Мартьянов Сергей Николаевич
Три камешка
Сергей Николаевич МАРТЬЯНОВ
ТРИ КАМЕШКА
Рассказ
Накануне Первого мая Батурин вместе с двумя работницами фабрики выехал на подшефную заставу. По совести говоря, ему не очень хотелось ехать. Собиралась компания, договорились после демонстрации махнуть за город, подышать воздухом, выпить на лоне природы. К тому же на своем веку он повидал такое, что границей его теперь не удивишь. "Пускай поедет кто-нибудь другой, помоложе", - отнекивался Батурин.
Но директор фабрики Халида Ибрагимовна Ахундова, женщина энергичная и властная, и слушать не хотела об этом.
- Да вы что, Михаил Иванович? - удивленно говорила она. - Кого же нам послать, как не вас? Вы человек бывалый, фронтовик, солдатам будет интересно вас послушать.
- Интересно! - усмехнулся Батурин, хотя напоминание о прошлых боевых заслугах и польстило ему.
- А как же? - настаивала Ахундова. Вы начальник отдела кадров, в курсе всех дел на фабрике. Кому же, как не вам, рассказать о наших людях, о наших достижениях?
Пришлось согласиться. Больше всего подействовал довод, что он единственный мужчина на фабрике, достойный возглавить делегацию шефов. Может, это и так: фабрика швейная и на ней работают почти одни женщины. А директор не хотела отпускать работниц одних.
- Вы уж там присмотрите за ними, - наставительно сказала она. - На границу едут. Как говорят, бедняка и на верблюде скорпион ужалит.
- Ничего с ними там не случится, - успокоил Батурин. - А вот головы им солдаты закрутят.
- Это не страшно. Может, женихов найдут.
"Не хватало еще, чтобы я сватом был", - недовольно подумал Батурин и всю дорогу напускал на себя строгость. В поезде читал газеты, нацепив на нос очки, а в машине, высланной за ними с заставы, торжественно и молчаливо сидел рядом с шофером. Девушек звали Марусей и Дусей, обе они прожили на свете столько, сколько один Батурин, были смешливы и казались ему на одно лицо. И в поезде, и сейчас, в машине, они болтали какую-то чепуху, а когда он оборачивался к ним - замолкали, переглядывались и прятали смешки в ладошки. Шофер-пограничник, красивый молодой парень, так и вострил уши.
- Далеко до заставы? - спросил у него Батурин.
- Не очень, - ответил шофер.
Слева от дороги виднелось море, хмурое, невыразительное, все в белых барашках, которые сверху казались застывшими. В небе клубились два яруса облаков. Верхние, светлые и легкие, стояли на месте, а нижние - косматые и налитые дождем - бежали на сушу. Зрачок солнца выглядывал то из-за одного, то из-за другого облака, пристально и сердито смотрел на землю.
Дорога была узкой. С одной стороны над нею поднимались отвесные скалы, из трещинок в них сочились подземные воды. По другую сторону, в зеленых чащобах, таились обрывы. "В случае чего, - по старой фронтовой привычке определил Батурин, - на дороге можно надолбы врыть. Ни один танк не пройдет".
В море, недалеко от берега, Батурин увидел неподвижно застывший катер. Вдоль мачты свисал зеленый вымпел.
- Сторожевой? - спросил Батурин.
- Да, - ответил шофер.
- Это хорошо...
- Страдают от жары ребята, - посочувствовал шофер.
Девчата притихли. Но пограничник был не очень-то разговорчив.
Неожиданно за поворотом возник полосатый шлагбаум. Возле него стоял пограничник с карабином в руке. Подняв шлагбаум, он подмигнул шоферу и отдал честь Батурину.
Маруся и Дуся тотчас же удивились: почему их даже не остановили?
- А зачем? - объяснил Батурин. - Вы еще только с поезда сходили, а он уже знал, что это Мария Светловидова и Евдокия Карпенко к ним едут.
Шофер уважительно взглянул на него и спросил:
- Вы что, на границе служили?
- Я, брат, ваши порядки понимаю, - отозвался Батурин.
Справа внезапно показались какие-то строения.
- Застава? - спросил Батурин.
- Да, - коротко ответил шофер.
- Ой, правда? - одновременно воскликнули Маруся и Дуся.
Они с любопытством разглядывали черепичные крыши, ажурную вышку, ровный плац. Застава стояла на берегу небольшой красивой бухты, вдоль которой широким полукружием протянулся пляж. Пляж был непривычно чист и пустынен, белый шнурок прибоя еще больше подчеркивал его девственную неприкосновенность.
- А это зачем? Обозначают границу? - показал Батурин на два высоких шеста, торчащих на пляже - один совсем близко, другой чуть подальше от воды.
- Так точно, - подтвердил шофер.
- Ой, мама! - крикнула не то Маруся, не то Дуся. - Значит та половина пляжа уже не наша и вон те горы тоже не наши?
- Не наши, не наши... - пояснил Батурин с ворчливой снисходительностью.
Двухэтажное оштукатуренное здание заставы походило на школу или колхозный клуб. Но в каменной ограде, опоясывающей постройки, зияли узкие амбразуры, а с внешней ее стороны виднелись огневые точки и ходы сообщения. "Крепко устроились", - отметил про себя Батурин.
На этом, пожалуй, кончались приметы, которые бы могли привлечь наметанный глаз бывшего военного. Во дворе было по-больничному чисто. Подметенные дорожки, подстриженные кусты, нарядные клумбы. Два уютных домика с верандами, еще какие-то постройки, одинаково побеленные, с огнетушителями на стенах. Кроме часового, двух-трех солдат, голых по пояс, и двух ребятишек, притихших при появлении машины, во дворе не было ни души.
Маруся и Дуся тотчас же принялись отряхиваться и причесываться, а к Батурину подошел большой белый кот, доверчиво потерся о штанину. Одна из девушек хотела его погладить, но кот в руки не дался и юркнул под машину. "Застава - родной дом пограничника", - прочитал Батурин на красном полотнище, натянутом над входом в помещение. Двери были распахнуты, виднелся темноватый прохладный коридор.
Ребятишки, диковатые и горластые мальчик и девочка, сорвались с места и, размахивая деревянными ружьями, с криками: "Стой! Руки вверх!" скрылись за углом казармы.
Но вот на крыльцо вышел высокий, сухощавый офицер с энергичным смуглым лицом.
- Майор Гусейнов, начальник заставы, - представился он и пожал руку Батурину, Марусе и Дусе. - Извините, что задержался. Звонили по обстановке, - и белки его глаз сверкнули какой-то странной, хищной улыбкой.
Несмотря на жару, он был в сапогах и зимней гимнастерке, туго перетянутой ремнем. Маруся и Дуся сразу заробели при нем, а Батурин отметил про себя его отличную строевую выправку.
Гусейнов пригласил их в канцелярию, расспросил как они доехали, потом повел в столовую обедать, показал заставу. Он оказался не таким уж строгим и страшным, любил шутку, и девчата снова осмелели и начали задавать вопросы.
- А почему у вас все двери открыты настежь? - спросила Маруся.
- Да как вам сказать, - уклончиво ответил Гусейнов. - Чтобы сквознячком проветривало помещение...
Маруся недоверчиво посмотрела на него, и тогда Батурин пояснил ей не очень уверенно:
- Это на случай тревоги. Так? - обернулся он к майору.
- Бывает и так...
- Ой, как интересно! - воскликнула Маруся. - А часто бывают у вас тревоги?
- Частенько...
- И нарушители идут, да? - переходя на шепот, спросила Дуся.
- Да идут иногда, но ребята у нас гостеприимные, чуть что, сразу на заставу приглашают, - и опять в глазах у него промелькнула хищная улыбка.
- А сколько вы их задержали?
- Евдокия, не приставай с глупыми вопросами, - одернул ее Батурин.
- Ничего, ничего, пускай спрашивают, - усмехнулся Гусейнов. - Только вот не помню точно, сколько мы их задержали, - обратился он к Дусе с серьезным видом. - Память у меня неважная.
Дуся покраснела, но ее поддержала Маруся:
- А как вы их задерживаете, расскажите. Ну, хотя бы, в последний раз?
Гусейнов снова улыбнулся.
- Ну что ж. Так и быть, расскажу. Пойдемте на берег.
Майор что-то негромко сказал дежурному, тот сбегал в казарму и принес начальнику бинокль и пистолет в огромной деревянной кобуре, которая сразу придала майору грозный, воинственный вид. Девчата опять присмирели, а Батурин деловито осведомился: