Старики пересели за круглый стол.

— Мой план такой, — сообщил ветеринар. — Немного попозже, когда он будет пить с нами кофе, тихонько подлить ему в чашку хлоралгидрата. Тогда он крепко уснет. Нельзя же допустить ребенка идти на такой риск.

— Я не вижу особенного риска для него лично, — возразил Линсей. — Но сдержать слово он должен. Могут быть неприятности, конечно; даже допрос… но ведь дела Роберта налицо: он действует бескорыстно, из лучших побуждений человека; к тому же это — мальчик. А если вы его обманом задержите, он будет мучиться и никогда не простит вам.

Найт спорил, Линсей не уступал. Наконец Найт вынужден был согласиться, что насилие невозможно. Он подозвал Роберта.

— Ну, так, — сказал Найт, — мы решили: иди в десять часов и делай то, что взялся сделать. Не думаю, чтобы теперь очень необходимо было твое участие, но быть там ты, конечно, должен.

— Только запомни, — добавил Линсей, — что в дальнейшем тебе лучше приберечь свои силы и стремления до более зрелого возраста. Ты останешься, какой ты есть, а преждевременные непосильные задачи тебя только утомят раньше времени. Итак, ступай к своим заговорщикам, чтобы проститься с ними. Надо ехать домой, учиться. Все это случайно прошло благополучно, что ты натворил; могло быть и хуже.

— Вы, дядя, не сердитесь! — спросил мальчик.

— Что ты, милый! Надо бы сердиться, однако, раз уж ты родился таким…

— Я приду ночью, — сказал Роберт, — не бойтесь за меня…

Он засмеялся и ушел, — нарочно раньше десяти, чтобы не волноваться и не волновать Найта, которому, конечно, трудно было дать подобное разрешение.

Между тем Рамзай, узнав о своем увольнении и опасаясь приехать к себе в фирму даже за расчетом и багажом, доверил это дело одному знакомому фотографу, чтобы тот переслал деньги и вещи, когда получит известие, по указанному адресу…

Ван-Рихт условился быть на месте, за стеной лечебницы, к десяти часам, как и Роберт. Он приехал в автомобиле, наняв и сговорив знакомого шофера, за большие деньги, по окончании дела гнать во всю мочь к глухому переулку, где похитители с Хуаном должны были выйти и пешком пробраться на судно, чтобы замести следы в случае погони.

Завидев въехавший на пригорок автомобиль, Рамзай, который тихо сидел с Робертом у стены, слушая его рассказ о дяде и возвращении домой, встал.

— Вот этот? — спросил Ван-Рихт, указывая на мальчика.

— Он самый.

— Ага! Но что же ему делать теперь?

— А я буду мешать погоне, — заявил Роберт. — Я, знаете, брошусь под ноги, буду сбивать со следа, кричать: «Бегите туда! Бегите сюда!».

— Вполне может пригодиться, — сказал Рамзай, — он находчив.

Между тем шофер перевел машину на улицу против лечебницы и стал так, чтобы не было подозрения.

Хуану было объявлено доктором, что он будет завтра перевезен в другой город и помещен там в лучшую лечебницу.

Лишь получив револьвер и записку от Рамзая, Хуан догадался, что Ригоцци что-то знает, и, вероятно, боится попыток освобождения.

Спрятав револьвер под матрас, Хуан стал ждать ночи. У него были часы. Без четверти час Хуан, вполне приготовясь, подошел к двери и позвонил.

Меринг, дежурный фельдшер, обязанностью которого было являться на звонки после двенадцати, звякнул ключом и, приоткрыв дверь, спросил:

— Что с вами?

— Головокружение, — сказал Хуан, — меня тошнит.

Меринг распахнул дверь и увидел револьвер, приставленный к его лицу.

— Маньяна… — прошептал Меринг, — что случи… я…

— Немедленно выведите меня, ведите тихо, без шума. Идите впереди. Я решился на все. Если закричите, — убью.

Фельдшеру жизнь была дорога: побледнев, однако кивнув головой в знак согласия, Меринг пошел впереди Хуана по светлому пустому коридору, к выходной двери. Сняв со стены ключ, он бесшумно открыл дверь.

Блеснули огни улицы; раздалась песня, стук экипажей.

Увидев, что дверь открылась, Роберт, сидевший в автомашине, не выдержал и крикнул: «Ура!»

Меринг, отскочив на тротуар, начал звать полицию. Перебежав мостовую, Хуан прыгнул в автомобиль.

Разговаривать было некогда. Шофер дал ход так быстро, что подскочившие из любопытства прохожие едва не были раздавлены.

Летя по заранее намеченным улицам, машина достигла переулка у порта. Здесь беглецы сошли и вскоре были на палубе «Кастора». Радости свидания сестры с братом, казалось, не будет конца… Инес расцеловала Роберта, целовали его и Хуан, и Рамзай, и Катарина, и Ван-Рихт.

Роберт радовался чужому счастью, но сам не был весел. Он еще охотно путешествовал бы, освобождал и искал клады… а ему надо было ехать домой.

Задумчивый вернулся мальчик в гостиницу. Оба старика ждали его.

— Ну, все сделано! — спросил Найт.

— Все… Не хотите ли леденцов?

Роберт вынул из кармана леденцы, протянул их Линсею с Найтом и вдруг неудержимо заплакал.

Надо было ехать домой, стать там маленьким, учиться, а ему так хотелось быть взрослым!..

— Не реви! — сказал Найт. — Смотри, пожалуй, ты спас Дугби от смерти, освободил Хуана, нашел клад, заплатил долги Вермонта… Сосватал Арету с Ретианом! Мало тебе?

— Как сосватал? Когда сосватал? — сквозь слезы спросил мальчик.

— Мистер Линсей, прочтите ему письмо…

— Я получил письмо от Вермонта, — сказал Линсей. Он прочел:

«Дорогой Линсей, приезжайте жить в ранчо — навсегда. Довольно вы работали. Я научу вас охотничьей и степной жизни.

Ретиан и Арета, должно быть, скоро уедут, женятся. Это Роберт сосватал их — на переезде через реку, когда крикнул: «Женитесь, пожалуйста!»

Где этот милый мальчик? Поцелуйте его.

Жду вас, когда хотите.

Ваш Д. Вермонт».
* * *

На другой день Звезда Юга с дядей уже плыл в Порт-Станлей.

Линсей поехал в ранчо «Каменный Столб». Там он и прожил до конца дней, с Вермонтом, Гиацинтом и Флорой.

«Кастор» через месяц прибыл в Испанию, и оба — Рамзай и Инес — начали работать в кино, а также и Хуан, который стал хорошим кинооператором.

Маньяна же, узнав обо всем, умер от злости, — его хватил паралич.

Вентроса освободили соседи только на второй день, когда стало подозрительно, почему квартира Беллы заперта двое суток. От стыда он переселился в другой город.

Белла и Катарина устроились мастерицами на фабрике искусственных цветов.

Ретиан и Арета стали жить в Монтевидео.

Жозеф и его сын здоровы. Они иногда приезжают к Вермонту.

Гопкинс умер от пьянства.

Бандит Пуртос был пойман за разбой в Пелотасе и осужден на семь лет тюрьмы.

Почти все они, каждый по-своему, вспоминают Звезду Юга, а он состоит с друзьями своими по приключению в переписке. Теперь он в университете, в Филадельфии; работает по изысканию лучшего средства для спасения людей от туберкулеза.

У Инес и Рамзая есть дети; одного мальчика зовут Роберт. И у Ареты и Ретиана есть дети: одного мальчика тоже зовут Роберт.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: