициозных планов у меня не было, — сказала Ялда.
Бабила поднялась с постели.
— Тогда что?
— А с чего все начинают? — сказала Ялда. — Если мои данные верны, он никогда не посещал школу. Так что первым делом мы научим его читать и писать.
Глава 15
Когда планета исчезла в сиянии Солнца, Ялда почувствовала облегчение; долгое прощание наконец-то осталось позади. Череду спустя, когда она вернулась в наблюдательную каюту, невооруженным взглядом было не различить даже Гемму. Через встроенный в теодолит телескоп Солнце и бывшая планета выглядели как ничем не примечательная двойная звезда — яркий первичный компонент и его более тусклый компаньон — с красной и фиолетовой каемкой, которая неизбежно должна была растянуться в полноценный спектральный шлейф. Даже если прямо сейчас небо ее родной планеты озаряли гремучие звезды, на таком расстоянии эти цветные ниточки были слишком бледными, чтобы их можно было разглядеть.