— Я не понимаю, — сказала она. — Разве на полях что-то не так? — Она указала на серые обвисшие цветки пшеницы.

— Да, но иначе, чем здесь, — ответил Лавинио. — Здесь цветки не знают, когда нужно открываться; местный свет почему-то сбивает их с толку. Но на полях зрелые растения по-прежнему здоровы.

— Это хорошая новость. А что с семенами?

Лавинио опустил руку в землю между стеблями и немного покопавшись, извлек одно из семян. Скорее всего, туда его поместили вручную, в рамках отдельного эксперимента; ни одно из окружавших его больных растений не смогло бы произвести семена и тем более не обладало способностью внедрить их в землю.

Ялда взяла семя из рук Лавинио и внимательно его рассмотрела. Оно было покрыто дюжинами тоненьких белых корешков, которые пробивались сквозь кожицу во всевозможных направлениях, не отдавая предпочтения какой-либо из сторон. Но ни ростка, ни зачатка стебля при этом не было. Семя не знало, в какую сторону расти.

— Мне казалось, что при формировании стебля растение ориентируется на свет и воздух, — сказала она.

— Так меня учили. Это считалось догмой; я никогда не ставил ее под сомнение. — Лавинио забрал у Ялды семя и повертел его между пальцами. — Но на какую бы глубину я их не сажал…, им, похоже, никак не удается найти верх. Даже если семя зарыто только на половину — и его верхняя часть контактирует со светом и воздухом — они все равно не понимают подсказок.

— Значит, после того, как экспериментальные семена, которые ты посеял на поле, не дали побегов, ты спустился сюда, чтобы проверить, не окажет ли лес более сильного влияния?

— Да, так я планировал, — ответил Лавинио. — Я надеялся, что если весь растительный материл будет ориентирован в одном и том же направлении, то деревья смогут передать пшенице одно из своих веяний. Однако зрелая пшеница здесь просто погибает, а семена ведут себя точно так же, как и на полях.

Ялда заставила себя успокоиться. Зрелые растения на полях по-прежнему были здоровы, так что за ближайший урожай можно не опасаться; в ближайшее время голодная смерть им не грозит. Но времени на решение проблемы было не так уж много — в противном случае очередной урожай станет для них последним.

— А как дела в медицинских садах? — спросила она.

— Там кусты вырастают не из семян, а из побегов, — ответил Лавинио. — Некоторые из них прорастают под необычными углами, но стоит садовникам их подправить, дальше они растут безо всяких проблем.

— Это уже кое-что.

Лавинио что-то проворчал в знак согласия; катастрофа не приняла глобальные масштабы. Но прожить на одном только холине и болеутоляющих было невозможно.

— Я бы предпочла узнать об этом раньше. — Она понимала, что он хотел доказать свою компетентность, пытаясь справиться с проблемой своими силами, но на кону сейчас стояло слишком многое.

— Фридо решил, что будет лучше сначала найти решение, — объяснил Лавинио. — Вместо того, чтобы без нужды сеять панику.

Ялда поразмыслила над этой новостью. Фридо знал о пшенице и держал это в тайне от нее? Лавинио, вероятно, считал, что никто, кроме него, не несет ответственности за урожай, но у Фридо-то какое оправдание?

— Я не заинтересована в распространении паники, — сказала она. — Но нам нужно, чтобы этой проблемой занялось как можно больше людей.

— Я уже провел все эксперименты, какие только можно пожелать, — настаивал Лавинио. — Я рассматриваю все возможные комбинации факторов: свет, почва, воздух, растения по соседству… какие еще остались варианты?

— И никаких результатов не видно?

— Пока что нет.

— Тогда мы оба знаем, чего не хватает, — сказала Ялда. — До недавнего времени пшеница была в порядке — и изменилось на корабле только одно.

Лавинио невесело прожужжал.

— Так что нам теперь делать? Снова запустить двигатели и остановить их, когда укоренится очередное поколение пшеницы? И так раз за разом?

— Едва ли. Через поколение у нас закончится солярит, а еще через несколько лет мы все умрем с голода.

— Тогда что? — строго спросил Лавинио. — Если пшеница не станет расти без силы тяготения?

Ялда подняла руку и покрутила пальцем.

— Гравитацию можно создать и при помощи вращения. Мы могли бы поместить семена во вращающийся механизм — центрифугу — и дождаться, пока они не прорастут.

Лавинио обдумал ее предложение.

— Это мысль, — сказал он. — Но что если прорастания недостаточно? Что если ось роста у растений формируется под действием гравитации на протяжении половины сезона?

Ялде не хотелось отвечать на этот вопрос. Экипаж ракеты до сих пор с трудом адаптировался к последнему изменению — перестраивая каждое жилое помещение, каждую мастерскую, каждый коридор; заново осваивая самый обыкновенный быт. Сколько недовольства породит ее объявление о том, что все их усилия были ошибочны и что все их достижения вскоре потеряют актуальность?

Но без пшеницы им не выжить. К тому же мечтать о безболезненном решении проблемы было бесполезно; сейчас им нужно готовиться к худшему.

— Если прорастания будет мало, — сказала она, — нам придется привести во вращение всю гору.

Намеченное время уже давно прошло, а конференц-зал все еще продолжал медленно заполняться людьми, но Ялда не собиралась начинать, пока все сообщество не будет в сборе. Люди приходили со всех уголков «Бесподобной», и многие из них еще ни разу не предпринимали подобного путешествия в условиях невесомости.

Ялда стояла у входа, приветствовала прибывших и вносила их имена в список. Фридо предложил заняться этим вместо нее, но Ялда настояла на том, чтобы извлечь максимальную пользу из представившейся возможности вновь встретиться лицом к лицу с каждым членом команды — какой бы короткой эта встреча ни была.

Теперь Фридо ждал в переднем ряду, цепляясь за веревки рядом с Бабилой и полудюжиной бывших механиков, работавших в дозирующих камерах. Ялда не смогла заставить себя встретиться с ним лицом к лицу, чтобы обвинить в недобросовестности. Она подозревала, что проблему с пшеницей Фридо держал в тайне, чтобы укрепить свои позиции и надеясь предстать перед экипажем эдаким героем, после того, как объявит о простом, биологическом решении, способном избавить всех жителей от голодной смерти — пусть и созданном стараниями Лавинио, но, тем не менее, разработанном под его покровительством, в то время как сама Ялда проявила в этом деле небрежность. Не приходилось сомневаться и в том, что решение с центрифугой он тоже был готов выдать за свое — если бы об этом зашла речь. Более того, Ялда помнила, что Фридо был членом группы, которая обсуждала возможности вращения «Бесподобной» на этапе разработки первых реальных планов в отношении горы. Достигнутый ими консенсус заключался в том, что ради кое-каких весьма неравномерных преимуществ в плане комфорта придется существенно усложнить навигацию и корректировку курса. Им и в голову не пришло, что гравитация может оказаться вопросом жизни и смерти.

Пол-склянки спустя список отсутствующих сократился до одного имени, от которого уже было никак не отделаться. Ялда кратко выразила собравшимся свою признательность, после чего представила им Лавинио, который объяснил, что именно ему удалось увидеть и какие эксперименты провести.

— По-видимому, в пшеничном зерне есть нечто чувствительное к воздействию гравитации, — неохотно заключил он. — После трех дней, проведенных в центрифуге, семена дают ростки, но их рост прекращается, когда перестает действовать сила тяготения. На полях укоренившиеся растения не погибли после остановки двигателей, поэтому мы будем пытаться увеличить период работы центрифуги в надежде найти тот момент, после которого сеянцы можно будет извлечь и пересадить в землю. Но нет никакой гарантии, что такой момент вообще может наступить до полного созревания растения.

Он отошел в сторону, и Ялда снова перебралась на сцену. Ухватившись четырьмя руками за веревки позади себя, и обозревая встревоженную толпу, она задумалась, что произойдет, если кто-нибудь воспользуется этой возможностью, чтобы отчитать ее за снисходительное отношение к саботажнику. Однако эти люди только что узнали о риске умереть голодной смертью; Нино же был давно побежденным врагом, который гнил в своей тюрьме неведомо где.