Выше мы видели, что главной нашей задачей является организация крупной национализированной промышленности. Но эта задача имеет свою внутреннюю сторону – вопрос о труде и его интенсивности. В период «военного коммунизма» рабочий класс в значительной степени играл роль резервуара организующих сил, которые «брались» на фронты во все возраставшем количестве. Оставшиеся поддерживались более или менее равномерно, независимо от того, выполняли они или не выполняли на деле свою производительную функцию. В результате, при общем понижении энтузиазма и работоспособности (от голода, истощения и т. д.), при росте мелкобуржуазных настроений и, следовательно, личных мотивов хозяйствования, получилось неизбежное падение интенсивности труда.

Mutatis mutandis (с соответствующими изменениями) здесь отчасти получилась такая же картина, как в сельском хозяйстве: отсутствие личной и групповой непосредственной материальной заинтересованности в производстве привело к падению производства; при наличии излишних, поддерживаемых государством с грехом пополам рабочих рук производственный эффект падал.

Отсюда с неизбежностью вытекало и средство лечения этого недуга: введение момента личной и групповой заинтересованности рабочих в выработке. Другими словами: необходимо было поставить снабжение рабочих в зависимость от количества вырабатываемого продукта. Это и дается тем или иным применением так называемого принципа «коллективного снабжения».

Принцип коллективного снабжения играет при этом двоякую роль: с одной стороны, он, давая стимул непосредственной заинтересованности, толкает рабочих к повышению интенсивности труда и к повышению, таким образом, производительного эффекта; с другой стороны, он становится рычагом качественного улучшения состава пролетариата. При его применении будет происходить постоянный отбор настоящих кадровых рабочих, которые и составят основной стержень крупной промышленности. И наоборот, мещанские, непролетарские элементы будут отсеиваться и распыляться, уходя в мелкобуржуазную среду. Реорганизованная и развивающаяся крупная промышленность будет иметь и соответствующий кадровый пролетариат.

Нам остается сказать, в целях полной ясности, несколько слов о «государственном капитализме» при системе пролетарской диктатуры. Мы лично считаем этот термин неправильным. Но так как дело не в терминах, а в «сути вещей», не в слове, а в понятии (а здесь в рядах партии нет никаких разногласий), то эту «суть вещей» необходимо подчеркнуть.

Государственный капитализм в его, так сказать, западноевропейском и американском значении есть доведенное до крайнего предела всемогущество буржуазии, когда производство сосредоточено в руках буржуазного государства. В таком случае собственником и верховным распорядителем всех средств производства является буржуазия в лице ее государства.

Когда пролетарское государство сдает в аренду концессионеру предприятие (т. е. при таком небывалом еще в истории случае, когда капиталист является арендатором у рабочего), собственником предприятия все время остается рабочий класс.

Из этого проистекает совершенно различный характер развития.

При государственном капитализме в настоящем смысле этого слова вся прибавочная ценность поступает в распоряжение буржуазного государства, т. е. буржуазии. При нашем «государственном капитализме» (концессия, аренда и т. д.) прибавочная ценность немедленно расщепляется на две части: одна поступает как прибыль в карман капиталисту; другая принимает форму долевого отчисления или арендной платы и поступает нашему государству, т. е. переходит в руки пролетариата.

Чем больше мы будем расти сами, тем более выгодные договоры мы будем заключать, тем больше будет пролетарская доля, которая, все увеличиваясь, в конце концов поглотит долю капиталиста. Это и будет конечной победой коммунизма. Тогда окажется, что иностранный капитал, помимо его воли и желания и несмотря на его волю и желание, сыграл в нашем общем хозяйстве роль «спеца», который помог вытащить из трясины колымагу советского хозяйства.

Государственный капитализм европейско-американской марки пролетариат должен сломать путем революции. Наш «государственный капитализм» изживется совершенно мирным путем, если мы только правильно выполним свой стратегический план.

Основные возражения, которые делаются иногда против нового курса экономической политики, основаны на непонимании всего «плана стратегической операции» и как две капли воды напоминают те возражения, которые некоторые товарищи («от них же первый есмь аз») делали против совершенно правильной тактики Брестского мира или которые делались против Брестского мира открытыми противниками пролетарской диктатуры.

Главным «возражением» являлся вопрос о «пределах уступок». Где кончается предел уступок? Если мы сдаем Минск, сдадим ли Смоленск? Или Москву? Ясно, что вопрос был нелеп. Пределы уступок не могли быть заранее определены: они зависели от конкретных условий. Лишь бы была возможность строить свои силы – вот как стоял вопрос.

То же и теперь. «Пределы» концессий, вплоть до фабрики и завода, нельзя определить. Ибо здесь можно сказать лишь в общем: база крупной промышленности и транспорта должна остаться непосредственно в наших руках, что не исключает передачи того или другого предприятия или территории концессионеру.

Вторым возражением было: мы переродимся. А враги говорили: идя на уступки, вы превращаетесь в партию германского империализма. Ясно, что это был вздор.

Но теперь рассуждают иногда так же: если вы делаете уступки мелкой буржуазии, тем самым вы превращаетесь в партию мелкой буржуазии. Если это так, то, напр., английское правительство, сделавшее уступки углекопам, является правительством рабочих или, по крайней мере, «общенациональным». Рассуждение не марксистское.

Конечно, мы находимся в опасном положении. Конечно, если мы не построим крупной промышленности, то тогда мы или переродимся, или будем свергнуты. Но мы построим на страх врагам нашу крупную индустрию. Пусть буржуазные «порядочные люди» смеются и предвещают нам близкий конец. Мы надеемся еще спеть над их могилой «вечную память».