Ничто не предвещало беды. День, который перевернул всю жизнь Актис, изменил ее и превратил в бесконечную череду сменяющих друг друга и полных смертельных опасностей приключений, начался как всегда — буднично и беззаботно.

Девочка проснулась, когда веселый солнечный зайчик, проникший в узкое оконце под крышей, запрыгал на ее безмятежном детском личике. Зажмурив глаза, она еще несколько секунд оставалась во власти сна, но, вспомнив о своих многочисленных делах, которые обещал новый день, стряхнула с себя сон и сладко потянулась. Затем поднялась с мягкой козьей шкуры, лежавшей прямо на земляном полу, и, козочкой выскочив из дома, побежала к ручью.

На бегу, скинув короткий, сотканный из грубой шерсти хитон, она с визгом бросилась в освежающую прохладой воду. Купание было недолгим, и очень скоро дрожащая от холода девочка уже брела по берегу ручья, изредка нагибаясь, чтобы подобрать самые красивые камушки и спрятать их в укромное место. Как все девятилетние дети, Актис была любопытна и все, что встречала на своем пути, осматривала и изучала.

Эта незатейливая игра доставляла ей небывалое удовольствие. Девочке было забавно наблюдать, как маленькие ящерицы греются на солнце, гоняясь друг за другом, то, скрываясь в расщелинах камней, то, появляясь вновь. Из всех ползающих живых существ именно ящериц Актис любила больше всего. Они нравились ей своей беззащитностью и беззаботностью. Девочка знала, что они обладают чудесной способностью — оставлять свой хвост в руках того, кто попытается поймать их. Актис не раз хотела сделать это, чтобы удостовериться в таком чуде на собственном опыте, но никак не могла решиться, потому что ей каждый раз становилось до слез жалко причинять боль таким милым созданиям.

В воздухе становилось все жарче и жарче, и давно согревшаяся после купания девочка, наконец, отправилась домой. Подобрав по дороге одежду, она побежала к своей бедной хижине, взметнув босыми ногами золотистое облако пыли.

Небольшой крестьянский домишко, слепленный из крупных камней и глины, которую добывали у ручья, выше по течению, находился на возвышенности.

Рядом стояли пять или шесть таких же бедных хижин некогда большой деревни. Непрестанные несчастья, обрушивавшиеся на жителей этой местности, болезни, голод, а то и неожиданные стихийные бедствия оставили на этом богом забытом уголке земли лишь несколько женщин, трех детей, пять стариков и одного хромого, как Гефест олимпийский, мужчину, который не работал, а вел жизнь праздную и беззаботную, как все деревенские пьяницы.

Актис вбежала в дом, еще хранивший ночную прохладу, и блаженно растянулась на мягкой овечьей шкуре. В хижине никого не было, а девочке захотелось есть. Около очага она нашла горшок с козьим молоком, пресную ячменную лепешку и кусок сыра, Когда Актис уже доедала свой скромный завтрак, в дом вошла женщина средних лет с приятным лицом, сохранившим следы былой красоты. Увидев девочку, она приветливо улыбнулась:

— Как спалось, доченька?

— Хорошо, — ответила Актис. Вопрос матери несколько озадачил ее. — А почему ты спрашиваешь об этом?

— Ночью была такая сильная буря, что наш дом чуть не снесло, а ты даже не проснулась.

Актис рот открыла от изумления. Она знала, что бури и ураганы посылают людям боги, если те сделают что-нибудь нехорошее.

— А за что в этот раз боги обиделись на нас? — голосом, сдавленным от страха, прошептала она.

— Боги капризнее детей и иногда гневаются даже из-за пустяков. У какого-нибудь крестьянина сдохла любимая коза, и он распустил свой длинный язык, обвинив в своей беде Зевса, Посейдона или еще кого. А причем тут боги? — сама себя спросила мать. — Ни при чём. Разве они виноваты, что у кого-то сдохла коза? А их в этом обвиняют. Они, конечно, осерчали на всех людей, вот и послали бурю.

— Но ведь хромой Кастор каждый день ругает богов, — возразила Актис, — а землетрясения и ураганы бывают очень редко.

— У Кастора за спиной стоит Дионисий, — ответила мать. — А пьяниц он всегда оправдает перед Зевсом. Да и не станет Зевс обращать внимания на такого забулдыгу, как Кастор. — Говоря о Касторе, мать даже рассердилась. Она не любила пьяниц, потому что считала их лодырями, не приносящими никакой пользы. — Твой отец, когда был жив, пил вино только по самым большим праздникам.

При этих словах Актис вспомнила своего отца. Он погиб два года назад в сильный шторм, застигший его во время рыбной ловли. Вместе с ним тогда утонули еще двое мужчин из их деревни.

Это были самые черные дни в жизни Актис. Она до сих пор вспоминает их, как страшный сон. Над осиротевшей деревней стоял женский вой, тоскливый, как песня горного шакала. Женщины рвали на себе волосы, посыпали головы золой и посылали жестоким богам жуткие проклятия. А в воздухе стояла такая прохлада из-за приближавшейся зимы, что Актис, не имевшая никакой теплой одежды, простудилась, и чуть было не отправилась в царство Аида.

Древняя старуха Мирта уже хотела положить девочке в рот обол,[1] однако мать не дала ей этого сделать, надеясь до последнего. Видимо, само чудо спасло Актис, и она осталась жива.

Девочка мотнула головой, желая прогнать эти воспоминания. Она уставилась на мать большими черными глазами, подумала немножко, затем спросила:

— А что, козы уже перестали кормить своих козлят?

— Как ты догадалась?

— Сегодня ты уже второй раз приносишь молоко, — Актис кивнула головой на полный горшок, который мать, войдя в дом, поставила в угол с посудой.

Девочка знала, что каждый год, в начале лета, козлята взрослеют и уже могут обходиться без материнского молока. Молоко забирают люди, а козы становятся такими жирными и ленивыми, что пасти их не составляет труда.

Зато козлята!..

С козлятами дело обстояло совсем иначе. Вряд ли в мире существуют более непоседливые существа, чем они.

— С утра, когда ты еще спала, — сказала мать, поправляя растрепавшиеся после доения двух коз волосы, — я выгнала козлят из загона, и Пелий увел их на Белый Склон. Как только я испеку хлеб, ты отнесешь своему другу еду.

— А можно, я останусь с Пелием? — ласково попросила девочка, заискивающе заглядывая матери в глаза.

— Хорошо, — согласилась та. — Но только не будь слишком много на солнце.

Пелий, так звали тринадцатилетнего мальчика, был единственным другом Актис, и вдвоем они составляли все детское население деревушки. Правда, был еще один ребенок — дочка Кастора, но ей не исполнилось еще и года. Поэтому Палий и Актис довольствовались обществом друг друга во всех своих детских играх и забавах, вместе помогали взрослым и мало чем отличались от брата и сестры, хотя родства между ними не было никакого.

Сколько Актис помнила себя, столько она знала Палия. Он всегда был рядом, и Актис делилась с ним всеми своими радостями и печалями. И, хотя Пелий был гораздо старше ее и выше ростом, все равно он ни разу в жизни ничем не обидел ее, они даже ни разу не подрались. Мальчик учил ее лазить по деревьям и воровать из птичьих гнезд яйца, плавать в море и нырять за раковинами. Они часами возились в том месте, где ручей впадает в море, пытаясь руками поймать какую-нибудь рыбешку. И, если вдруг им везло, и добыча, затрепыхавшись, оказывалась в детских ладонях, ребята с гордостью несли ее домой, завернув в предварительно намоченную одежду. Так проходило их беззаботное детство. Они росли, согреваемые средиземноморским солнцем, которое было таким ласковым весной и в начале лета и таким суровым и знойным, потом почти до осени, когда наступает пора собирать виноград.

В ожидании, когда мать испечет хлеб, Актис вся извелась. Чтобы время шло быстрее, она пыталась занять себя делом.